Выстрел — страница 35 из 40

Сказать, что глава державы был удивлён и ошарашен, значит ничего не сказать. В первые минуты он вообще слова вымолвить не мог, даже не понял вначале, о чём речь идёт. А когда понял, Артём засыпал его такими доводами, парировать которые президент не смог. Слабые попытки к сопротивлению он предпринял, аргументируя тем, что, мол, есть сведения, будто Артём – сам хакер или воспользовался услугами талантливого взломщика и обчистил несколько весьма солидных и уважаемых американских фондов на десятки миллионов долларов. На что получил ответ, что это всё чушь и происки врагов. А фонды, коль они благотворительные, благодарить должны таких хакеров, потому как их деньги, минуя бюрократию, тратятся именно на цели ими очень громко декларируемые – благотворительность. И ещё намек, что американские друзья далеко, а хакеры тут, рядом и везде, даже вот на даче могут помогать за цветочками ухаживать, потому что они хорошие. И ещё один намёк, что и ему, президенту, от хороших хакеров может перепасть толика малая. Жадность и трусость взяли верх.

Охранники близкого круга, расслабленные на даче, где посторонние находиться не могли по определению, обратили внимание, что президент не один лишь спустя несколько минут после появления второго лица. Ещё минуты ушли на переговоры с внешней охраной, вопросы-ответы: «Кто это?» «Откуда взялся, и кто его провёл?». Поэтому когда начальник охраны подошёл к своему шефу, тот был уже снова один и весьма в плохом настроении. В сердцах бросив на стол газеты, президент потребовал, чтобы к нему вызвали министра МВД. Вдогонку начальник охраны получил трёхэтажный матерный выговор.

* * *

Марина, Пашина московская голубоглазка, с балкона которой тот покинул Первопрестольную и которая запала ему в душу так, что он уговорил Артёма принять её в компанию, скакала на золотисто-рыжей с роскошной гривой Венере. Несмотря на совсем не долгий срок занятий верховой ездой, всадником она оказалась весьма неплохим, в галопе приподнимала свою маленькую и крепкую попку над седлом, цепко ухватив лошадиные бока икрами и бёдрами и перенеся на них вес тела. В отличие от Паши, болтавшегося рядом на сером в яблоках Ландыше, словно тряпичный медвежонок в зубах у игривого Барбоса. Длинными ногами он, казалось, царапал землю как Дон Кихот, на рысях его локти и губы тряслись очень синхронно, а выражение лица было серьёзным и сосредоточенным.

Неподалёку занимался верховой ездой курень «Тигры». Ребята жили и учились в лагере «Сечь молодая» уже пару месяцев и хорошо освоились, чувствовали себя здесь не чужими. Набралось уже почти полторы сотни ребят разного возраста и с одинаковой почти у всех судьбой – горе-родители пропили не только свою никчёмную жизнь, но и их детство и выкинули отпрысков на улицу.

Власть имущие, мнящие себя элитой, с тупым равнодушием свиней, в жадной давке у корыта затаптывающих детёнышей, оставили их погибать или выживать, как могут, на этой улице. Принудительно детей сюда не тянули и силой не держали. Это было одним из первых пунктов сочинённого Артёмом и принятого устава братства «Сечь молодая». Любой из ребят мог уйти отсюда в любое время, когда пожелает, но таких было мало. В уставе было ещё много разных пунктов, касающихся внутреннего распорядка, работы преподавателей и воспитателей. Все воспитанники, в зависимости от возраста и психологических характеристик, были разбиты на группы – «курени», по пятнадцать – двадцать человек в каждой, с прикреплённой к каждой группе воспитателем – куренным атаманом. Вообще от организации Запорожской Сечи было взято очень многое. Вновь прибывшие поступали в карантин – отдельно стоящее двухэтажное здание, где они жили несколько дней, а то и парочку недель. Там они проходили санобработку, переодевались, отъедались. Обязательно – медицинский модуль, который поправлял их подорванные беспризорные организмы и полностью избавлял от всяких зависимостей, делая из малолетних токсикоманов, наркоманов и алкоголиков нормальных детей, отставших, правда, в учёбе от своих сверстников. Это свойство медицинского модуля стали уже замечать, но Паша по совету Артёма тихонько пустил слух, что это место, мол, тут такое, и новая церквушка Покрова Божьей Матери, недавно освящённая, тому способствует.

Отец Николай, белой бородкой, загорелой лысиной, обрамлённой таким же белым, как и борода, пухом и всегда улыбчивым и добрым лицом и в самом деле был похож на святого Николая. Он проводил службы в этой церкви и читал по воскресеньям закон Божий. На его службы охотно ходили строители и жители близлежащего села.

В карантине с ребятами очень интенсивно работали психологи во главе с Валентиной Алексеевной. Кроме всего прочего, они распределяли новеньких по группам согласно их характерам. Некоторых направляли в уже сформированные курени, из остальных формировали новые. Куреням давали названия, обычно сами ребята на первом куренном совете – круге по-запорожски. Были тут «Ветер», «Парус», «Тигры», «Соколята», «Медведи» и другой благородный зоосад.

Из детей, возрастом до одиннадцати лет, решили формировать группы совместные – мальчики и девочки в одном курене, спальни и душевые только отдельные, а после одиннадцати лет воспитание было раздельным, правда учебные классы могли формироваться из двух-трёх куреней и тут предпочтительнее было совмещать.

Ожидать от бывших беспризорников каких-либо значительных успехов в учёбе и требовать от них знаний было бы пустой тратой времени, многие из них с трудом читали, а некоторые и этого не могли. И это было проблемой, приходилось признать. Артём привлёк, заманив гонорарами и интересной работой, к её решению специалистов-педагогов из министерства образования. Несколько их из Киева, сменяя друг друга, постоянно находились в лагере, разрабатывая с преподавателями методики и программы. А пока основной упор делали на спорт, трудовое воспитание и изучение искусств. Сюда обязательно входили утренняя пробежка и заплыв в бассейне или в море, конный спорт, восточные единоборства, фехтование, стрельба из пневматического и малокалиберного оружия.

Был и яхтинг, правда, пока на договорных условиях в портовом яхт-клубе, куда ежедневно ездил автобус с двумя-тремя куренями. Но уже работали в прибрежной зоне плавкраны и землечерпалки, огораживая бетонными волноломами приличную акваторию, где вполне могла схорониться от шторма и парочка, другая эсминцев. Были закуплены два десятка пластиковых корытцев-швертботов «Оптимист» и «Кадет», а также заказаны довольно приличная двухмачтовая шхуна и три гоночных яхты.

В программу старшеклассников входило также автодело, для чего имелся автодром и отличный гараж с дюжиной разномарочных автомобилей, легковых и грузовых. Пара которых, в целях изучения автомобильной анатомии, была обречена, словно стальные фениксы, на бесконечную сборку и разборку. А для маленьких «куренят» были приобретены автокары, и ребятишки лихо гоняли на них между ограждениями из старых автопокрышек, наполняя рёвом автодром.

Были также занятия по кузнечному, слесарному и столярному делу, изучали устройство электроприборов. В кузне мальчишки учились управлять стихией огня, покорять и гнуть металл. Кузнечному делу их учил Петрович – здоровенный мужик лет сорока, с длинными, вислыми, как у Тараса Бульбы, усами и кулаками размером с кувалду. Его нашёл Паша, случайно познакомившись с ним в пивной и в разговоре выяснив, что он – безработный кузнец. Теперь Петрович с удовольствием возился с ребятишками, сжигая центнерами уголь и оглашая окрестности весёлым наковальным перезвоном.

Перед воспитанниками было поставлено условие: каждый из них получит шеврон с эмблемой его куреня и звание казачка только после того, как самостоятельно выкует себе саблю. А курень получит свой прапор, когда все его члены будут казачатами.

Казачатам, возрастом после семнадцати лет, успешно сдавшим экзамены по многим дисциплинам, будет присвоено звание казаков и торжественно вручены взрослые, довольно дорогие булатные шашки. Пока что полноценных куреней был аж один, и гордости у этих казачат было выше их прапора с изображением хищно вытянувшегося в прыжке тигра. Остальные воспитанники, в звании «новиков», дико завидовали «тигрятам», особенно на ежедневном утреннем построении с поднятием государственного и «братского» флагов.

Ежедневно считалось и пересчитывалось соотношение новиков и казачат в каждом курене, горели страсти в напряжённом соревновании, Петровича одолевали просьбами о дополнительных занятиях. Этим пользовались преподаватели общеобразовательных предметов, и не было страшнее наказания для новика, чем назначение дополнительного занятия по литературе или математике взамен кузнечного ремесла.

Занимались ребята также изучением сельского хозяйства, для этого был разбит большой сад, где у каждого куреня имелась своя делянка. Кроме того, существовали общие наделы с пшеницей, различной огородиной, и всё это растилось также в соревновательной атмосфере.

Чего стоило Артёму выбить под это дело землю, сколько денег, нервов, переговоров, уговоров и шантажа потратил, знал только он сам и его близкие. Но все получалось, и очень даже неплохо, хотя многое приходилось делать на ходу: оформлять документы, строить, искать кадры, воевать со многими государственными инстанциями, ринувшимися сюда на поиски всевозможных нарушений, под громкие крики о защите интересов детей. Деньги и информированность решали всё.

А детей все эти организационные проблемы не касались, они были заняты делом, очень важным делом. Они росли и развивались. Они потихоньку оттаивали и поверили, что к ним вернулось наконец детство, что к ним вернулось то, на что они имели право по рождению. Что они нужны кому-то, и что взрослым можно доверять. Они рисовали, скакали на лошадях, ловили ветер в паруса и лепили фигурки из глины и пластилина, сопели и пыхтели на алгебре и физике, изучали живопись по великолепным репродукциям, тяпали огород, по уши в мазуте разбирали по винтикам ходовые автомобилей и кружились в вальсе и танго на новеньком, пахнущем нитролаком паркете.