—Не дотрагивайся до меня!— воскликнул он, выдернув руку.
Девушка в испуге отшатнулась. Смахнув слезы, Франсуа снова заговорил почти шепотом:
—Тебе известны подробности дела Томаса Луара, арестованного по обвинению в убийстве нашего знакомого Гонсолена?
—Да, кое-что я слышала. Но какое отношение это ужасное дело может иметь к тому, что ты собираешься мне сказать?..
—Ах!
—Решайся! Как бы ни была жестока истина, она во сто раз лучше неизвестности, в которой ты меня оставляешь.
—Томас Луар не виновен.
—Откуда ты знаешь?
—Несмотря на улики, которые имеются против бывшего работника Гонсолена, следствие не может доказать его вину.
—Это правда, но…
—Подожди. Есть еще один человек, которого также подозревают и разыскивают…
—Сообщник Томаса Луара?
—Сообщник или нет, это все равно. Он может распутать интригу, разгадать тайну, в которой запуталось судебное следствие…
—Ты его знаешь?
—Это я!
—Ты?— испуганно вскрикнула она и недоверчиво улыбнулась.— Полно! Ты смеешься надо мной!
—Это я!— повторил он глухим голосом.
Повисло молчание. Красные лихорадочные пятна выступили на лице Сюзанны.
—Разве ты был тогда в Бушу?— спросила она.
—Был.
—У Гонсолена?
—Да.
—Почему же ты не сообщишь Дампьеру о том, что тебе известно? Если этот Томас Луар не виновен, почему бы тебе не избавить его от тюрьмы?
—Я не могу.
—Почему?— воскликнула она запальчиво.— И ты хочешь, Франсуа, чтобы эту нерешительность я не приняла за трусость?
—Я не могу,— повторил он,— потому что освободить Томаса Луара значит выдать убийцу.
—Так что же тут такого?
—То, что убийца — я.
Сюзанна, словно сумасшедшая, нервно расхохоталась.
—А! Убийца — ты? Ты?..— прошептала она и упала без чувств.
Франсуа кинулся к ней и перенес на диван. Известие будто громом поразило девушку: она не шевелилась, и взгляд ее потух.
В эту минуту в дверь постучали. Франсуа, стоявший на коленях возле Сюзанны, прислушался. Постучали настойчивее. Молодой человек отворил. На пороге стоял его отец.
—Что ты здесь делаешь?— спросил он.— Боже мой, что с ней?— вскрикнул генерал, увидев, что дочь лежит без чувств.— Неужели разговор с Дампьером так сильно ее взволновал?
—Сюзанне сделалось дурно,— сделав над собой усилие, произнес Франсуа,— и я увел ее. Когда мы входили в кабинет, она почувствовала слабость и потеряла сознание.
—Странно…— нахмурившись, пробормотал старик.
Обморок был весьма продолжителен, но девушка все же пришла в себя. Открыв глаза, Сюзанна удивилась тому, что находится в кабинете брата.
—Что это со мной?— спросила она, прижимая руку к горячему лбу.
Испуганно посмотрев на отца и брата, она вдруг все вспомнила.
—Чувствуешь ли ты в себе силы вернуться к гостям, милое дитя?— спросил генерал.
—Да, это просто головокружение. Мне уже лучше…— собравшись с духом, ответила девушка, приняв решение скрыть от отца страшную тайну.
Взяв отца под руку, Сюзанна пошла в гостиную, хотя ей казалось, что сердце вот-вот разорвется. Франсуа последовал за ними.
—Мне определенно нехорошо,— прошептала она.
—Хочешь вернуться в свою комнату?— спросил отец.
Сюзанна чуть было не согласилась, но взгляд Франсуа остановил ее.
—Нет, я попробую потанцевать. Вероятно, это скоро пройдет, не правда ли, Франсуа?— обратилась она к брату.
Тот лишь кивнул в ответ — его горло сжимали судороги, и говорить он не мог.
Несмотря на страшное открытие, Сюзанна танцевала. Теперь она чувствовала своим долгом притворяться — надо было спасать брата от эшафота, а отца от бесславия. Но как Франсуа дошел до этого гнусного преступления? Зачем он убил Гонсолена? Вот что занимало ее мысли. На тот момент девушка желала только одного — поскорее освободиться от этого общества, которое теперь тяготило ее, и расспросить обо всем брата.
Когда Дампьер подошел проститься с ней, он, пожимая ее руку, сказал:
—Вы подарили мне надежду, и я ухожу с легким сердцем.
Сюзанна улыбнулась в ответ, хотя душу ее тяготил страшный груз.
XVI
Франсуа, не дожидаясь конца вечера, ушел к себе. Признание, которое он вынужден был сделать сестре, лишило его сил. Теперь ему хотелось побыть одному и хорошенько подумать о том, как держаться, чтобы не навлечь на себя подозрений.
Скоро на лестнице послышались осторожные шаги, и раздалось несколько ударов в дверь. Франсуа догадался, что это его сестра. Сначала он хотел не отвечать, чтобы избежать расспросов, но девушка, вероятно, поняла его намерение и постучала еще настойчивее. Он открыл, Сюзанна вошла.
—Все уехали,— сказала она.— Отец у себя. Он думает, что я в своей комнате. Нас никто не побеспокоит.
Девушка села, а точнее, в изнеможении опустилась в кресло. Она смотрела на брата неподвижным испуганным взглядом. После минутного молчания Сюзанна обратилась к Франсуа прерывающимся от волнения голосом:
—Итак, ты сказал мне правду, Франсуа?.. Это правда?
Молодой человек, потупив взгляд, безмолвно склонил голову. Она продолжала скороговоркой, как будто спешила закончить:
—Ты мне не все рассказал… Не скрывай от меня ничего из этой ужасной истории… Признайся во всем.
—Зачем?
—Я так хочу!— ответила она неожиданно строгим голосом.
—То, что я должен сказать, ужасно.
—Бог даст мне мужество выслушать тебя до конца. Говори!
Франсуа опустился перед сестрой на колени и тихим дрожащим голосом начал:
—Мадлен Гонсолен была моей любовницей. Мы виделись редко, но я часто писал ей. Если мне случалось бывать в окрестностях Бушу, я оставлял письма в условленном месте. Недавно мне довелось несколько дней подряд приезжать к одной больной в деревушку Мусьер. Я воспользовался тем, что эта деревня расположена недалеко от Бушу, и снова отправил Мадлен послание, в котором назначил ей свидание на следующий день. Она ждала меня. Неожиданный отъезд Гонсолена не возбудил наших подозрений, но это оказалось уловкой: он следил за нами. Кто и каким образом предупредил его, я не знаю и, вероятно, не узнаю никогда. Гонсолен застал нас вместе, он вошел в гостиную в ту минуту, когда я был там с Мадлен. Подслушав разговор, он узнал о наших чувствах. Впрочем, Мадлен и не собиралась ничего отрицать. В припадке бешеного гнева Гонсолен бросился на нее и ударил по голове. Она же, обвив его шею руками и вонзаясь в нее ногтями, пыталась задушить его. Зрелище было отвратительное. Появление Гонсолена, эта драка — все произошло так быстро… На столике стоял ящик с заряженными револьверами. Вдруг какая-то безумная ярость овладела мной. Мадлен, вырвавшись на секунду, едва переводя дух, прокричала мне: «Убей его! Убей!» В следующий миг Гонсолен ринулся на меня, но я схватил револьвер и выстрелил. Пуля пробила ему голову, и он тяжело повалился на пол. Перед тем как лишиться чувств, Мадлен прошептала мне: «Беги, беги, или я погибну!» Выпрыгнув в окно, я повредил руку о шпалерник. Оказавшись на земле, я прислушался, не идет ли кто. Все было тихо. Тогда я побежал в лес через сад. Добравшись до Мусьера, где меня ждала лошадь, я вернулся в Сен-Клод. Бал у префекта еще не кончился. Я отправился туда, чтобы отвести от себя подозрения, и первым делом сообщил это известие отцу. По дороге из Мусьера в Сен-Клод меня догнал лесничий Гиде и поведал мне о драме, невольным участником которой я стал. Меня никто не видел, следовательно, я в безопасности. Меня беспокоит только одно: что в это время мог делать в саду тот, кто теперь обвинен в преступлении,— Томас Луар? Это мне пока не ясно. Он слывет моим сообщником. Против него много улик, но я не думаю, что его осудят. Я не допущу этого. Суд назначил меня вместе с Маньяба наблюдать за Мадлен, поэтому Дампьер не скрывает от меня почти никаких подробностей следствия. Иногда я даже даю ему советы. Судебный следователь, ни о чем не подозревая, делится со мной своими надеждами и разочарованиями. Он рассказывает мне о том, как собирается отыскать незнакомца, который держит в своих руках ключ к разгадке тайны, то есть меня самого. Если мне будет угрожать опасность, то я первый узнаю об этом и сумею ее избежать. Мадлен помешалась и ничего не скажет суду, а что касается Томаса Луара… Если бы он видел меня на месте преступления, то уже давно заявил бы об этом. Я принял все предосторожности. Расследование ни к чему не приведет, и все позабудут об этом убийстве. Отец ничего не узнает, а когда все уляжется, я обязательно найду благовидный предлог, чтобы уехать отсюда…
Сюзанна выслушала этот рассказ от начала до конца, ни разу не прервав брата, в котором она теперь видела убийцу. Лишь когда он замолчал, она, не глядя в его сторону, сдавленным голосом спросила:
—Но, если ты не боишься ничего, если ты принял все предосторожности, зачем ты заставил меня солгать Дампьеру? Зачем заставил подарить ему надежду? К чему все это?
—Если понадобится, я пожертвую жизнью, лишь бы о моем преступлении не стало известно. Сюзанна, я попросил тебя пожертвовать счастьем, надеждами, любовью, которая, быть может, живет в твоей душе, чтобы избавить вас с отцом от страшного позора.
—Я тебя не понимаю…
—Хотя против меня нет ни малейшей улики, хотя все указывает на то, что меня даже не потревожат, может случиться так, что судебный следователь обо всем узнает и вынудит меня признаться в содеянном. Сейчас я уверен в своей безопасности, но рок способен все разрушить… Слушай же, что я решил сделать в таком случае. Не отказав Дампьеру, ты даришь ему надежду и можешь, если захочешь, отдать ему свою руку. Отец этому не воспротивится. Положим, ты не любишь его, но уважаешь и согласишься на этот брак, которого он желает всем сердцем. Но ты вольна пожертвовать мной и предать бесславию нашего отца, если предпочитаешь свою любовь отцу и мне. Я поступаю так не из малодушия, не жизнью дорожу. Я хочу спасти отца и Мадлен, которую обожаю. Я прошу тебя помочь мне. Когда Дампьер станет твоим мужем, когда он будет частью нашей семьи, он, может быть, не решится внести в нее несчастье, если доказательства моей вины попадут ему в руки…