Он бросился к жене, засуетился вокруг бестолково, бессвязно лепеча:
— Началось? Но ведь еще неделя осталась… Еще рано…
— Засеки время, — попросила Маша, когда боль наконец отпустила.
— Восемь пятнадцать, — сообщил Иона. — А зачем?
— Если схватки нерегулярные, то это предвестники. Они бывают недели за две до родов, — объяснила ему Маша, словно несмышленышу.
— А… — протянул Иона и тут же бросился звать на помощь свою палочку-выручалочку. — Валера!
Добрый Карлсон последний месяц жил у них в доме. «В состоянии полной боевой готовности». Он примчался на зов и тоже уселся у кровати с часами.
— Ну что? — то и дело спрашивали они Машу, переводя взгляды с циферблата на нее и опять на часы.
— Ничего.
— Ничего?
— Абсолютно. — Она улыбнулась. — Ложная тревога.
— Двадцать пять минут… — пожал плечами Карлсон. — Наверное, предвестники…
И тут Маша вновь задохнулась от новой волны боли. Карлсон быстро положил ей на живот свою пухлую ладошку и нахмурился.
— Матка в тонусе…
— По-русски говори! — свирепо рыкнул Иона.
— Ну… напряжена… Сокращается, значит…
— И что?!
Схватка закончилась, и Карлсон опять уставился на часы.
— Подождем.
Теперь он насчитал уже пятнадцать минут… И еще пятнадцать…
— Регулярные… — ворчливо сказал он. — Собирайся, голубушка, поедем.
— Может, еще подождем? — испуганно глянула на него Маша.
— Я не акушер, я врач широкого профиля… Ого! Уже двенадцать минут! Все быстрее и быстрее… Пошевеливайтесь, ребята, успеть бы доехать…
— Я читала, что первые роды длятся восемнадцать часов… — робко возразила Маша.
— А я читал, что земля круглая, а вижу, что плоская, — парировал Карлсон.
— А ты палату заказал? — вновь нервно накинулся на него Иона. — Мы же не ждали раньше!
— Уже неделя, как заказана, оплачена, ждет-дожидается, — гордо отозвался Карлсон. — Это тебе не самолет, чтоб по расписанию летать.
Отдельная палата в Институте акушерства и гинекологии ждала свою пациентку в небольшом платном отделении.
— Кто из вас муж? — строго спросил врач в голубом халате и шапочке.
— Я… — тихо пролепетал Иона.
— Посторонним придется подождать здесь. — Врач кивнул в сторону холла с глубокими креслами.
— Он наш личный доктор, — отчаянно взмолился Иона.
— Все равно.
Валерий вздохнул и без споров поплелся к креслу. Иона отчаянно проводил его взглядом. Маленький толстенький Карлсон одним присутствием вселял в него уверенность. А в одиночку Иона совершенно растерялся. Маша стонет от боли, крепко сжимая зубы… тонкие пальчики с незнакомой силой стискивают ему запястье… А он стоит, как дурак, и не знает, что делать…
— Иди… — тихо выдохнула Маша. — Ты бледный…
— Нет, — твердо ответил Иона. — Я здесь буду. С тобой. Очень больно?
Он ласково поцеловал ее в лоб и поправил спутавшиеся пряди.
— Сестра, наркоз! — велел врач.
Маша собралась с силами и решительно мотнула головой.
— Не надо! Это вредно…
— Вам будет легче… Это газовая смесь… она притупляет схватки…
— Все должно быть естественно, — упрямо возразила Маша.
Она дала себе слово не кричать и терпеть до конца. «Ничего страшного… все женщины через это проходят…» — внушала она себе. Но все, что с ней происходило, было таким незнакомым, непонятным… И пугала именно неизвестность того, что же будет дальше…
Схватки становились все чаще и все сильнее, пока не слились в сплошную невыносимую боль. И Маша словно со стороны услышала вырвавшийся из ее груди истошный, какой-то животный вопль…
Иона держал ее за руку, гладил дрожащими пальцами лицо…
— Я с тобой… маленькая моя… держись, девочка… — бормотал он.
А жуткое чувство вины просто съедало его изнутри. Это он, скотина, виноват, что она так мучается… Негодяй… подонок… последняя мразь…
У Маши в глазах такой нечеловеческий страх, губы прикушены до крови, на лбу выступили крупные капли пота. Он струится по щекам, на подушке уже влажное пятно… А огромный живот колышется, будто его кто-то невидимый сотрясает изнутри мощными толчками.
— Иона… — шепчет Маша, находит на ощупь его руку и снова сжимает так, что даже на задубевшей коже моментально проступают синяки.
— Я здесь… — Иона еле ворочал пересохшими враз губами…
И тут Маша истошно вскрикнула, и животный, отчаянный вопль перешел в долгий чудовищный вой… Ее надутый тугой живот вдруг разом опал, словно сдулся… Лопнул?!
— Да сделайте же что-нибудь! — из последних сил выкрикнул Иона.
И голубые стены вдруг подернулись серой пеленой, яркий солнечный свет погас, и глаза его закрыла непроглядная черная пелена…
…Маша перевела дыхание и открыла глаза. Где Иона? На его месте стоит старая нянечка, обтирает ей лоб влажным полотенцем.
— Умница… Еще чуть-чуть…
Эта жуткая боль куда-то делась, теперь Маша чувствовала только, как с невероятной силой рвется из нее наружу то, что еще минуту назад было ее неотъемлемой частью… Оно стремилось стать самостоятельным, разорвать связующую их пуповину. Оно властно требовало своей собственной жизни. Еще один толчок, последнее усилие… Приятное облегчение разлилось по всему измученному телу. Маша приподняла голову и увидела на руках у врача крохотный, красный, сморщенный комок. Это ребенок? Ее ребенок?
Врач тряхнул маленькое тельце, ловко шлепнул по попке, и новорожденный человечек всхлипнул и огласил палату захлебывающимся отрывистым плачем.
— Красавица! — с одобрением сказала нянька.
«Какая же я красавица? — изумленно подумала Маша. — Такая страшная, растерзанная…» Но другие мысли тут же нахлынули беспокойной лавиной.
— Почему он так кричит? Он здоров? С ним все в порядке?
— Не он, а она, — поправила нянька.
— Почему?
— Так ведь доченька у тебя. Красавица… вся в маму…
— Как — дочка? — не смогла скрыть разочарования Маша. — А сын? Должен быть сын…
Она так мечтала о черноглазом мальчугане вроде того сорванца из дачного поселка. О маленькой копии ее Ионы… О Ванечке…
— За сыном в следующий раз приходи, — улыбнулась нянька. — Специально для тебя оставим…
— Где оставите?
— Прекрати свои шуточки, — строго велел няньке врач. — У человека еще шок.
Он помял Маше живот, посмотрел в лицо и улыбнулся:
— Мама у нас молодцом. Почти и не пикнула, можно считать. Великолепно справилась. А ты, Андреевна, лучше папашу подними.
Маша повернула голову. Иона сполз по стенке на пол и сидел так, откинув голову, с закрытыми глазами и страдальчески приоткрытым ртом.
— Вставай, герой, — хлопотала вокруг него нянька, тыча в лицо ваткой с нашатырем. — Совсем умаялся, рожаючи…
Врач презрительно поморщился.
— И зачем разрешили отцов на роды допускать? Все за заграницей гонимся… Уж сколько раз было: придет, весь из себя крутой… Жена рожает, терпит, а он хлоп в обморок. И не знаешь, к кому бросаться, кому помощь оказывать… Слабаки.
— Он не слабак, — вступилась за мужа Маша. — Он очень смелый.
Он летчик.
— Летчик-налетчик! — хохотнул врач. — Ну что, очнулся? Что ж ты так не вовремя катапультировался? Самолет без управления оставил?
Иона поднялся на ноги и смущенно взъерошил свой чуб:
— А Маша?..
— Жива твоя Маша. Дочку тебе подарила. Хочешь посмотреть? Заслужил за свои страдания…
Медсестра вынесла из соседней комнаты уже помытую и запеленутую девочку. Она смешно открывала маленький ротик, словно искала материнскую грудь. Личико было уже не красным, а нежно-розовым, а на темечке торчали взъерошенные, как у Ионы, но пшеничные, как у Маши, волосенки.
— Три пятьсот. Пятьдесят два, — сообщила сестра.
— Это что значит? — Иона отупел от непривычных ощущений.
— Первое — вес, второе — длина, — улыбнулся врач.
— Это хорошо?
— Просто великолепно.
Иона взял маленький комочек на руки, неловко поддерживая болтающуюся головку, и на него глянули совершенно осмысленные светло-карие глазенки.
— Интересно, о чем она сейчас думает? — спросил он вслух.
Весь медперсонал покатился от беззлобного хохота.
— Ну все, от счастья крыша поехала… — выдохнул сквозь смех врач.
— Она думает о том, что пора бы уже отдать ее маме. У нее все мысли сейчас в желудке сосредоточены. Десять минут человек на свете живет, а еще ни разу не поел.
Толстенький Карлсон нервно грыз ногти и качал ножками. При появлении Ионы он вскочил и с тревогой спросил:
— Что?
— Все.
Вид у Ионы был такой ошалевший и потерянный, что бедный Карлсон тут же предположил самое страшное.
— Иона… — сказал он как можно тверже. — Иоанн Алексеевич… мужайся…
А Иона расплылся в широкой улыбке и заявил:
— Друг! Я и так креплюсь из последних сил. Я мужаюсь… но ничего не могу с собой поделать… Представляешь, нам вместо мальчика подсунули девочку…
— И ты… — тихо пролепетал Карлсон. — Ты не рад…
— Да я просто счастлив! — продолжал мотать нервы этот негодник. — Вылитая Машка! — И он вскинул вверх большой палец. — Идем. Сам увидишь!
Маша устало откинулась на высоких подушках. Грудь непривычно ныла, но это чувство было приятным и сладостным. Маленький ротик жадно высасывал редкие желтоватые капельки молозива, а карие глазки уже закрывались… Дочка затихала на мгновение, засыпала, потом снова, словно спохватившись, принималась усиленно чмокать. Необыкновенная гордость переполняла душу. Она стала матерью. Она произвела на свет это маленькое существо… Вот теперь она действительно стала настоящей женщиной. Только теперь, и глупо было раньше думать об этом.
Толстенький Карлсон уже успел сбегать за цветами, и по всей палате, во всех вазах, бутылках, даже в ведре с водой топорщились огромные букеты. Розы, гвоздики, лилии, сирень, тюльпаны… Похоже, он скупил весь ближайший цветочный рынок. А в ординаторской ожидал врачей ящик шампанского. Вот закончится смена, и выпьют они с легким сердцем за нового человека, которому помогли явиться в этот мир.