И вот опять хлопнула оконная рама.
Аида навещала деда Октавиана чуть ли не весь годок, приходила каждый раз точно в 16.00 и оставалась на два-три часа. Все соседи по каким-то приметам (по плиссированной трикотажной юбочке? по колыханию ее волнистых волос, которые приходилось повязывать перед выступлением? но уж никак не по значку со скрещенными шпагами) решили, что Аида – балерина (и внучка). Балерина едет, немедленно разносилась новость, едва только становилось слышным жужжание мотора в пятьдесят кубиков. Балерина, балерина, кивал головой и моргал Владица, как будто он на полигоне автошколы. Балерина, балерина, подтверждал Боби. Не тяните меня за язык, скромно высказывался по этому вопросу Раджа.
Итак, в один прекрасный день во дворе появилась Аида. Вышла из «дианы» Боби и потянулась. Из соседей при этом оказался только Раджа, и Боби счел своим долгом представить ей нашего знаменитого художника. Принимая ее обнаженную ручку, Раджа то ли в шутку, то ли всерьез предложил ей сделать бесплатную татуировку. И тут же нос Раджи превратился в нечто подобное лебединой шее. У меня краски в глазах померкли, от голоса Раджи чуть не расплакались небеса.
Лучше бы тебе вообще на нее не смотреть! так описал мне балерину сосед Раджа, когда я вернулся с прогулки по незавершенному пространству по ту сторону сухого канала.
Дед ощупал внучкино ангельское личико и приложил иссохший палец к ангельским губкам: чтобы не вздумала заговорить. Но ее рученька, тоже, естественно, ангельская, не вознамерилась (несмотря на дедову готовность) закрывать его усталые очи, а, напротив, поставила его в стартовую позицию обратной восьмерки, танцевальной фигуры, которую она сама сочинила. Так, так, приподнялся на цыпочках Боби. Дед застонал: О-о-о! И ему сразу же стало лучше. Если постановку в эту позицию придется делать реже (вы еще услышите об этой необходимости), то и тогда она не потеряет своего медикаментозного воздействия. Хотя говорили, что дед Октавиан больше никогда не спускался во двор.
Стало известно, что Аида разогнала малых и великих врачей с их плохими прогнозами и стенаниями по поводу отсутствия лифта.
Отсчитал мне перед входом новый лысый почтальон Славко мою инвалидную пенсию (миллион, сосед Раджа лузгал семечки и считал вместе с почтальоном), и прошептал: Много на что хорошее можно потратить пенсию, не только на врачей, в тот раз встретила меня эта Аида на мотороллере и сунула по всем правилам заверенную доверенность, и сказала, что впредь она пенсию господина Октавиана сама будет получать на почте. Такие доверенности она и раньше совала под нос коллегам в других районах. И не успевали коллеги позвонить в двери, как вместо старого и немощного дядюшки Йовы или дядюшки Джоки их открывала – она, и тут же коллегам под нос – доверенность. Вот это да! А ты, Раджа, продолжай дурачка из себя строить! Раджа перестал лузгать семечки. Должно быть, расписание у нее сильно напряженным стало, совсем тихо прошептал новый почтальон Слав-ко. Даже своему деду (господин Октавиан ей дедом приходится?) она не смогла бы помочь и внести его по блату в свое расписание (это ее слова, дядюшка Йова рассказал моему коллеге, как она его отшила, когда он попросил ее о сроке для себя, потому что она в самом деле подняла заботу о стариках на высочайший уровень). Пенсяры в очередь к малышке записываются. А она слабость к ним питает, я так понимаю, поскольку в каждом своего дедушку видит.
Значит, список!
Последнюю сплюнутую черную шелуху ветерок унес по улочке навстречу золотой и причесанной «диане», которая выезжала со стороны рынка с выключенным мотором, благодаря тому, что не была подвержена влиянию внешней силы, которая могла бы изменить ее положение: и вот уже из «дианы» Боби высунул голову в открытое боковое окошко, чтобы поздороваться. После чего сложив два (он поймал под черепом болтливого почтальона Славко отражение обеих глаз Раджи, стиснутых так, что могли ослепить) и два (был день выплаты пенсии), Боби попытался дымом сигареты выдуть застрявшую под дворником шелуху, после чего неспешно втянул голову в кабину. «Диана» совсем как опытная лошаденка сама направилась туда, где должен был находиться задний двор и импровизированная парковка, и остановилась в метре от канала, причем Боби даже не коснулся педали тормоза (а тем более ручного). Добрый день, сосед, приветствовала его, усевшись на капот, внешняя сила в лице босоногой г-жи Добрилы. Г-жа Добрила крепко сжимала в руке ручку базарной сумки на колесиках, и к тому же слегка управляла ее движением. Она отправилась за петрушкой и овощами по трассе, которую могла одолеть с завязанными глазами, и которая сейчас, в искаженной перспективе, была отмечена двумя ее тапками с помпонами, как вечными отпечатками ног на бульваре звезд. Ей никак было не слезть с капота, тепло которого благоприятно действовало на мочеполовую систему. С ушей Добрилы быстро испарялись ароматы примулы.
Связанная плотным расписанием, Аида каждодневные поначалу визиты к своему дедушке сократила до двух ежемесячных, 1-го и 15-го числа. О, в ансамбле не могли обойтись без нее. Дедушка должен был понять это. О да, да, да. Тем более, что пошли разговоры о продлении гастролей еще на один сезон, в связи с чем приходилось пересматривать репертуар. О да, да, да. К строению ее привозил на мотороллере длинный парень. Иногда на этой же самой «весне» Аида приезжала сама, когда у длинного намечался баскет, и Боби объяснил Радже (хотя тот его и не спрашивал) причины таковой дивергенции в смысле доставки Аиды к месту. Раджа объяснение проглотил. «Веспу» же и длинный, и Аида оставляли в каком-никаком холодке под деревом у скамейки, Аида снимала шлем, поправляла на бретельке значок со скрещенными шпагами, доставала из-под сиденья «весны» несколько груш, укладывала их в шлем, туда же сухарики, тетрапак с молоком, после чего хватала шлем за ремешок, как корзинку. (Дала от ворот поворот г-же Добриле, которая, как вы знаете, целый год снабжала деда Октавиана провиантом). И тут же бежала к входу, потом по ступенькам. Длинный (если он привозил ее) оставался ждать внизу. Время от времени проверял свечи или бензопровод, ощупывал царапину на бензобаке, уровень дождевой воды в треснувшем стоп-сигнале. Не упускал и возможности проверить, не осталось ли в багажнике под сиденьем грушки и для него. Надо же было ему как-то убить время.
Примерно месяца три с половиной тому назад Владица Перц, сидя на скамейке, потихоньку тыкал когтем в чертежи.
Я развалился в кресле, и до ушей моих донесся какой-то скулеж, временами перерастающий в неуловимую мелодию.
Сват на крыше дома-близнеца укреплял в гнезде расшатавшуюся от ветра антенну. В те дни дочурка Владицы, найдя себе какого-то таксиста-наркошу, сидящего на игле орангутанга с дурной татуировкой, Раджа видел его на выставке тату с молодой Перцевой оторвой – покинула семейное гнездо, стукнуло ей уже тъидцатъ, мать ее, и по’а бы ей уже, я б ее и в девъятъ бъягосъёовил бы. Рукой, которой не тыкал в чертеж, Владица вынул челюсть и принялся размахивать ей так, будто на нее налип плавленый сырок. Потом из шелкового нутра своего пиджака, из кармашка (что под внутренним карманом с документами) вытащил два ключа, один с золотой пятеркой в качестве брелока (из первого, оригинального набора брелоков), и второй, ключ от своей квартиры с золотой восьмеркой (из того же набора), и принялся звякать ими в контраритме, будто ему так или иначе надо было связаться с внеземным разумом, или, по крайней мере, с владельцем квартиры номер пять, этаж второй, господином Живковичем, с которым он полностью утратил контакт с тех пор, как тот появился тридцать лет тому назад (после первоначального периода гастарбайтщины) в родном городе, чтобы приобрести недвижимость на черный день, а возвращаясь на чужбину, чтобы оставаться там и по сей день, доверил ему ключ и все, что было им заперто, для присмотра и проветривания. И Владица поначалу исполнял свои обязанности самоотверженно, но когда в первый раз застал там свою девятилетнюю дочку, как она перед зеркалом превращается в какого-то ужасного монстра, готового убить за понюшку табака ради свободной хаты, вынужден был потерять ключ с таким прекрасным брелоком. И вот: не хватило у него сил встать между собственной кровинкой и ужасным монстром, но, по крайней мере, добился, и это хоть чего-то значило, что любовные страдания доченьки в пятерке мучили его только в ночных кошмарах.
И вот: позвякивание в контраритме помогло Владице – было ему это надо или нет – установить контакт (если то, что последовало, можно назвать контактом) с господином Живковичем. Вы это со мной говорите? перед Владицей стоял адвокат Гркович с дипломатом в руках, от имени нашего вышеуказанного спискалиста, явившийся сюда, чтобы произнести слова поддержки: Выдержите еще хотя бы немного натиск сцилл и харибд, которые возжелали стереть наши дома в прах и пепел. И тогда выступлю я. Владица встал, вернул челюсть на место, выкатил, насколько это было в его силах, грудь колесом. Скажите, пожалуйста, не является ли один из этих ключей тем, который, как я полагаю, является именно тем, о котором я думаю? адвокат Гркович любил при случае убивать одним ударом двух-трех мух, и вместе с Владицей – прежде чем зайти к деду Октавиану, который через симпатичную мадмуазель Аиду (с которой адвокат уже имел удовольствие) пригласил его, чтобы продиктовать завещание – осмотрел недвижимость господина Живковича. Главное, после краткого визита адвоката Владица Перц опять стал проветривать пятерку.
И как только Аида заскакала по лестнице к третьему этажу – грациозно, будто она тренировалась не только среди стен с зеркалами в рост, но и на крутых склонах со свежим горным воздухом, в компании диких козочек, да еще с изготовленной в народных промыслах плетеной корзиночкой, наполненной целебными травками и лесными ягодками (надо ве