на своих местах. Она положила ладонь на костяшки его пальцев, твердые, как скорлупа грецкого ореха. «Все еще боец, – подумала она. – Все еще готов пожертвовать кулаками, чтобы сохранить нос и зубы». Ее рука переместилась ему на грудь. Там, слева, обнаружилась вмятина. Разрыв мышц, точнее – углубление, в которое помещался ее палец. Пулевое ранение. Старое, но новое для нее. Скорее всего, калибр 0,38.
– Нью-Йорк, – пояснил Ричер. – Несколько лет назад. Все обращают внимание.
– Все?
– Все, кто видит.
Хаттон прижалась к нему еще теснее.
– И сколько людей видели?
Он улыбнулся.
– Ну, ты знаешь, на пляже и тому подобное.
– И в постели?
– В раздевалке, – сказал Ричер.
– И в постели, – повторила Хаттон.
– Я не монах.
– Было больно?
– Не помню. Три недели лежал без сознания.
– Ранение прямо над сердцем.
– Стреляли из маленького револьвера. Наверное, заряд был слабым. Ему следовало стрелять в голову. Тогда получилось бы лучше.
– Для него. Но не для тебя.
– Я удачливый человек. Так всегда было, и так будет.
– Не спорю. Но следует быть осторожнее.
– Стараюсь изо всех сил.
Ченко и Владимир остались вместе и осматривали северную часть города. Они не стали приближаться к мотелю. Полиция наверняка контролировала не только сам мотель, но и соседние территории. Поэтому они первым делом заехали в спортивный бар, вошли внутрь и провели там некоторое время. В баре было сумрачно, посетителей собралось немного. Около тридцати парней. Ни один из них не был похож на изображенного на рисунке. Владимир остался возле двери, а Ченко проверил туалет. В одной из кабинок дверь была закрыта. Ченко дождался, пока прошумел слив и из кабинки показался мужчина. Не Ричер. Обычный парень. Ченко пошел к Владимиру, они вернулись к машине и начали медленно кружить по улицам, объезжая каждый квартал с трех сторон и задерживаясь на перекрестках для обзора четвертой.
Хаттон оперлась на локоть и сверху вниз посмотрела в лицо Ричера. Его глаза были прежними. Возможно, теперь они немного запали и в них появилось знание чего-то нового. Но они сияли все тем же синим цветом, подобным сиянию льда под арктическим солнцем. И еще они напоминали цветную карту с изображением двух одинаковых горных озер, образовавшихся после таяния снегов. Однако выражение глаз Ричера изменилось. Четырнадцать лет назад их окаймлял красный ободок от пустынных бурь, и в них читался горький цинизм. Глаза солдата. Глаза полицейского. Она вспомнила, как взгляд этих глаз лениво скользил по комнате, точно трассирующие очереди пулемета, приближающиеся к цели. Теперь его глаза были чище. Моложе. Невиннее. Он стал на четырнадцать лет старше, но его взгляд уподобился взгляду ребенка.
– Ты только что подстригся, – заметила она.
– Сегодня утром, – сказал он. – Ради тебя.
– Ради меня?
– Вчера я выглядел как дикарь. Мне сказали о твоем приезде. И я не хотел, чтобы ты подумала, что я стал бродягой.
– А ты не стал?
– Ну, в некотором роде.
– В каком роде?
– Я делаю все по собственному желанию.
– Нам нужно поесть, – сказала она. – Чего ты хочешь?
– Что закажешь. Мы все разделим. Закажи большие порции.
– Ты можешь выбрать сам все, что захочешь.
Ричер покачал головой.
– Через месяц какой-нибудь клерк из Министерства обороны проверит твои расходы. Будет лучше, если ты сделаешь заказ на одного человека, а не на двоих.
– Беспокоишься о моей репутации?
– Нет, о твоем продвижении по службе.
– Его не будет. Бригадный генерал – это вершина моей карьеры.
– Не теперь, когда Пентагон у тебя в долгу.
– Не стану спорить – получить две звезды было бы неплохо.
– И я не стану, – заявил Ричер. – Хотя мне не раз ломали жизнь генералы с двумя звездами. Мысль о том, что я переспал с одним из них, будет меня греть.
Эйлин скорчила гримасу.
– Еда, – напомнил Ричер.
– Мне нравятся салаты, – сказала она.
– Ну, некоторым просто приходится их есть.
– А ты не любишь?
– Закажи салат «Цезарь» для начала, а на продолжение – бифштекс. Ты съешь пищу для кроликов, а я бифштекс. И еще закажи большой десерт. И большой кофейник с кофе.
– Я предпочитаю чай.
– Не могу согласиться, – заявил Ричер. – Возможен любой компромисс, но только до определенного предела. Даже ради Министерства обороны.
– Но мне хочется пить.
– Нам принесут воду со льдом. Они всегда приносят.
– Но у меня более высокий чин.
– Так было всегда. Ты видела, чтобы я хоть раз пил из-за этого чай?
Она покачала головой и выбралась из постели. Не надевая халата, подошла к столу, сняла трубку и заказала салат «Цезарь», филейную вырезку в шестнадцать унций и большой торт с мороженым. И кофейник на шесть чашек. Ричер улыбнулся ей.
– Принесут через двадцать минут, – сказала Хаттон. – Давай пока примем душ.
Раскину достался центр города. Он перемещался по нему пешком, с портретом в руках и списком в голове: рестораны, бары, кафе, закусочные, продуктовые магазины, отели. Начал с «Метрополя». Вестибюль, бар – неудача. Он быстро и не привлекая внимания проверил китайский ресторан, находившийся в двух кварталах от «Метрополя». Раскин считал, что хорошо справляется с такого рода работой. Он был незаметным человеком. Его никто не запоминал. Средний рост, средний вес, обычное лицо. Просто «дыра в воздухе». Иногда это его огорчало, но часто давало преимущество. Люди смотрели на него, но словно не видели. Их глаза не задерживались на нем и скользили дальше.
В китайском ресторане Ричера не оказалось. В бистро и ирландском баре – тоже. Тогда Раскин вышел на тротуар и направился на север, чтобы проверить офис адвоката, а потом решил, что пойдет в сторону «Марриотта». Лински сказал, что именно там бывают знакомые дамы Ричера. А опыт Раскина подсказывал, что парни, которые чего-то стоят, проводят с женщинами больше времени, чем другие.
Приняв душ, Ричер одолжил у Хаттон зубную щетку, пасту и расческу. Затем завернулся в полотенце и пошел за своей одеждой. Он успел привести себя в порядок и сел на кровать, когда в дверь постучали.
– Обслуживание в номерах, – послышался голос с иностранным акцентом.
Хаттон высунула голову из ванной. Она была одета, но еще не успела высушить волосы.
– Открой дверь, – сказал Ричер.
– Я?
– Тебе придется расписаться.
– Распишись за меня.
– Через два часа полицейские, которые меня не найдут, могут вернуться в отель. Будет лучше, если никто из персонала не узнает, что ты не одна.
– Ты никогда не расслабляешься, верно?
– Чем меньше я расслабляюсь, тем чаще мне везет.
Хаттон поправила волосы и направилась к двери. Ричер услышал, как задребезжали тарелки на тележке, потом заскрипело перо – Хаттон подписывала счет. Ричер услышал, как дверь закрылась. Он вышел в гостиную и увидел посреди номера столик на колесах. Официант поставил возле него один стул.
– Один нож, – сказала Хаттон. – Одна вилка. Одна ложка. Мы об этом не подумали.
– Будем есть по очереди, – предложил Ричер. – Так даже романтичнее.
– Я разрежу твой бифштекс, и ты сможешь есть его руками.
– Ты могла бы покормить меня. Нам следовало заказать виноград.
Она улыбнулась.
– Ты помнишь Джеймса Барра? – спросил он.
– Слишком много воды утекло с тех пор, – ответила Хаттон. – Однако вчера я перечитала его досье.
– Насколько хорошим стрелком он был?
– Не лучшим из тех, что у нас были, но и не худшим.
– Именно таким он мне и запомнился. Я только что побывал на той парковке, чтобы еще раз своими глазами увидеть место преступления. Впечатляющая стрельба. Очень впечатляющая. Я не припоминаю, чтобы Барр был так меток.
– Однако оставил очень много улик.
Ричер молча кивнул.
– Возможно, он очень старательно тренировался, – предположила Хаттон. – Барр служил пять лет, но с тех пор прошло почти в три раза больше времени. Не исключено, что его талант стрелка развился позже.
– Может быть, – ответил Ричер.
Она посмотрела на него.
– Ты не останешься, верно? Ты собирался уйти сразу после обеда. Из-за полиции. Думаешь, они снова сюда придут?
– Так и будет, – сказал Ричер. – Можешь не сомневаться.
– Я не обязана их впускать.
– В небольших городах полицейские делают что хотят. А если они найдут здесь меня, у тебя будут серьезные неприятности.
– Но только не в том случае, если ты невиновен.
– Однако у тебя нет никаких доказательств, что это так. О чем они и скажут.
– Адвокат здесь я, – сказала Хаттон.
– А я был полицейским, – ответил Ричер. – И я знаю, как они себя ведут. Полицейские ненавидят тех, кто скрывается от правосудия. Такие парни выводят их из себя. Они арестуют не только меня, но и тебя и лишь потом начнут разбираться, что к чему. И разберутся только через месяц. А к тому моменту твою вторую звезду можно будет спустить в унитаз.
– И куда ты сейчас пойдешь?
– Понятия не имею. Но что-нибудь придумаю.
Входная дверь в вестибюле башни из черного стекла была заперта на ночь. Раскин дважды постучал. Сидевший у входа охранник поднял голову. Раскин помахал в воздухе рисунком.
– Доставка, – сказал он одними губами.
Охранник встал, подошел и открыл ключом дверной замок. Раскин вошел.
– Родин, – сказал Раскин. – Четвертый этаж.
Охранник кивнул. В этот день в офис Хелен Родин часто доставляли посылки. Ящики, коробки, даже ручные тележки. И охранника не удивила еще одна посылка. Он молча вернулся к своему столику, а Раскин направился к лифту. Он вошел в кабинку и нажал кнопку с цифрой четыре.
Первое, что он увидел на четвертом этаже, был полицейский, стоявший у двери в офис Хелен Родин. Раскин сразу понял, что это значит. Офис оставался весьма вероятным местом появления Ричера. Из чего следовало, что сейчас его там нет и что он не наведывался сюда за последние несколько часов. Раскин повернулся на каблуках, словно не разобрался в расположении офисов, и направился в соседний коридор. Подождал немного, а потом вернулся к лифту. Сложил рисунок и спрятал в карман. В вестибюле жестом показал охраннику, что работа выполнена, и юркнул в темноту. На улице он свернул налево и пошел на восток, в сторону отеля «Марриотт».