Часть вторая
…Уж в вышине недостижимой
Сияет двигателя медь…
Там, еле слышный и незримый,
Пропеллер продолжает петь…
Потом — напрасно ищет око:
На небе не найдешь следа;
В бинокле, вскинутом высоко,
Лишь воздух — ясный, как вода…
А здесь, в колеблющемся зное,
В курящейся над лугом мгле,
Ангары, люди, все земное —
Как бы придавлено к земле…
Глава 1Исхода нет
— О, здравствуйте, красивая! Не надумали насчет гороскопа? — Еще издали приветствовал ее молодой астролог, по-прежнему сидевший за своим компьютером в зале ожидания.
— Отстаньте от меня, пожалуйста, Пикассо.
— Неприятности?
— Наоборот. Безбрежное счастье.
— Да ну! Незаметно что-то.
— А вы вглядитесь повнимательней! Вы же художник. — Маша растянула губы в вымученную, механическую улыбку. — Ну как, теперь заметно?
— Очень живописно. Прямо Мона Лиза. — И компьютерщик вдруг добавил серьезно и сочувственно: — А ведь я правда могу вам подсказать, когда ваши беды закончатся.
— Зачем? — равнодушно ответила девушка и пошла своей дорогой. Она-то знала твердо: беды не закончатся никогда. Возможно, жизнь преподнесет какие-то локальные, кратковременные взлеты, но за ними, как обычно, последуют падения. Все вращается по замкнутому кругу. Да ведь и на экранчике у этого симпатичного паренька тоже изображен круг — зодиакальный.
Вверх-вниз. Колесо судьбы. С одной только разницей: падать становится с каждым разом все больнее.
— Машенька, вы занесли новые поступления в каталог? — Директор районной библиотеки Вера Петровна была, как всегда, оживлена и полна энтузиазма.
— Зачем? — апатично отозвалась Мария, думая о своем.
— Как это — зачем! Я вас просто не узнаю, Машенька! Всегда были нашим лучшим сотрудником. Можно сказать, вся наша книжная сокровищница держалась на вас!
— Какая там сокровищница… Больше похоже на склад никому не нужной макулатуры.
— Мария Николаевна! — Вера Петровна в ужасе схватилась за свои грязно-серые седины. — Как! Вы! Можете!
Маша спохватилась:
— Простите, пожалуйста. Я не хотела вас обидеть. Сейчас все зарегистрирую. Не волнуйтесь, Вера Петровна.
В самом деле, зачем она огорчает пожилую женщину? Знает же прекрасно, что у нее никого и ничего нет, кроме этой библиотеки, которую директриса собирала собственными руками, буквально по книжечке.
Вера Петровна, задетая за живое, теперь долго не успокоится:
— Что значит «не волнуйтесь»?! Как я могу не волноваться? А если войдет любознательный читатель и спросит: «Нет ли у вас какой-нибудь новинки по уринотерапии?» Что мы ему ответим? Новинка-то есть, но, пока она не задокументирована, мы не имеем права выдавать ее на руки!
Единственным способом восстановить ее душевное равновесие было проявить интерес к обсуждаемому предмету. И Маша, подавив зевок, спросила:
— Что такое уринотерапия?
— Как! Вы не знаете? Это же чудо из чудес, лечение мочой!
— Смазывать ожоги?
— Если бы только ожоги! Если бы только смазывать! Необходимо ее пить!
— То есть… как — пить? — опешила Маша.
— Как пить? Регулярно. Лучше всего натощак.
— И что будет?
— Все, что душа пожелает! Полное омоложение организма! Лично я теперь каждый свой день начинаю с этого напитка жизни! И чувствую себя юной и бодрой!
Маша невольно оглядела свою начальницу и тут же деликатно отвела глаза. Землистого цвета лицо, изрезанное частыми морщинками, блеклые старческие губы, мешки под глазами. Ощущение юности явно было у Веры Петровны чисто субъективным. Однако разочаровывать старушку не хотелось.
До какой же крайности, до какой тоски дошел, должно быть, человек, если ищет выход в этой мерзости с наукообразным названием «уринотерапия»! Иные от отчаяния хлещут спиртное, а Вера Петровна и того чище — мочу. Что ж, пусть пьет, раз ей от этого легче. Как говорится: чем бы дитя ни тешилось… Бедное постаревшее дитя…
А ведь, если вдуматься, Машу Колосову ждет та же участь. Все знают: директриса — старая дева. О том, что Маша такая же, здесь, в библиотеке, пока не догадываются. Но скоро этот печальный факт выплывет наружу, в женском коллективе подолгу хранить тайны не удается.
Словом, Вера Петровна — Машин товарищ по несчастью. Надо бы ее хоть немного поддержать. Легко ли всю жизнь бодриться в одиночку?
— Так вот в чем секрет, — сказала девушка, стараясь придать голосу как можно больше искренности. — А я-то думала, вы купили какой-то иностранный крем или лосьон. Потрясающий косметический эффект!
— Конечно, — гордо согласилась начальница. — Моча — лучшая косметика. Стопроцентно натуральная, тут уж подделок быть не может. И к тому же бесплатная, что при наших окладах, согласитесь, немаловажно.
— Что верно, то верно, с такой зарплатой не разбежишься. — Хорошо, что хоть в этом вопросе не нужно было кривить душой.
— Попробуйте и вы, Машенька! А то, я замечаю, у вас в последнее время упадок сил. Похоже на весенний авитаминоз. Попейте! Воспрянете духом, вот увидите!
— Спасибо, Вера Петровна. Вы очень внимательны. Действительно… весенний авитаминоз. К счастью, весна уже кончилась.
— Весна, весна, пора любви! — прощебетала одинокая старушка. — Любовь — это замечательно, но, знаете ли, обессиливает. Я всегда так сочувствую влюбленным… Они выглядят такими изможденными!
Начальница глянула на Машу с подозрением:
— А вы, милая, случайно не…
— Я случайно не!.. — Мария так решительно тряхнула головой, что едва не уронила очки. — Стараюсь сберегать силы для… любимой работы, для нашей книжной сокровищницы!
Вера Петровна не уловила горькой иронии, прозвучавшей в ответе подчиненной:
— Правильно! Так держать: в магистральном русле кипучей действительности!
— Так и держу. В русле.
— Знаете, что я решила? — с пионерским задором сообщила директриса. — Поделюсь-ка секретом «живой воды» с нашей юной коллегой Александрой! Меня не проведешь, я-то замечаю: Сашенька весьма интересуется секретами красоты. У нее в портфельчике — представьте себе! — вместо книжек много-много макияжа! А разве можно портить молодую нежную кожицу ядовитой зарубежной химией?!
— Поделитесь с ней, Вера Петровна, — кивнула Маша, которую разговор уже достаточно утомил. — А я тем временем дополню каталог. Кто, вы говорите, автор этой новинки?
— Поль Брегг!
— Француз?
— Вполне возможно.
— Французы не дураки.
«Жаворонок, милый жаворонок! Жаворонок, ощиплю тебя! Ощиплю тебе я хвост, ощиплю тебе я хвост…»
А Вера Петровна уже ходила по залам, заглядывая за стеллажи и выкрикивая:
— Са-ша! Алексан-дра!
Невдомек было наивной старушке, что малышка Сашенька, запершись в подсобке, целуется сейчас с длинным нескладным парнишкой. И бедный юнец вдохновенно слизывает с ее губок макияж, не задумываясь над тем, сколь ядовита эта яркая зарубежная химия.
Маша не стала выдавать Сашеньку, хотя видела, как парочка, воровато оглядываясь, юркнула в дверь подсобки, и слышала, как повернулся в скважине ключ. Смолчала не потому, что оберегала Сашеньку от неприятностей, а оттого, что не хотела лишний раз травмировать Веру Петровну. Впечатлительная директриса была бы шокирована неуважительным отношением к книжной сокровищнице…
Хотела бы Мария оказаться сейчас на Сашенькином месте? Возможно. Но только если бы вместо нескладного парнишки был…
Нет, нет!
Нужно забыть о Соколове раз и навсегда. Влюбленность обессиливает и вызывает упадок сил. Она вредоносна, как весенний авитаминоз…
Итак, каталоги и формуляры. Названия и авторы. Выходные данные, картотека, журнал регистрации.
Помимо Поля Брегга поступили новые поэтические сборники.
Кто сейчас читает стихи? Да никто. Люди предпочитают дешевые бульварные романы. Мужчины — детективы и «крутую мочиловку», женщины — «про любовь». А подростки и вовсе берут книжки в руки лишь по мере необходимости: в основном просят произведения из школьной программы. В свободное же время их больше привлекают видеофильмы да компьютерные игры. Есенин и Цветаева мало кого могут заинтересовать…
А вот надо же, издательства упорно продолжают их печатать. Спрашивается: для кого? И для чего?
Разве что для гадания. Маша вспомнила, как в детстве, в летнем лагере, девчонки раскрывали книжку наугад, тыкали в страницу пальцем и получали якобы самый правдивый ответ на мучивший вопрос. Что, если попробовать и сейчас?
Она не глядя вытянула из стопки новых поступлений первый попавшийся томик. Раскрыла где-то посередине.
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала.
Аптека. Улица. Фонарь.
Какое точное попадание. Такая же цикличность, как в Машиной жизни. Как видно, Александр Блок тоже страдал от весеннего авитаминоза и ведать не ведал, что от этой унылой болезни однажды придумают простое и чудодейственное средство — курс уринотерапии!
Какое счастье, что поэт ничего не узнал об изобретении находчивого француза Поля Брегга. Иначе не родились бы стихи, столь созвучные Машиному настроению.
«Все будет так. Исхода нет». И надо методично заполнять однообразные графы картотеки. Строчку за строчкой, день за днем, месяц за месяцем… всегда.
Но как заставить себя этим заниматься, когда из подсобки доносится возня, и приглушенные голоса, и еще какие-то звуки… А, это посыпались с полки неосторожно задетые книги… Похоже, подбирать их никто не стал. Бедные влюбленные! Они всегда такие обессиленные!
Глава 2Обновка
Пятое июня, пятница.