Потеряли мы нашу Евицу! Потеряли мы нашу Евицу! Переспросили бы вы его – Какую еще Евицу? и не подумали бы, какого хрена открывали кому-то дверь в самое глухое время ночи?
Не могу надолго оставить ее в одиночестве, вздрогнул сосед Владица, словно опасаясь не застать жену там, где оставил ее. А пробку починю, как только рассветет, и исчез во мраке, оставив меня с ключом от моей кладовки в подвале как с бессмысленно перегоревшей лампой.
Спрашиваешь, сосед, как я себя чувствую? Как всякий внезапно умерший, сосед Владица часто моргал, опустив очки на кончик носа и что-то оценивая. Мою новую прическу? Уровень солидарности, который лучше всего демонстрирует прическа? Разделяющее нас расстояние? Первым должен был уйти я, а не она, мы с ней эту очередность установили еще в первый день нашей совместной жизни, раскачивался он, стоя на месте, раскачивался, раскачивался, пока не спровоцировал меня, поскольку деваться было некуда, прийти к нему на помощь, и он рухнул в мои объятия, раскрошив мне за шиворот устрицу и наутилус. Все теперь для меня кончилось, по виду, с которым сосед Владица раскорячился, когда я помог ему усесться на ближайший стул, по тому, как он, разувшись, подставил проветрить свои усталые ходули под тянущий по полу ветерок, страдая от душевной боли, которая ничуть не мешала ему живо шевелить пальцами на ногах, любой бы решил, что, по сути, все для него только начинается, и что это просто яркий портрет заводилы хоровода на отдыхе. Поднял с пола сандалию, последний ее подарок, и принялся прочищать ногтем дырочки на подъеме, то и дело поглядывая на то место, где слегка колебалось покрывало, натянутое над вмятиной в Евицыной половине брачного ложа. Мне же не оставалось ничего иного, как опять, словно одиннадцать с половиной лет тому назад, разглядывать плакат с балериной, или же подменить заводилу хоровода в раскладывании фигурного печенья. Сменив его, я отыскал среди устриц и наутилусов несколько морских коньков и звезд, попался и Пиноккио с отломанным носом, который никак не вписывался в общую картину, так что мне пришлось его украдкой съесть.
Мы должны сплотить ряды, учил меня какой-то неведомой хореографии заводила хоровода, колотя сандалией по колену. Я спиной чувствовал его взгляд.
Говорят, где-то имеется хореографическая нотация танца, в котором танцоры не только не движутся, но сбиваются в кучу так, что никто из них даже бзднуть не в состоянии. Мы должны сплотить ряды, в противном случае разлетимся в разные стороны, Владица, который мог вынести все что угодно, вы еще услышите об этом, такого уже не выдержал бы.
Распределяя печенюшки в соответствии с их формой по картонным тарелочкам, я еще раз глянул на босые соседские стопы, на его шевелящиеся волосатые пальчики, на сандалию в руках, на разбитую дверь кладовки размером примерно 200 на 60. Кто-то другой на моем месте, если бы он знал то, что я узнаю в связи с этой дверью, спросил бы моего соседа, просто в шутку, сообщил ли он о печальном событии дочери?
Ровно в девятнадцать ноль-ноль перед открытыми дверями дома Перцев объявилась их ближайшая соседка, г-жа Добрила. Владица обул сандалии. Потом пришел Боби, но прежде чем войти, поискал на площадке местечко, где можно затушить сигарету. Подошел Раджа, и Боби любезно пропустил вперед нашего известного художника. А ваша дочка? вымолвила г-жа Добрила. Она сейчас с матерью, упивался Владица ароматом примулы, веявшим с шеи Добрилы. Ей воду в коленках заморозили, Раджа мизинцем отобрал на картонной тарелке наутилуса. Угощайтесь, предлагал Владица собравшимся, оторвавшись, наконец, от женщины, украсившей печальное собрание, но никто, кроме Раджи, к печеньям не притронулся.
Наутро сосед Боби в три тура на своей переделанной под двухместную «диане» отвез на похороны соседки Евицы сначала меня, потом скорбящего, и в конце – г-жу Добрилу. Как он ни предлагал отвезти и соседа Раджу, тот вполне довольствовался такси, никак не мог ему Раджа простить (окончательно) тот желвак.
Кроме членов семьи и делегации от подъезда на похоронах Евицы больше никто не присутствовал. Единственная дочка с мужем (который все время дергался, поскольку счетчик в его таксомоторе продолжал отстукивать невероятные суммы, за которые кому-то придется заплатить) держалась в сторонке, ближе к могиле некоего Арпада, чем к материнской, а Раджа встряхнул волосами, увидев такое дело. Тот факт, что фланг делегации (который замыкал Раджа) в связи с появлением рабочих с лопатами вынужден был отступить к могиле Арпада, Раджа использовал, чтобы договориться с зятьком об обратном рейсе и заставить того прекратить дергаться.
С кладбища сосед Боби доставил нас в обратном порядке. Отвезет сначала соседку г-жу Добрилу, потом ты, отвел меня в сторону Владица. Я в третью очередь. Иди, и не спеши. Может, за мной и не стоит приезжать, мое место здесь, рядом с моей любовью. Когда мы остались вдвоем, Владица повис у меня на шее. И снова повторю тебе – мы должны сплотить ряды.
Душа моя, конца-края этому нет. Не знаю, что и сказать тебе. Теперь, когда наша рабочая комиссия собралась дать вам и «Демолирен групп» зеленый свет, я получила мейл сама знаешь от Кого.
Г-жа Добрила обнаружена с головой, закинутой за спинку кровати, абсолютно голая, с раздвинутыми ногами в венах толщиной в палец. В области пупка сжимала скрюченными ладонями свернутый в трубку спортивный журнал, заваленный коричневыми комками, причем более мелкие попали даже на кучу спортивной одежды, лежащей на полу. Из посиневших губ и ноздрей Добрилы высовывались полупереваренные бело-зеленые листья капусты и салата. Из ушей вытекало какое-то полуфотосинтезированное вещество, склеившее редкие пряди ее рыжих волос. Из контрастно белой вульвы Добрилы стыдливо выглядывала плодоножка и верхушка фиолетового баклажана, а из задницы – контур соцветия.
Настроение у меня падает. Мы теряем фору. Тут что-то нечисто. Если бы не это, то отправилась бы к доктору Сантовацу и потребовала бы больничный. К счастью, баран герр Живкович все еще сопротивляется!
Кстати, что скажешь насчет мейла? Талант! Думаешь, это верх его симпатий ко мне? И еще он мне сказал, что не станет предавать гласности (только этого нам не хватало), ссылаясь на какую-то смертоносную малазийскую или филиппинскую мошку, которой сегодня весь мир опасается, ты об этом слышала, она обожает гнездиться в кочанах капусты, после чего застревает глубоко в пищеводе потребителя такого овоща.
Как только я получила мейл, сразу побежала туда, и заметила, что в двустороннюю табличку, которую повесили ваши из «Демолирен групп», внесены некоторые коррективы. Это опять они? Похоже, они духом не пали.
Что-то мне в глаз попало, какая-то соринка.
Я вернулся с прогулки по ту сторону канала, и краешком глаза заметил соседа Раджу, как он, прислонясь задницей к выщербленному бетонному краю нашей скамеечки и смакуя рахат-лукум, разрисовывает очередное извещение, оплаченное союзом, на этот раз о смерти г-жи Добрилы. Крошки ванильного сахара слетели с подбородка соседа Раджи, когда он наклонился ко мне, щекоча ухо прядью своих волос. И линия его губ изогнулась вместе со всем его атлетическим телом, словно он хотел донести до меня мысль о том, что в данном случае важнее всего причина, о которой он ничего не в состоянии сообщить мне.
Г-жа Добрила поселилась в доме четыре года тому назад. Ей повезло, потому что предыдущий владелец квартиры номер семь на третьем, некий муниципальный чиновник – исчез. Порядок в его хозяйстве указывал на то, что он и сам предвидел возможность исчезновения. Главное, что родственники до самого конца подчеркивали дядюшкино здравомыслие, сами же они готовы были договориться обо всем. Так что, скажем, Добриле повезло отхватить эту квартирку, потому что осуществилось ее желание быть рядом со своим смертельно пострадавшим мужем – которому как признанному промоутеру местных ценностей в качестве вечного приюта досталась одна из семнадцати капсул в доме-близнеце, оставшихся после передислокации немецкого кладбища, что напоминает нам о том, о чем была речь ранее – и в смерти быть как можно ближе, пока она не присоединится к нему в доме-близнеце, где ее ждала оплаченная мужем соседняя капсула. Места ближе в этом мире было не сыскать.
Кстати, муж Добрилы Драгутин, ее единственный, мелкий и упрямый, сходивший с ума по футболу, под флагом любимых цветов, со значком самого яростного фаната, сопровождал свой обожаемый клуб во время всех выездов, во время одной из таких поездок в ближайшем Н-е оказался на грани полного нервного расстройства из-за череды великолепных сэйвов вратаря противника, которая завершилась изумительным отражением одиннадцатиметрового. Тогда-то Драгутин прицелился и попал ему в голову корнем сельдерея. Сельдерей он пронес на стадион совсем по другой, то есть, по медицинской причине: иные на стадионе грызут семечки, а он ради успокоения нервов грыз сельдерей. В давке, случившейся на южной трибуне после этого невиданного инцидента, его затоптали насмерть. В своем городе он удостоился капсулы, а в Н-е его пережило решение руководства местного клуба установить во всех проходах на стадион на самых видных местах табличку: ЗАПРЕЩЕНО ПРОНОСИТЬ СЕЛЬДЕРЕЙ.
Поначалу Добрила скучала по капсуле рядом с мужем, меньше всего заботясь о собственном здоровье, и сильно похудела. Часами в тренировочном костюме и кедах сидела на складном рыбацком трехногом стульчике в головах у капсулы Драгутина и, наслаждаясь роскошью, прежде доступной только фараонам, вместе с ним листала профильные журналы и читала последние новости с зеленых полей. Но со временем она стала замечать, что арена стадиона и дриблинг нападающих не будоражит Драгутина как прежде, хотя он в этом ей и не признался. Добрила слишком хорошо знала его. И продолжила, как и раньше, в спортивном духе сиживать на трехногом стульчике. Но как-то она стала все меньше скучать по капсуле и все больше считаться с собственным здоровьем, и внедрила в жизнь почти сакраментальный режим питания на базе сельдерея, и каждое утро после коктейля из святой овощной троицы – морковь-сельдерей-лук – по рекомендации знаменитого нутрициониста с Камчатки приседала на балконе и в своеобразной трофической молитве в течение пяти минут дышала правой ноздрей. Шею и виски натирала экстрактом примулы, хватала хозяйственную сумку на двух колесиках, и в домашнем халате и в тапочках с помпонами скатывалась вместе с сумкой по лестнице. Список растений, которыми она пичкала себя, становился все шире, потому что, вопреки всякой логике, список болячек тоже расширялся: вены на ногах в палец толщиной, вода в коленях, аллопеция: жалкие остатки волос, собранные в несколько длинных прядей, окрашенных в красный цвет, упрямо развевались по пути на рынок на малейшем ветерке, подчеркивая белизну Добрилиного черепа. Каждую субботу, возвращаясь с рынка, г-жа Добрила вынимала из прорези почтового ящичка свежий номер спортивного журнала. В квартире надевала спортивный костюм, обувала кеды и переходила в дом-близнец.