Он взял из кучки Мирона череп, повертел его, разглядывая.
Раньше ему казалось, что череп — совсем как настоящий, а теперь… Вроде бы и кости иначе блестели, и на вес… Гипс?
— Лиза, на, подержи. Надо привыкнуть. Ты три верёвки уже связала.
Он сунул девочке череп, улыбнулся, увидев гримасу отвращения, пошутил:
— Мерзость, да? Не боись — гипс!
Лиза кивнула, морщась, взяла череп, брезгливо растопырив пальцы.
— Тебе главное кидать кучно, примерно в голову. Отвлечь. Шары им засыпать обломками черепушек, понимаешь? Дезориентировать. Просто кидай быстро и в голову. Когда я свалю первого, Илья и Мирон ухватят за ногу второго и не дадут ему меня прибить. А я забегу сзади и…
— И?.. — спросил Мирон, пристраиваясь рядом с Лизой.
Вот же мышь серая!
— И тогда хана им! — подытожил Вадим. — И мы узнаем, что это даёт — выход на волю, или переход на следующий уровень.
— А если — на уровень? — спросила Лиза, вздрагивая лопатками.
— Значит, что-то должно измениться и в игре. Хотя бы — еда и вода. Зачем-то же нас тут заперли? Значит, и еду должны дать. Хотя бы.
Мирон покачал головой:
— Я вот всё думаю: ну как так вышло, что нас никто не ищет? Наверное, вот чего, пацаны… — Он осёкся, глянул на Лизу. — Наверное, мы здесь всё-таки не настоящие. Шестой час — а нас нет. Родители уже с работы пришли, все телефоны оборвали. В центре этом паскудном — уже менты с собаками. Нас бы уже нашли. Нас или убили, или сняли с нас копии. Но как? Мы же не ложились ни в какие тренажёры?
— А если усыпили — и в капсулу? — перебил Илья. — Ну это… в игровую, как в кино?
— Тогда нас уже нашли бы в центре. В капсуле этой. Собаки же. Все эти фальшивые двери, может, и работают, но только не для собак.
— А порошок специальный, чтобы запах отбить? — Оказывается, Илья был упорный, если что втемяшилось.
— И чё? — фыркнул Мирон. — Есть куча людей, которые видели, что мы входили в центр и не выходили. Есть мама Лизы, в конце концов. Значит, или мы вышли… Да без «или»! Мы вышли оттуда! И мы уже дома!
— А… Э-э… — сказал Илья.
— Записали сознание? — Вадим поморщился. — На жёсткий диск? И будут гонять вот так, по кругу? Зачем?
— Изучают что-то. Игру новую пишут, к примеру. И тестируют на нас. Может, это вообще массово уже. Выбирают маленький городок, записывают сознания. Тестируют. Никто и не узнает про нас. Нас нет.
— Ну ладно, допустим. — Вадим кивнул. — А потом куда наши сознания?
— Не знаю. — Мирон брякнул цепью. — Уснём тут, и всё. И не проснёмся больше.
Вадим ощутил тяжесть под диафрагмой. Он знал, что там именно диафрагма, потому что ходил до седьмого класса в музыкалку.
Но диафрагма же не болит? А что там ещё? Желудок?
— Но есть-то почему хочется? — спросил он. — И пить?
— Недоработка программистов, — хмыкнул Мирон.
— Или нас всё-таки спёрли! — не поверил Илья. — Нету такого, чтобы это… Ну мозги записать!
— Класс! — Вадим поднялся на ноги. — Раз мы уже сдохли, значит, бояться нам нечего! За работу! Полчаса осталось! Перейдём на следующий уровень, а там — разберёмся. У любой игры есть конец. Выберемся отсюда. А потом найдём этих гадов, взломаем эту грёбанную игру! Мирон?
— А я — че?
— Игру взломать сможешь?
— Не знаю. — Мирон звякнул цепью. — А надо?
— Надо! — рявкнул Вадим зло. — Свобода козявкам и всё такое! Ну? Сможешь?!
— Я попробую… — растерялся Мирон. — Если найдём комп, или что-то типа…
— Отлично! Илья? Силовые решения на тебе. Плюс тактика: кого бить, чем и где!
Илья молчал, набычившись.
— Илья?
— Ну как бы… Ну, да, — промямлил он. — Цепь бы ещё снять…
— Снимем в процессе! Лиза? Вязать верёвки, кидать кости?
— Да я уже их хоть глодать… Так есть хочется… — пробормотала Лиза.
— Отлично! — через силу рассмеялся Вадим. — Убьём монстров и попробуем их съесть!
Глава 11
Господин Мнге прошёл сквозь рамку, давая слиться пяти копиям сознания, которые с утра действовали автономно.
Своё они отработали успешно: единый в пяти лицах, Мнге провёл урок у младшей группы, побеседовал с тремя десятками свеженаправленных в центр школьников, отобрал тех, кто подойдёт для дальнейших испытаний.
Для первого дня работы в новом городе это был неплохой результат. Он устал. Но рисковал ли он?
И есть ли среди отобранных сегодня детей тот, особенный, кто сумеет найти единственное и невозможное решение? Станет спасением для двух земных цивилизаций?
Сейчас необходимо решение, которое лучшие умы не в силах даже предположить. Нелогичное. Странное. В логике равных вторженцам нет, обычными путями их не победить.
Вторженцы были следующим витком эволюции. Обнажённым разумом. Существами без плотных физических тел.
Сгустками психической энергии, заключёнными в кокон личинки, звёздные ветры свободно несли их по Вселенной, и, рано или поздно, обитаемая планета попадала в этот поток. И тогда личинки начинали пробуждаться от сна, который мог длиться миллионы лет.
Личинки требовали меньше живой энергии, они первыми вступали в контакт с аборигенным населением, порабощая отдельных особей, питаясь их эманациями и накапливая силы для полного пробуждения вторженца.
Вторженцу было мало энергии одного симбионта, он создавал сеть в головах многих жертв, выступая их повелителем, кукловодом и фермером.
Образовав мощные разветвлённые сети и обеспечив себя питанием, вторженцы забавлялись тем, что стравливали своих рабов ради всплесков сильных эмоций. Заставляли их убивать друг друга.
Наиболее мощные вторженцы могли создавать гигантские сети из многих тысяч и даже миллионов особей. Этими же сетями они вели друг с другом разорительные войны. Устраивали геноцид чужим «фермам», захватывали друг у друга симбионтов и территории.
Симбионты сражались, как умели. Рано или поздно дело доходило до оружия судного дня — тектонического, климатического, ядерного.
Уничтожив планету, вторженцы окукливались и отправлялись дальше, гонимые звёздными ветрами. Невидимые, невесомые, спящие. Почти непобедимые для имеющих уязвимое физическое тело.
Но только почти.
Мнге задумался, соединяя пять вариантов памяти в один. Каких детей он искал? Смелых? Умных? Хитрых? Изворотливых? Дерзких?
Как определить в таких юных созданиях способность противостоять чужому разуму? Врагу, который маскируется в твоей собственной голове, забрасывая сознание страхами, обидами, вспышками гнева, злости, агрессии, насылая зависть, печаль, уныние?
Враг умён. Он знает, что глубоко «в душе» каждый из людей слабак, трус и предатель, способный на любую низость, лишь бы собственное брюхо было набито, а собственная жизнь могла продолжаться. Такова сила биологических инстинктов. А разум легко запугать, заглушить постоянным страхом.
«Ты — никто, ты — никому не нужен, кругом враги», — с этими мыслями пробуждающаяся личинка проникает в мозг жертвы. И слабый забивается в угол, а сильный берёт в руки оружие, чтобы защищать себя. Но не от личинок, нет. От соплеменников, в которых видит теперь только угрозу.
Не каждый способен ощутить, что невидимый враг внутри. Вступить с ним в схватку.
Но как угадать того из людей, кто будет бороться с обманом в себе самом?
Личинки умеют работать с чужими эмоциями, на то они и зародыши паразитов, первая фаза пробуждения твари.
Сознание жертвы открывается перед ними во всей своей неприглядности. Они видят самые сокровенные мысли симбионта, его слабости, знают то, в чём он боится признаться даже себе. Легко ломают то «разумное, доброе, вечное», что и делает человека человеком. Заставляют жертву сбросить тонкий налёт цивилизованности. Отключить тот небольшой разум, что удерживает людей от конфликтов. Вернуть их к первобытным реакциям — кровь за кровь, глаз за глаз.
Вторженцам, как воздух и пища телесным существам, нужна война. Нужен сильный эмоциональный поток с криками жертв и ликованием убийц, с волнами ужаса и агонии. Если Единственный не будет найден, мир людей обрушится в хаос.
Мнге должен найти решение. Рискнуть… Но как?
А что если вторженцы направят захваченные сознания людей на войну с остатками его родной цивилизации?
Ведь есть ещё исконная вражда их миров. Глубинная. Лежащая на уровне самых древних инстинктов. И преодолеть её пока невозможно.
Время людей ещё не пришло, они ещё не готовы признать других разумных равными себе.
Сорок тысячелетий назад учёные сочли, что цивилизация людей вошла в фазу оглупления. Люди были признаны слишком агрессивными. Контакты с ними были прекращены.
Сейчас разума в их мире с каждым веком становится всё меньше. Они временно остались без естественных врагов и будут пребывать в ступоре, пока новый и страшный враг не станет явным. Но время будет упущено, и люди проиграют войну.
Мнге знал. Его мир прошёл тот же путь.
Всё предсказуемо. Никто не виноват, что это случилось с людьми.
Их общество на текущем этапе теряет восходящий импульс, перемалывает тех, кто выбивается из рамок, несёт в себе некий потенциал нового и изменчивого. Обществу людей сейчас и так хорошо. Оно застопорилось. Оно сражается само с собой и не ведает, что вторженцы уже пожирают его изнутри.
Знали ли вторженцы, что этот плод созрел? А о том, что на Земле уцелели прошлые недобитки?
Может, они не стали даже учитывать их жалкие остатки?
Да и, казалось бы, что могут сделать тёплые? Показать личинок неподготовленным людям? Начнётся паника, которая только сыграет вторженцам на руку.
Чтобы успешнее жрать — им нужны сильные эмоции. Цивилизации, что могли бы, медленно угасая, кормить их многие и многие века, под властью вторженцев вспыхивали факелами. Войны, эпидемии, насилие и охота на ведьм… Это именно то, что нужно вторженцам, чтобы вылупляться из личинок и жрать.
Соплеменники Мнге помнили. У них всё-таки ещё оставалась память. И человеческие дети показались им надеждой, возможностью оказать сопротивление прожорливым ментальным тварям.