4 сентября Н.М. Потапов удостоверил, что «все служащие ходят голодными и многие совершенно сломленными от голода, за невозможностью на получаемое содержание даже прокормиться, как следует, не говоря уже о том, что его не хватает на удовлетворение прочих потребностей»[956]. Вопрос решили только 9 сентября 1918 года, увеличив денежные оклады служащих в 1,5 раза[957]. Но обесценение денег уже «съело» прибавку. В связи с этим 14 ноября части сотрудников Наркомвоена – служащим ВГШ и ЦУС – предоставили красноармейский паек. При этом Л.Д. Троцкий разрешил выдавать такой же паек и остальным служащим. Но – за плату[958].
Частично потребности служащих центрального военного аппарата в продуктах питания удалось удовлетворить за счет организации закупок продовольствия. Так, в начале сентября 1918 года уполномоченному Совета ГАУ Н.П. Костову было поручено закупить 530 пудов масла и сыра «для служащих ГАУ, среди которых от недоедания начались массовые цинготные заболевания, нарушившие правильную работу ГАУ по снабжению фронта предметами артиллерийского снабжения»[959].
Советской власти также пришлось озаботиться решением вопроса о пенсионном обеспечении работников центрального военного аппарата, при том, что новый закон о пенсиях еще не приняли[960].
Всё это, разумеется, не стимулировало желания военспецов служить в советском военном ведомстве. А ведь существовали и другие – не менее, а то и гораздо более весомые факторы: усталость от воинской службы, идейные соображения, наконец, страх перед возможной карой за службу «красным». Возникшие проблемы предстояло решать руководству Наркомата по военным делам.
Глава 2«Та же свинья, только в новом мешке»: укомплектование аппарата Высшего военного совета и Наркомвоена профессиональными кадрами в марте – октябре 1918 года
Начатое еще при прежнем руководстве Наркомвоена сворачивание подразделений бывшего Военного министерства фактически завершилось. Более того, анализ численности старых служащих аппарата показывает, что в марте – июле 1918 года была реформирована, по сути, лишь верхушка центрального военного аппарата – служащие его старых структур после реорганизации стали служащими новых.
Так, например, обстояло дело с преобразованием Канцелярии Военного министерства (Кавоми) в Управление делами Наркомвоена. В направленном во Всебюрвоенком и переадресованном затем Л.Д. Троцкому «Докладе с обозрением политического положения в б[ыв]. Канцелярии Военного министерства, в Закон[одательно]-финан[совом] упр[авлении] при Воен[но]-хоз[яйственном] сов[ете] и в Упр[авлении] делами этого Совета»[961], датируемым серединой апреля 1918 года. Докладчик в документе не назван (копия доклада направлена Всебюрвоенкомом Л.Д. Троцкому).
Член РКП(б), председатель Комитета солдат и низших служащих подробно охарактеризовал процесс этой реорганизации. По его наблюдениям, «реорганизация» Кавоми и аппарата Особого совещания по обороне государства в ВХС фактически свелась к переименованию с сохранением прежнего кадрового состава и порядков. В результате, – по словам докладчика, – получилась «та же свинья, только в новом мешке»[962]. Хамский стиль доклада свидетельствует не только об усилиях высшего офицерства по сохранению кадров бывшего Военного министерства, но и о потере низшими служащими элементарных понятий о субординации – тем более что фразеология свидетельствует о высоком образовательном уровне автора документа. Это, очевидно, насторожило даже членов коллегии Наркомвоена М.С. Кедрова и Э.М. Склянского: они не поддержали планы комиссии «низших служащих» провести почти 50-процентное сокращение военных чиновников Управления делами ВХС. Вместо этого руководители Наркомвоена предоставили руководству управления самостоятельно решить вопрос о порядке сокращения[963]. В результате при утверждении новых штатов «на открывшиеся вакансии вернулись уволенные (вследствие сокращения штатов) бюрократы и были приняты даже чиновники других учреждений, уволенных по тому же случаю. Чтобы не было безработных среди «своих» людей, были изобретены разные должности и даже отделы в учреждениях»[964].
Доклад явно заинтересовал Троцкого, о чем свидетельствуют его многочисленные пометы. При этом нарком явно проигнорировал один из основных «идеологических» пассажей докладчика: «Не может человек, по убеждению кадет или близко к октябристу, справедливо рассудить дело при социалистических порядках: у него правовое понятие, совершенно противоположное духу времени и существующего правительства» (это заявлялось в связи с оценкой «политического облика» юрисконсультов, оставленных в штате Управления делами). Единственное, чего в итоге удалось добиться представителю «низших» служащих – удаления в конце марта 1918 года В.И. Сурина с поста начальника Кавоми[965] (впоследствии он возглавил Канцелярию Военного министерства в правительстве А.В. Колчака)[966].
Как отмечено выше, аппарат Высшего военного совета изначально был укомплектован военными специалистами. В нем служили – 7 генералов (1 генерал-лейтенант и 6 генерал-майоров); 11 полковников, 2 подполковника, 2 капитана и 1 подпоручик: 13 из них окончили Николаевскую академию ГШ (причем 10 из них были причислены к корпусу офицеров Генштаба); 5 – Артиллерийскую, Военно-инженерную и Интендантскую академию. Еще двое были слушателями академии ГШ.
О значении, которое уделялось профессионализму собственных кадров Высшим военным советом, свидетельствует постановление Совета от 3 мая 1918 года по вопросу о двойном увеличении окладов четырем чинам для поручений Генерального штаба при начальнике Оперативного управления Высшего военного совета против утвержденного в ВХС. Начальник Оперативного управления Высшего военного совета Н.А. Сулейман докладывал военному руководителю, что задачи управления, связанные с решением «военных вопросов в широком государственном масштабе», непосредственно решают помощники начальника управления и чины Генерального штаба, состоящие при Управлении для поручений, причем в отсутствие начальника управления замещают его помощники соответственно своим специальностям – оперативной и разведывательной. Н.А. Сулейман подчеркнул, что число штатных сотрудников Оперативного управления крайне ограничено и что в управление возможно привлечение лишь высокоопытных профессионалов – «или уже откомандовавших полками, или прошедших хорошую школу в больших штабах»[967].
В июне 1918 года, т. е. через три месяца после создания, в штате Штаба Высшего военного совета состояли уже 23 военных специалиста. Все они замещали руководящие должности[968].
Во Всероссийском главном штабе в мае – июне 1918 года одним из двух военных комиссаров стал левый эсер (бывший полковник) А.И. Егоров, вторым – большевик И.И. Безансонов (Бессонов). Первый начальник ВГШ Н.Н. Стогов постоянно высказывал им свои сомнения в возможности создания массовой регулярной армии на началах, провозглашенных большевиками (т. е. на началах добровольчества – еще до объявления первых призывов)[969].
А «Совет ВГШ», докладывал 19 июля в Наркомвоене И.Л. Дзевялтовский, в своей деятельности старался «обособиться от [военных] комиссаров». По наблюдениям Дзевялтовского, сделанным им почти за месяц, этот «Совет Всероглавштаба» сам не был сторонником «живой и энергичной работы» на благо Советской власти и в дело создания Красной Армии не то что не верил – наоборот, считал цели военного ведомства «иллюзией»[970]. Совет ВГШ, – продолжал Дзевялтовский, – рассматривал «Советский строй как временный, и высказывал предположение, что большевиков ждет та же участь, что и Керенского».
Н.Н. Стогов вообще рассуждал об этом совершенно открыто, причем его примеру следовали «в большей или меньшей мере начальники управлений, а за ними и весь низший состав». «Вновь созданные» (а на самом деле переименованные старые) управления Всероглавштаба напомнили Дзевялтовскому ноябрьский саботаж государственных служащих – «только он принял законные формы, явно о нем не говорят и открыто [с ним] не борются».
Ситуация изменилась 24 июня, когда вместо Егорова военным комиссаром ВГШ был назначен сам И.Л. Дзевялтовский. Игнатий Людвигович, которому офицерское прошлое не мешало быть противником полноценного использования военных специалистов, искренне верил в военный потенциал низших служащих. Естественно, это не могло не вызывать противостояния в руководстве Всероглавштаба. Дзевялтовский понимал роль Всероглавштаба «как руководящую и направляющую деятельностью всех управлений, работа которых направлена на быструю и энергичную организацию Рабоче-Крестьянской Красной Армии»[971]. 19 июля 1918 года И.Л. Дзевялтовский даже доносил Л.Д. Троцкому[972] о контрреволюционном облике начальника ВГШ Н.Н. Стогова. Дзевялтовский писал: ВГШ «до сих пор» плохо справлялся с поставленной задачей, более того – «Создание Красной Армии нисколько не выиграет от присутствия Штаба», так как «можно с уверенностью сказать, что до сих пор Штаб не оказывал влияния на Красную Армию». А Н.Н. Сто