«Пидор бесноватый, как и все вы тут», – мысленно ответил Игорь, сплёвывая в сторону.
Чтобы хоть как-то прикрыть голову от удара, но и чтобы не привлекать к этому внимания, он, не переставая, ерошил себе волосы на голове. Но это не помогло. Какой-то правосек лет тридцати, словно резвящийся на футбольном поле переросток, умудрился воспользоваться секундным просветом в толпе и с короткого разбега врезал Игорю берцем в лицо, словно пенальти ударил. Под левым глазом ослепительно треснуло и запульсировало тупой болью. Тёплое закапало на ноги и потекло за воротник на грудь.
«Треснула бестолковка. Достали-таки, твари!» – с тоской подумал Игорь, закрывая ладонью рану.
Толпа продолжала бесноваться и неистовствовать. Кто-то бил, кто-то снимал и радостно комментировал, были и парочки студенческого возраста, девушки восторженно подпрыгивали и взвизгивали при особо удачных моментах. К совсем молодому куликовцу, подскочил худощавый правосек лет тридцати пяти, с рюкзачком за плечами и начал орать, нагоняя жути: «Я узнал тебя! Это ты моего друга на Греческой застрелил!»
Правосек быстрым движением извлёк откуда-то горсть разноцветных патронов в пластиковых гильзах и принялся запихивать их в карман сидящего.
– Дяденька, это не я! Меня там не было, дяденька! Не я это! – Парнишка, от ужаса теряющий соображение, отпихивал эти патроны от себя и пытался убедить врага в том, что тот и сам прекрасно знал.
Но были среди этого кипения ненависти и жестокости нормальные люди. Какие-то мужчина и женщина, уворачиваясь от мелькающих дубинок и бормоча всем: «Мы медики. Пропустите, мы медики», пытались хоть как-то помочь истязаемым. Они доставали из сумок бинты, прикладывали к ранам, перевязывали. Но только они оставляли одного раненого и переходили к другому, как только что перебинтованный опять принимал удары на свою бедовую голову. У Игоря перед глазами мелькнула бита, слева раздался глухой стук. Парень, сидящий рядом с ним, от удара по лбу откинулся на спину и уставился остановившимся взглядом в тёмное небо. Его голова лежала рядом с бедром Игоря, волосы намокали от воды, а глаза смотрели в небо, словно не здесь, а там было самое-самое интересное. Парня схватили за ноги и поволокли куда-то в сторону, а он всё также не отводил взгляда от чего-то, ему одному видимого в вышине.
– Надо проверить у них документы, – подал кто-то из толпы мысль.
– Щас посмотрим, откуда ты. – Игорев «конвоир» выхватил из его нагрудного кармана пачку документов – паспорт, водительские права, техпаспорт на машину. – Откуда ты?
– Из Одессы, – угрюмо ответил Игорь.
– Щас проверим, из какой ты Адэсы, – листал паспорт правосек, ища страничку с пропиской. – Раздельная… Где это – Раздельная?
– Райцентр это, в Одесской области. Проверил? Верни документы.
– Они тебе больше не понадобятся, – по-хозяйски пряча документы, ухмыльнулся правосек.
Игорь с досадой отвернулся.
– Гимн! Пойте гимн Украины! – пронеслось над толпой очередное гениальное решение.
Куликовцы молчали в ответ, и правосеки принялись пинать их ногами в рёбра, требуя исполнения гимна.
– Ще не вмерла Украина… – робко и тихо затянул молоденький парнишка, отбивавшийся от липовых патронов.
– …и слава, и воля… – тихим протяжными голосами подхватило ещё несколько.
«А вот х**й вам на воротник, шоб шею не натёрло! Не буду петь! – упрямство вновь поднялось в Игоре, и он тихо зашептал, шевеля губами: – Отче наш, сущий на небеси…
– …душу й тило мы положим… – некоторые из правосеков присоединились к хору побитых, прижав по последней моде, кулаки к сердцу и закатив в экстазе глаза к небу.
«Прости их Господи, придурков, не ведают, что творят, – мелькнула у Игоря мысль. – Души свои заложили, идиоты!..»
Из-за спин правосеков протиснулся, решительно раздвигая их, милицейский майор. Невысокий, плотный, очень подвижный, в чёрном шарообразном шлеме, с пышными чёрными усами, словно большой чёрный шарик ртути, он решительно стал выхватывать поверженных куликовцев из кучи и направлять их себе за спину.
– Грузимся! Быстро все грузимся! – Майор пресёк ещё не высказанные возражения правосеков, пока те не сообразили, что теряют свою добычу. – В машину все!
За его спиной стоял ЗИЛ-автозак.
Это было спасение! Игорь перестал изображать умирающего лебедя, резво вскочил на ноги, движением плеча оттолкнул «конвоира», в три шага оказался возле дверей с решёточкой и погрузился.
«Вот уж никогда бы не подумал, что с такой прытью сам в автозак запрыгивать буду!» – подумал он, втискиваясь в плотно набиваемые и хорошенько избитые тела соратников.
Правосек с рюкзачком всё не успокаивался, словно гиена на раненное животное, кидался на паренька, пытаясь всучить ему свои патроны. Паренёк истерично кричал, в дверях машины упал и вполз в автозак спиной вперёд и на заднице, но благополучно отбился от такой наглой фальсификации улик.
А с высоты, с крыши, доносился голос Маратовича. Усиленный мегафоном, он звучал как глас с небес, перекрывая сатанинский гул толпы: «Фашисты! Победа будет за нами! Да здравствует Новороссия! Кирдык вам будет, твари!..»
Глава 6
Уже совсем другое 2 мая
Малиновский РОВД встретил их радушнее, чем тёща встречает нелюбимого зятя. Блинами, конечно, не угощали, но и по камерам не распихивали. Дежурный, узнав, что привезли защитников Дома профсоюзов, а не нападавших, тут же распорядился, чтобы они размещались в коридоре. Сам предложил избитым, окровавленным куликовцам смыть кровь в туалетной комнате.
Те, кряхтя и постанывая, по очереди плескались у единственного умывальника, пачкая белоснежный кафель то ярко-красными каплями, то розовыми разводами. Ожидающие своей очереди к омовению и уже помывшиеся, уселись на скамьях. А кому не хватило места, подпирали плечами стены коридора. Не было ни одного без ран, и все были грязными и мокрыми. И у всех раны были на голове, только один мужичок, кажется тот, которого подстрелили из пистолета на лестнице, был ранен в ногу. У Игоря постоянно кровоточила рана под глазом. Не помогло ни промывание, ни бинт, предусмотрительно положенный Игорем в карман накануне. Промывая рану, Игорь с удивлением и радостью убедился, что кость цела.
Менты смотрели на них внешне с профессиональным спокойствием, но временами проскакивало в их взглядах и сочувствие, и какое-то удивление, и даже, кажется, вина.
Игорь, отойдя в уголок коридора, достал из кармана телефон, соображая, кого из своих друзей просить о помощи. Колебался недолго. На первое место выступала надёжность, а надёжнее Кирилловича не было. И плевать, что у него нет машины, лишь бы не в катакомбах сейчас бродил, старый подземельник.
Приехала вызванная дежурным скорая помощь. Врачи, расположившись в предбаннике, быстро всех осмотрели, перебинтовали, кому-то укол сделали, вызвали по своей, медицинской связи подмогу, заявили, что забирают с собой, кого смогут. Милиция не возражала, и медицина укатила, забрав с собой человек пять. Не прошло и десяти минут, как приехала следующая бригада медиков. Эти тоже, осмотрев болезных, забрали с собой партию. Хотели и Мишу забрать, даже настаивали, утверждая, что у того проломлена голова. Но Миша, поймав отрицательный знак Игоря, напрочь отказался.
Кириллыч ввалился вместе с третьей бригадой медиков. Лет около шестидесяти, невысокий, в старомодных роговых очках, с пышными усами и такой же растительностью, обрамляющей умную лысину, – классический тип профессора, хоть в мультик вставляй, хоть на конгресс учёных посылай.
– Игорь, меня Лика привезла. Я ей позвонил, она сразу же прилетела. В машине ждёт. – Кирилловича ужасный вид Игоря не смутил.
– Нужна одежда гражданская, – пожимая руку и указывая на Мишу, сказал Игорь. – Для меня и для вон того мальчика.
Мальчик, под центнер весом, впервые улыбнулся, сверкнув металлическими зубами.
– Так шо ж ты мне не сказал за одежду?! – Кириллович удивлённо развёл руками. – Я бы с дому захватил. А так вот только рубашку с себя сниму.
– Не сообразил вовремя, Кириллыч. Видать, по бестолковке хорошо треснули, – бросил Игорь через плечо и пошёл к сержанту, стоящему у входных дверей. – Сержант, выпусти нас, двоих? За нами друзья приехали, машина рядом стоит. Заберут, никто не увидит.
– Увидят, – сержант сочувственно глянул на Игоря. – Они возле райотдела с видеокамерой крутятся, снимают всех входящих-выходящих. Я вам, мужики, советую уезжать со скорой. Там вы из больнички уйдёте себе, а кто тут останется – тот останется.
В этом что-то было, поэтому, когда врач крикнул: «Кому ещё нужна госпитализация?», Игорь быстро среагировал: «Нам! Нам нужна…» – и потащил Мишу к нему. А через час, после всяческих медицинских процедур и медицинской бюрократии, с торчащим под глазом ёршиком из хирургических ниток от наложенных швов, прячась в темноте, они с Мишей вышли из ворот военного госпиталя и юркнули в красный, хорошо знакомый Игорю «ниссанчик».
– Привет. Жуть! – Лика изучающе осмотрела Игоря. – Куда едем?
– К Куликову полю.
– Как к Куликову?! – Лика искренне удивилась.
– Выруливай на Французский бульвар, потом свернёшь на Пантелеймоновскую и по Канатной проедем мимо Куликовки.
– Я знаю, как ехать. – Лика уже завела машину и поворачивала на бульвар. – Я не понимаю, зачем туда ехать?!
– Посмотрим, шо там. И машину мою заберём…
Куликово поле было слабо освещено какими-то перемещающимися огнями. Фонари не горели, двигались какие-то люди. И даже на фоне этой темноты Дом профсоюзов был чёрным. И мёртвым. Он зиял закопчёнными квадратами окон, словно выжженными глазницами и молча кричал: «Люди! Что же вы наделали, люди?» Гула, этого адского, сатанинского гула, уже не было. Зато в воздухе, чёрный и безмолвный, витал дух смерти. Он был настолько ощутим и материален, что в машине все замолкли, словно он заглянул сквозь стекло вовнутрь.
Серебристая «ДЭУ-Сенс» спокойно, словно конь, оставленный в уютной конюшне, стояла там, где её поставил накануне Игорь. Открывал он её с таким чувством, словно не сутки прошли, а годы.