– На Сперматозоид мы ходили в прошлом году! Он ничей был! – возмущался Овал, тыкая пальцем в снимок на столе. – А Крокодил был полностью наш! Полностью! А теперь?! Сперматозоид укропы совсем заняли и половину Крокодила отжали! Офигеть можно! Минские, бл**ь, договорённости!
Игорь, приподнявшись на носках, через спину Сома, посмотрел на стол, пытаясь понять, что за пресмыкающееся осеменяет здешние поля войны? Сперматозоид не узнать было невозможно, и как только умудрились его таким насыпать?! А вот ящер требовал уточнения.
– Шо такое Крокодил? – спросил он.
– Вот этот длинный террикон. – Двойка заскорузлым ногтем провёл по спутниковому снимку, – Вот, южнее, прямо под ним карьер. А севернее, видишь, другой террикон, Подвал называется. Он выше Крокодила. А между ними длинное ущелье. А вот Черепаха. Сегодня день тратим на знакомство, изучение местности. Вы согласны, товарищ майор?
– Согласен. Ты тут лучше меня всё знаешь, поэтому сам решай. Я буду пока присматриваться. – Ронин по причине своего совсем небольшого, всего лишь двухнедельного пребывания на Донбассе, всецело доверял Двойке, воевавшему с первого дня войны.
– Тогда так…. Снайпер, Али и Док, – Двойка ткнул указательным пальцем в Игоря, в спину Али, заваривающему себе чай и в продолговатый горбик из плащ-палатки, под которым дрых Док, – идут на Подвал. Кто-нибудь, разбудите Дока. Сом, Муля и Рус – на Крокодил. А… ещё Грек на Подвал. Присмотри пару позиций для АГСа.
Однако с рекогносцировкой в один день не уложились. Три дня ходили, перебегали пригнувшись простреливаемые участки, ползали, часами лежали, прячась среди серых камней, рассматривая в оптику какой-то дикий, словно инопланетный, ландшафт. Крокодил в профиль и в самом деле походил на огромного, километров семь длиной, ящера, уснувшего в окрестностях Докуча. Эти отвалы доломита[26] на его гребне образовали рай для снайперов. Кучи, кучи, кучи серых камней разных размеров, от здоровенных, в два человеческих роста, до небольших, величиной с кулак. Эти кучи, эти пирамидки, были насыпаны густо-густо, одна возле одной. Да ещё поросли кустарником, а на стороне, занимаемой укропами даже лесочком. Крокодил пересекала глубокая расщелина. Она и разделяла наши позиции и укроповские. И хотя Подвал, состоящий из мелкого щебня – отсева, как его здесь называют, – возвышался над Крокодилом, особого преимущества это не давало. Высмотреть врага, если он соблюдал хотя бы элементарные правила предосторожности, в этом месиве камней, кустов и деревьев было практически невозможно. Зато наш боец, приподнимись он хотя бы немного над гребнем, сразу высвечивался на фоне неба и становился мишенью. Как позиция, Подвал Игорю не понравился. Зато на четвёртый день…
«Урал», разбрызгивая жидкую грязь по стенам, впритирку прошёл по сводчатому туннелю, пробившему высокую железнодорожную насыпь, немного попетлял вместе с асфальтированной дорогой, перемахнул через ржавые рельсы переезда и остановился, не желая ехать дальше по грунтовке – там, где асфальт кончался. Боцман, выкурив сигарету вместе с выгрузившимися бойцами, укатил обратно. Дальше предстояло двигаться пешком. Вчера они уже были здесь с Двойкой, тогда им на Крокодил проводника дали. А сегодня Ронин просто быстро сходил в вагончик, стоящий в стороне, метрах в пятидесяти, и согласовал там с местными выход, чтобы ненароком свои не обстреляли.
– Ну чё, воины, покурили? – он окинул взглядом бойцов. – Выступаем. Идём боевым порядком. Первым – Рус. Следующий – Муля, потом я, за мной – Сом. Следующий – Док и Одесса замыкающим. Дистанция три метра. Вперёд!
Все быстро закинули за плечи эрдэшки, повесили оружие и пошли. На месте, как в фильмах о разведчиках, никто не прыгал. Грунтовая дорога шла вверх, сначала полого, потом круче. Под ногами тихо хрустела мокрая, тёмно-серая, почти чёрная отсыпка. Игорь, трогаясь последним, быстро передёрнул затвор, загнав патрон в патронник, и уже на ходу достал из кармана ещё патрон и снарядил им магазин. Теперь его плёточка заряжена не десятью, а одиннадцатью патронами, какая ни какая, а фора. Обязанностью замыкающего было контролировать тыл, поэтому Игорю приходилось вертеть шеей, как суслику у норки, иногда даже делать несколько шагов спиной вперёд. Здесь хотя и тыл, но расслабляться не стоило – донецкая природа на любом свободном клочке земли гнала заросли кустов и деревьев такой дикой густоты, что они могли бы потягаться с вьетнамскими джунглями. Неплохие укрытия для ДРГ[27]. Посматривая же на ребят, он вдруг подумал: «Вот идут бойцы. Русский татарин Рус, с Хабаровска. Муля местный. Ронин бурят. Классический бурят из Бурятии. Сом – местный, Док – тоже. Док и Леон вообще отец и сын. Я из Одессы, но тоже местный. Идём на войну, где стреляют и запросто могут убить. И где мы тоже будем стрелять и убивать. Шо нас здесь всех собрало? За четыре месяца, шо я в этом батальоне, я не слышал какой-то особой пропаганды, пафоса какого-нибудь или надрыва. Та и зачем добровольцам пропаганда?! Как будто само собой разумеющуюся работу делаем. Даже когда парились в бане и пили самогонку, когда разговоры расслабленно текли самотёком, эта тема почему-то не всплывала». Говорили о войне, об оружии и экипировке, о разных разностях, а о причинах своего здесь нахождения не говорили. Игорь попытался припомнить, что каждый из ребят говорил о своих мотивах. С улыбкой вспомнил, как на это ответил Леон. Тоже в бане дело было, когда Игорь его спросил об этом. Голый, с рюмкой в одной руке и куском колбасы в другой, через слово вставляющий «ты» или «ты бля», он вдруг запнулся, удивлённо разведя руками, даже слегка присев от такой бестолковости собеседника: «Ты, бля, Одесса! Так ведь, бля, фашисты пришли!»
Дорога впереди раздваивалась. Одна уходила вправо и круто вверх. Это их путь на Крокодил. Другая огибала подъём и уходила тоже вправо, но не подымалась, шла низом между Крокодилом и карьером, в сторону укропских позиций. Слева, высоко на терриконе, встали в полный рост, разглядывая их группу, две фигурки. «Наши глаза[28]. На Черепахе, кажется», – машинально отметил про себя Игорь. Головняк[29] уже втянулся в поворот, как вдруг по группе, от передних к задним, словно огонёк по огнепроводному шнуру, пробежал сигнал. Разведчики вскидывали вверх сжатую в кулак правую руку и приседали, беря под прицел каждый свой сектор. Игорь, крутнувшись на носках берцев, развернулся назад, мигом уткнул правое колено, защищённое наколенником, в грунт, а на левое поставил локоть руки, подперев ею цевьё винтовки. Что там, впереди, произошло, он не знал, его задача – держать тыл и эти джунгли сзади, вплотную подступившие к дороге. Большим пальцем правой руки Игорь опустил флажок предохранителя, а указательный положил поверх скобы спускового крючка. Скосив взглядом, выбрал поблизости подходящую ямку, в которую падать, если что. Сзади что-то хрустело, приближаясь. Игорь, бросив через плечо короткий взгляд, даже удивиться не смог от ненормальности происходящего! Из-за поворота выехал накатиком, с выключенным двигателем, рабочий автобус. пазик, экономя на спуске топливо, тихо хрустел истёртыми шинами в полутора метрах от ощетинившихся стволами ополченцев. Рабочие за стёклами автобуса, удивлённо рассматривали сверху бойцов.
«Блин! Вот они, реалии этой войны, – не знал то ли смеяться, то ли ругаться, Игорь. – Получается, комбинат этот доломитный работает, несмотря на войну. И этот пазик с рабочими минут десять или даже пять назад был у укропов. Офигеть! Поле непаханое для шпионов!»
Бинты, которыми ещё зимой снайпер обмотал своё оружие, белоснежные, идеально маскирующие винтовку на снегу, за два месяца затёрлись, истрепались и жутко посерели. Игорь хотел их срезать ещё на полигоне, когда снег сошёл, но они были одного цвета с прошлогодней сухой травой и он их оставил. А вчера, когда они здесь, на гребне Крокодила, знакомились с обстановкой, он отметил, что цвет бинтов идеально совпадает с цветом здешних отвалов. Настолько идеально, что, придя в расположение, он выпросил у Леона две упаковки, хорошенько выпачкал их в придорожной грязи и повязал кусочками на разгрузку и шапочку. Шапочка у него была фирменная. Могла служить как шапкой, так и балаклавой. А после того, как он нашил на неё кусок жёлто-зелёной рыболовной сетки, к которой удобно привязывать всякие маскировочные лоскутки и которая, откинутая, скрывала светлое пятно лица, а за ненадобностью скатывалась и убиралась, эта шапочка стала маленькой «кикиморой»[30]. А ещё он обмотал серым бинтом трубу разведчика[31]. Очень удобная штука. Игорь, познакомившись с прибором поближе, буквально влюбился в него. Простая как палка, труба давала очень чёткое изображение, не требовала подстройки резкости и, самое главное, позволяла вести наблюдения из укрытия, не высовываясь и не подставляя себя ни под взгляд, ни под выстрел. Вот и здесь, на месте, с помощью резинки прикрепив к перископу пучок сухой травы, он плавно, без резких движений, так бросающихся в глаза, выставил его над гребнем высокой каменной кучи. И наблюдал за украми.
Хорошую позицию вчера подобрали. Камни сюда возили, похоже, огромными самосвалами, БелАЗами, и сваливали кучи густо, одна возле одной. Кучи были высокими, выше человеческого роста. За ними очень удобно прятаться и скрытно передвигаться между ними – тоже. А уж как комфортно лежалось среди камней при перестрелках, которые здесь вдруг, ни с того ни с сего, возникали по несколько раз в сутки! Удобно пристроив зад на плоском камне, то ли лёжа, то ли сидя, уперев локти, прикрытые налокотниками, в грунт, он рассматривал укров. До них было пятьсот метров. Точнее, четыреста семьдесят. Вчера он изловчился измерить точное расстояние лазерным дальномером, наведя его на большой, плоский камень, торчком стоящий у самой траншеи. Камень этот был словно из сказки, только надпись на нём сделать: «Направо пойдёшь… Налево пойдёшь…». Укропы вырыли свою траншею прямо у подножия этого камня, установили в углу пулемёт. А чуть впереди росло дерево с рыжей, прошлогодней листвой. Оно служило хорошим ориентиром. Светосильная оптика перископа съедала расстояние и давала удивительную чёткость. Вот у пулемёта беседуют о чём-то, повернувшись друг к другу лицами, а к нам боком, два дежурных бойца. Над брустве