Внезапно сосед Владица отрывается от моей руки, наступает на ногу и падает в мои объятия. Хны-хны-хны. Уши навострились так, чтобы даже неопытный слухач мог по звукам определить форму и содержание (если для кого-то любовный зов летучей мыши дело совершенно привычное, то для другого он превращается в поступь ужасного войска с воздетыми обоюдоострыми мечами из вечного льда, атакующего вечный запретный золотой город). Шлеп-шлеп-шлеп, шлеп-шлеп-шлеп. Так не шлепает обувь, купленная по каталогу, хныкает сосед Владица, не показывая ни малейшего желания предпринять хоть что-то в связи с хныканьем, доносящимся с парковки, продолжая висеть на мне, а когда хенд мейд сигнализация затихает, испустив сама по себе последний хнык, он судорожно выставляет одно плечо, отчего делается еще тяжелее, и высасывает из меня дикую силу.
Никто не может сравниться с дщерью человеческой, любой, избегая ранения, уступил бы ей дорогу. Но не босоногий отрок. И он, такое ничтожное, простое дитя, шагнул навстречу дщери человеческой, волоча за собой по песку палку. И не посмотрел бы он на мычащую корову, которая бы в этот момент прошла рядышком, чертенок маленький, прекрасный как бог отрок, а не девица, хотя человек бы сказал – девица и бог, и зашагал по дунайскому песку как взрослый. Если бы человек повнимательнее присмотрелся, то заметил бы, что отрок не такой уж и маленький, а что касается его мужественности, то на теле уже просматриваются нежные мышцы, подрагивающие на ходу, пока он выступает по-царски, задумавшись, наверное, над чьим-то несчастьем, потому что все несчастья его самого миновали. Странные морщины омрачили его чистое и высокое чело от напрасных мыслей. И надулись его полные красные уста, и заулыбался он дщери человеческой, когда не более полуметра разделяло их, потому что видел он, что ее тетраэдрные лимфатические узлы защищали и его с того момента, как он, заглянув во тьму, впервые увидел ее (а с тех пор прошла целая жизнь) – появившуюся из пыли, которая, будучи следствием закономерного движения материи, каждые сумерки поднималась и опускалась с подобных облакам гор его родного края — вздрогнув при звуке первых капель дождя по тростниковой крыше амбара и звоне ботал в кошмарном сне (весь горел, объевшись после обеда недозрелыми дикими грушами) в небольшом стожке соломы. В амбаре он, кстати, выращивал пауков, и заснул, играя с ними. Теперь она сидела на половицах амбара в полуметре от него. Значит, могла ощупать его пылающий лоб, вместо того чтобы просто помахать ручкой перед глазами, чтобы убедиться, не ослеп ли он. На ее пальчиках и на носике, выделяющемся из мрака, в лунном свете сияли мелкие капельки дождя. И на этой боевой дистанции мальчик вытащил фломастер, который носил за поясом вместо шпаги, и тронул им ее меж грудей, чтобы проверить, какое встретится сопротивление. Она ответила ему той же мерой, но только чем-то ледяным и острым, отчего он сразу захихикал, и она угадала самую его чувствительную точку, и замычала: му-у-у. И не случилось потом ни ангарда, ни финта и купе, с помощью которого избегают мертвой точки и останавливают шпагу перед нанесением решающего удара, просто они скрестили свое оружие и начали колоть друг друга, бить, мычать и хохотать (дождь все усиливался) до тех пор, пока из-за ужина на столе, маминого ужина на столе он не поднялся с соломы, а она в тот же миг исчезла, будто до этого момента сидела на другом конце услужливых качелей, сооруженных с такой скоростью, с какой, возможно, создаются средства для увязывания и развлечения того, в чем нет жизни, исчезла в густых нижних слоях пыли – чтобы превратиться там в призрак. Перекусив на скорую руку, он опять рванул в амбар, куда это ты в такое время, да еще и под дождем? вынул отец трубку изо рта. В амбаре его встретило только слабое золотое сияние соломы да паук Божа, пеленавший муху. С тех пор вплоть до того времени, когда крестьяне, недовольные закупочными ценами на мясо и молоко, подчистую вырезали весь фонд крупного рогатого скота и пока в его родных краях не воцарилась призрачная тишина, он каждую ночь вскакивал с кровати, заслышав далекое мычание какой-то стельной страдалицы, горел, стонал, ледяной ветер хлестал его по всему телу, и преследовало его стадо скотоподобных грифонов с клювами, а он бежал от оглушительного топота навалившейся мошкары, пыли, мелкой травки, фотонов и кое-где застрявшими меж зернами песка животворными искрами, которые душили его, забивали нос и рот (непонятно откуда звучавший голос советовал ему сплюнуть) и щипали глаза (о чем он никому никогда и ни за что не рассказывал, и казалось, будто никто его вовсе не душил и не засыпал его глаза песком). Из-за всего этого ему наяву быстро осточертела популярная детская забава – хватать на бегу пеструшек за хвосты, чтобы эти героини сельской идиллии, возвращаясь с пастбищ домой, мычали во все горло, забава, во время которой он и его дружки с особым остервенением хватали за хвосты коров, которые, как было заметно по их дерганью мордами, еще не подпускали быков (за их разделение по этому признаку отвечал Сава).
И не сверкнула змеевидная игла под звездным ливнем, и не последовал за ней клинок. И тогда отрок тоже воткнул свою палку в песок и оставил ее позади себя. И взял дщерь человеческую за длань. И направились они вдвоем к смарагдовому челну, и ступили сверху в него, и уселись в нем словно на двух престолах. И исчезли в водах реки.
Хны-хны. И упал мой взгляд на пустую стеклянную поверхность рабочей половинки дверей, на порог у входа и вечный завет любви – на сердце, пронзенное стрелой. И показалось мне, что долго будем мы с соседом Владицей стоять тут, взявшись под руки, чтобы служить примером (тому, кто не боится выглядеть дураком, учащимся на примерах), и что недалек тот день, когда всех нас перемешают и перепутают, а сосед Раджа старой доброй прядью пощекочет мое ухо. Припоминаю еще, что он остался на кладбище после всех, чтобы посмотреть, что случится с его произведением, портретом бабки с веером и миской орехов, и планирует ли вообще хоть кто-нибудь прихватить его.
Может, будет у вас какое-нибудь предложение? обратился Раджа к какому-то марабу во фраке. Я, конечно, не Эль Греко, да и мы не в Толедо, но все-таки… Весьма сожалею, отозвался тот. Раджа отвернулся от марабу и обратился к следователю, который не хотел оставить художника совсем уж одного, и отвез его прямо к дому, поскольку Раджа нажаловался на зятька, который кинул его, не пожелав отвезти назад: Жена велела сказать тебе – пусть тебя домой Арпад везет! Молодец, блин, все слышит!
Под мышкой сосед Раджа держал свое произведение. Могу ли я взять пример с вас обоих, дорогие мои соседи? прошел с портретом мимо соседа Владицы и меня, вошел в подъезд и посмотрел на меня изнутри так, как минуту тому назад на меня смотрело его диаскопическое изображение.
А события продолжат нанизываться.
Стоим мы с соседом Владицей на том самом месте, где в ближайшее время первый режиссер (одновременно и оператор) кружка сейворговцев востребует нас для съемок десятиминутного фильма.
Говорят, актив сейворга – по сокращенной процедуре – выступит в защиту данного здания. Немалую роль в ускорении процедуры сыграет, и это следует подчеркнуть, Рудика (он же ассистент режиссера). Он столкнется с тем, что его тетка Маришка (всю ночь, вернувшись с презентации огнеупорной итальянской посуды, и кто знает откуда еще, просидела она на краешке кровати, где ее следующим утром, всю растрепанную ветром, говорю тебе, это ветром, и застал племянник) начала, кроме глаз, и ногти раскрашивать какими-то нюансами, стала рассеянно держаться за прилавком, обвешивать, спотыкаться на ходу. Рудика узнает, с какой стороны подул ветер и растрепал волосы, оседлает своего двухколесного и отправится в ту самую сторону. Застанет на импровизированной парковке клиента Владицу, починяющего сигнализацию. И, несмотря на его занятость, и на объем болезненно выдохнутого пара, который испустит Владица, заключат они джентльменское соглашение (и муха, пролетающая мимо, получит, в соответствии с этим соглашением, преимущественное по сравнению с Владицей право сесть на руку Маришке), и записочка от Владицы пригодится для того, чтобы разбить теткины иллюзии, и, прочитав эту записку, образумится тетка, после чего уже на следующем заседании секции сейворга подговорит Рудику правильно выступить насчет домика! (хотя Рудика никогда до конца не поверит в теткино образумление, и просто будет ждать случая, когда он сможет доказать его даже при воздействии разрушительных факторов), и будет готов глаза выцарапать заклятому противнику смешивания личных интересов с общественными.
И огромная дружина с песнями в ушах соберется на следующий день в улочке.
Но ранним утром того самого дня объявится авангард этой дружины. И приступят к строительству перед мостиком сцены, чтобы подготовить все к исполнению того, что никто живой не угадал бы, что это такое, и чтобы примерно три минуты этого сняли, чтобы использовать в будущем фильме. (Потому что отдельным пунктом в план привлечения внимания общественности к сопротивлению маленького человека, назначенного быть растоптанным каждым, кто пожелает, был включен фильм на тему Мир, и как его спасти, предназначенный для показа на международном фестивале короткометражных фильмов с призовым фондом: первое место – 10 000 евро, второе – 5 000, третье – 3 000).
Для доставки шлакоблоков, еловых досок и крепежа с целью тотального обеспечения ситуации будет привлечен именно тот грузовик, что был предназначен для переезда жильцов, грузоподъемностью в две тонны. Личный состав авангарда примется ударно махать инструментами и прочими приспособлениями, несмотря на то что то и дело будет останавливаться, чтобы вытаскивать из задних карманов джинсов платочки и вытирать пот со лба. И, с учетом исключительного символизма их махания,