— Угу. — Только совершенно поглощенная своими собственными делами Джекки, единственная, пожалуй, на весь Балтимор, не знала о том, что Тесс удалось-таки отыскать Сэла Хоукинса. — Правда, это не привело меня к разгадке. Но мальчика я все-таки нашла.
— А эта паршивка Уилла Мотт! Как вспомню, как ловко она водила нас за нос! Послушайте, как вы думаете, а они были на самом деле, эти самые мистер и миссис Джонстон, которые, по ее словам, хотели назвать мою девочку Кэйтлин?
— Мне кажется, мы этого никогда не узнаем.
— Думаю, вы правы, — кивнула Джекки. Помахав на прощанье рукой, она рванула с места так, словно хотела как можно скорее исчезнуть из ее, Тесс, жизни.
Тесс и Искей вернулись назад в контору. Усевшись за стол, где стоял компьютер, Тесс взглянула на лежавший перед ней настольный календарь. Некогда листки его поражали своей девственной белизной. Теперь они были сплошь испещрены нацарапанными впопыхах фамилиями и адресами, заляпаны пятнами от пролитой кока-колы, жира, ну и, конечно, шоколада. Одним словом, не календарь, а сплошная грязь. Впрочем, как и их жизнь. Надо бы не забыть сказать об этом Джекки, подумала Тесс. Жизнь — это всегда грязь.
И вдруг она вспомнила, что вряд ли уже когда увидит Джекки.
Глава 25
Тесс ненавидела любые морепродукты. От одного вида краба у нее мурашки ползли по спине. Кроме того, у нее на них была страшная аллергия. Достаточно было крохотного кусочка этой скользкой розовой плоти, чтобы с ней случился приступ анафилактического шока — горло сжималось так, что она едва могла дышать. Единственным плюсом всего этого было то, что в свое время, будучи приглашена на день рождения Ноама Фишера, которому стукнуло восемь лет, она (хоть и против собственной воли) сделала все, чтобы этот день стал для них незабываемым. Даже сейчас, случайно столкнувшись с ней нос к носу, а обычно это происходило на книжной распродаже, Фишер тут же принимался хохотать. Можно было не сомневаться, что тот день рождения стал самым ярким впечатлением его детства: «Как ты тогда посинела! Господи, ты тогда едва не окочурилась!»
Казалось бы, за двадцать девять лет родители ее могли бы запомнить этот прискорбный факт. Но поскольку знаменательный обед для всего семейства, который давала бабуля Вайнштейн в доме дочери, был объявлен «крабовым», стало ясно, что Джудит напрочь об этом забыла. Тесс готова была руку дать на отсечение, что мать наверняка не позаботилась приготовить для нее что-то еще. Так что если она права, то придется удовольствоваться салатом из капусты с морковью и луком, консервированной кукурузой из банки да еще собственноручно приготовленным фруктовым салатом, который, признаться, она терпеть не могла.
— Послушай, а арахисового масла у тебя, случайно, нет? — поинтересовалась она у Джудит, перерыв в шкафу все коробки и консервные банки. Джудит ничего и никогда не выбрасывала, и вот результат — все кухонные шкафы и полки, содержавшиеся в образцовом порядке, были забиты банками с весьма экзотической, но при этом какой-то совершенно неподходящей едой, которую приятели привозили ей из разных частей света в качестве подарка. Бутылочки с чатни, фруктовые пирожные, желе с каким-то специфическим запахом — все это почему-то не внушало Тесс доверия. — Я бы, по крайней мере, сделала себе пару бутербродов.
— Могу сбегать к Эрби, если хочешь. Куплю тебе ростбиф, — тут же охотно вызвался отец. Похоже, он только что вернулся с работы и еще даже не успел переодеться, потому что до сих пор был в белой рубашке с коротким рукавом и в своем любимом синем галстуке, всего на полтона светлее его глаз. Лицо его было уже по-летнему загорелым — тоже всего на полтона светлее его волос.
Тесс сердито подумала, что, если уж кто-то и имеет право воспользоваться этим предлогом, чтобы удрать, то в первую очередь она сама.
— Может, мне лучше сгонять в тот китайский ресторанчик на углу Инглсайд, с танцующей коровой? У них можно взять клецки или ребрышки.
— Нет! — истерически взвизгнула Джудит. Это вышло у нее настолько громко и пронзительно, что Тесс с отцом застыли, словно ноги у них разом приросли к земле. Но больше всех, казалось, удивилась сама Джудит. — Я хочу сказать… э-э-э… не уходите. Вы мне нужны здесь — оба. Пат, честное слово, клянусь, что в августе поеду с твоей семьей на побережье, буду жить в этом их ужасном бунгало и словечка не скажу, только не уходи, ради бога!
Тесс с отцом обменялись озадаченными взглядами.
Это было уже серьезно. Каждый раз, когда семейство Монаган в августе традиционно воссоединялось, чтобы вместе провести отпуск, Джудит наотрез отказывалась жить с ними под одной крышей и снимала номер в отеле, да еще постоянно находила предлог уехать дня на два пораньше.
— Ладно, милая, — кивнул отец. — Я остаюсь с тобой, и Тесс тоже. Только ей все равно надо бы отыскать тут хоть что-нибудь поесть. — Отец протянул к ней руки, и Джудит, как ребенок, прижалась к его груди, позволив мужу заключить себя в объятия.
Пока они прижимались друг к другу, Тесс невольно подумала, что эту удивительную нежность они умудрились пронести через всю свою жизнь. Это была любовь с первого взгляда — прошло всего две недели, как Дональд Вайнштейн познакомил подающего большие надежды парня по фамилии Монаган со своей младшей сестренкой, и между ними уже все было решено. Оба их семейства пророчили, надеялись, молили бога, чтобы этот брак долго не просуществовал. Однако прошло вот уже почти тридцать лет, а их, похоже, тянет друг к другу, как в первый год их семейной жизни. Тесс порой ловила себя на том, что их отношения не вызывали бы в ней ничего, кроме благоговений, если бы результатом их не было ее появление на свет. А она?.. Тесс молча вздохнула. Достаточно только вспомнить, как она выставила за дверь своего последнего приятеля просто потому, что он был до отвращения мил — так мил, что от скуки сводило скулы.
— Пойду постелю газеты, — предложила Тесс. — Приклеить их скотчем или просто придавить тарелками, чтобы не унесло ветром?
— Придави нижний слой, — посоветовала ей Джудит, по-прежнему уткнувшись носом в широкое плечо мужа. — А сверху положи еще несколько слоев, чтобы потом, когда поедим, мы могли бы просто свернуть их и вместе со всем мусором сунуть в контейнер.
Не прошло и часа, как столики для пикника, устланные газетами, покрылись обломками крабовых панцирей, словно снежный вихрь взлетавших в воздух с каждым ударом специальных молотков. Почти профессиональная ловкость, с которой ее семейство уничтожало все эту отнюдь не кошерную снедь, произвела ошеломляющее впечатление даже на Тесс, которая терпеть не могла крабов. У дяди Джулса и тетушки Сильвии молотки для разбивания панцирей были свои, деревянные колотушки их были насажены на серебряные рукоятки, вдоль которых вилась изящная гравировка с их монограммой. Оба они ели жадно, торопливо засовывая в рот большие куски нежного крабового мяса. Кузина Дебора, в отличие от них, ела аккуратно, выбирая аппетитные кусочки кончиками наманикюренных пальчиков, и только болезненно морщилась, когда над ухом раздавался громкий треск. Крошка Сэмюэл, сидя между дедушкой и бабушкой, азартно колотил по столу собственным маленьким молотком, как будто заранее предвкушая тот день, когда ему позволят набить рот чем-нибудь повкуснее молочной кашки.
Дядюшка Дональд разделывал панцири ножом — он считался настоящим специалистом по части добывания особо аппетитных кусков мяса из задних лап краба. Но по части скорости победительницей в этом состязании неизменно выходила бабуля, ко всему прочему она и есть умудрялась аккуратнее всех остальных. Как-то раз, лет тридцать тому назад, она даже выиграла конкурс едоков, проводившийся исключительно для местных «шишек», — это было в те годы, когда семейство Вайнштейн еще могло числиться среди таковых. С тех пор на каждом подобном семейном сборище она рассказывала эту историю. Вот и сейчас она решила поведать ее еще раз.
— А второе место заняла та женщина… не помню, как ее звали, мы мало общались… словом, из магазинчика, в котором торговали мороженым. Кулаки у нее были сильные — ну еще бы, столько лет орудовать черпаком! А вот кожа, как на грех, оказалась нежная, да еще брезглива она, оказывается, была — ну, просто до тошноты! — Бабуля выразительно покрутила кулаком, будто собирая со стола черпаком невидимое мороженое. — В прошлом году магазинчик ее купили, и он стал частью «Беатрис Фудс». Вот уж она довольна была, наверное. Ее муженек неплохо умел делать дела. Да, эта дамочка могла позволить себе иметь нежные пальчики.
Тесс, без большого энтузиазма жевавшая в это время кусок хлеба с джемом из гуавы, исподтишка разглядывала бабушку. Теперь ей стала понятна и всегдашняя горечь в голосе бабули, и ее бесконечные язвительные замечания в адрес папочки и преследовавших его неудач. Должно быть, бабуля каким-то образом пронюхала о его измене… или просто почувствовала неладное. Впрочем, насколько помнила Тесс, бабуля всегда была такой. Кислое выражение и тогда не сходило с ее лица. В конце концов, когда она волоком стаскивала маленькую Тесс с механического кролика, Джекки еще и в помине не было. Или все-таки уже была? А может, не Джекки, а кто-то еще? Оказалась ли Джекки единственной шалостью папочки или просто одной из многих? Сандвич вдруг приобрел вкус картона, и Тесс отложила его на тарелку, внезапно потеряв аппетит.
Однако она тут же обрела его снова, когда увидела, как тетя Сильвия с торжественным видом ставит на стол приготовленный собственноручно шоколадный бисквит. Странная вещь: вообще говоря, кулинарка из тети Сильвии была аховая, а вот пекла она изумительно. Бабуля уже стояла во главе стола, нетерпеливо постукивая вилкой по своему стакану, а малыш Сэмюэл вторил ей, оглушительно колотя молотком по столу. Бабуля бросила в его сторону недовольный взгляд — она терпеть не могла, когда ее прерывали, и это касалось всех, даже Сэмюэла, который всегда был светом ее очей. Правда, об обоих тут же забыли, потому что в этот момент перед их домом остановилась полицейская машина.