Я вам так скажу: мне доводилось читать книги и гораздо хуже. Я по-прежнему вижу краем глаза Хилари Мантел. Наверное, мне она понравится, но сначала нужна разминка.
Знаете, о чем я еще подумала, когда читала роман Эндрю Эвертона? Я подумала: может, и мне стоит попробовать написать книгу?
Глава 47
Сообщение приходит, когда Элизабет уже готовится ко сну.
От Викинга.
Вы совершили большую ошибку.
Так ли это? Элизабет думает о фотографии.
Выстрел. Выстрел мимо цели.
Викинг побывал в квартире Виктора. Но как? Он увидел пулевое отверстие. Она проявила небрежность. Но в самом деле как он, черт возьми, проник внутрь?!
Это мое последнее сообщение. Теперь я приду за всеми вами.
Значит, теперь им придется разыскать Викинга. И сделать это раньше, чем он найдет всех их.
Стефан смотрит на Элизабет.
– Проблемы?
– Джойс не может справиться с термостатом, – отвечает Элизабет.
– Тебе надо перезагрузиться, – предлагает Стефан. – Битвы проигрываются прежде всего в голове.
Что знает Элизабет? Самую малость. Она, конечно, видела Викинга. И это преимущество. Тот факт, что он позволил себя обнаружить, говорит лишь о том, что он чувствует себя в полной безопасности. Он где-то в Стаффордшире, по причинам, известным только ему. Он живет в очень большом доме, в котором есть библиотека. Вот примерно и весь объем ее сведений. Она помнит, как расширились глаза Стефана, когда он осматривал библиотеку.
– А что ты скажешь о библиотеке Викинга?
– Ты о чем? – не понимает Стефан.
– О библиотеке Викинга. Мне показалось, она тебя поразила. Была какая-то причина?
– Я вообще не понимаю, к чему ты клонишь, дорогая, – говорит Стефан. – Викинги, библиотеки… – ты перешла на джин?
– Ты разглядывал его книги, – упрямо повторяет Элизабет.
– Ты либо начала не с того, либо с того, но с середины, – продолжает Стефан.
Элизабет садится и смотрит на него внимательно.
– Стефан, ты помнишь ту ночь? Фургон, мужчину с бородой? Ты ведь не забыл?
Стефан хихикает.
– Даже для тебя это как-то странно. Какие у нас планы на завтра? Я подумал, что мог бы заскочить к твоей маме. Ты же знаешь, какой она бывает.
Элизабет вновь пытается успокоить дыхание, но у нее это не получается. Она чувствует, что вот-вот разрыдается. Стефан обнимает ее одной рукой.
– Что на тебя вдруг нашло? – спрашивает Стефан. – Я здесь, глупышка, я здесь. Если что-то сломалось, ты же знаешь, я все починю.
Элизабет спускает ноги с кровати и спешит в ванную, после чего запирает дверь и прислоняется к ней спиной. К глазам подступают слезы. Это нелегко, потому что слезы никогда не даются ей без труда. Элизабет до сих пор помнит, как плакала, когда отец ее бил. Потому что он любил ее, потому что он вот так ее любил. Потому что он пообещал, что будет бить ее и бить, пока она не перестанет плакать. Пока однажды она не перестала плакать навсегда.
Еще Элизабет помнит, как много лет спустя, приехав в отпуск из Бейрута, она сидела у постели отца, умиравшего в хэмпширском хосписе от рака. Она держала его костлявую, изъеденную болезнью руку и думала о том, какую он мог бы прожить жизнь. Какую могла бы прожить жизнь она. Она думала обо всем, что у нее могло бы быть. И все же она не заплакала, испугавшись, что станет с ним, если он это увидит.
Будет ли она точно так же держать руку Стефана, когда дело дойдет до хосписа? Конечно, будет. Но она станет смеяться вместе с ним, она будет любить его и благодарить за него и за ту женщину, какой она стала рядом с ним.
И лишь потом она выплачет все слезы, в которых отказывала себе всю жизнь.
Глава 48
Богдан влюблен. Тут не может быть сомнений. Он уверен.
Или нет?
Нет, он чувствует, что влюблен.
Однако стоит ли доверять чувствам?
Они поехали на встречу с Джеком Мейсоном. На этот раз с Виктором в нагрузку. Богдан ведет «дайхатсу» Рона.
Богдан хотел бы, чтобы кто-нибудь просто сказал ему, как с этим справиться. Он влюблялся в школе, он это помнит, но с тех пор все складывалось как-то непросто. Скоро у него очередная игра в шахматы со Стефаном. Вот у Стефана и спросит.
Определенно ему очень, очень и очень нравится Донна. Но сколько сказанных подряд «очень» превращают «нравится» в «люблю»? Четыре? Пять? Богдан хотел бы знать точный ответ. В револьвере шесть патронов, на строительный лоток можно поместить двенадцать кирпичей, в яйце тринадцать граммов белка. Но любовь! Хоть погугли – ответов нет. Богдан уже пытался.
Рон сидит на пассажирском месте. Он разворачивается, чтобы поговорить с Виктором.
– Ты давно ее знаешь? – спрашивает Рон. – Элизабет?
Виктор Ильич потягивается, щелкнув суставами. Они только что вытащили его из багажника машины и расстегнули молнию на сумке. Они проделали это на изрытой колеями дороге в лесу примерно в миле от Куперсчейза, как только Богдан убедился, что за ними никто не следит. Элизабет выдала на этот счет строжайшие указания.
– Очень давно, – отвечает Виктор. – Практически со времен другой жизни.
– Тогда расскажи нам какой-нибудь секрет, – просит Рон. – Нечто такое, о чем она не хотела бы, чтобы мы узнали.
Виктор на мгновение задумывается.
– Ладно, – соглашается он, – Элизабет – лучшая любовница из всех, что были у меня.
– Господи! – говорит Рон. – Я имел в виду что-нибудь о расстреле русских шпионов или типа того.
– Ох и нежная она была, – продолжает Виктор. – Но порой становилась похожей на тигрицу.
Рон включает «Радио Спорт».
Виктор все глубже погружается в воспоминания:
– Она вытворяла со мной такое, чего ни одна женщина…
Рон кивает в сторону радио.
– «Ливерпуль» покупает Санчеса? Напрасная трата денег!
Богдана так и подмывает присоединиться к разговору. К разговору о любви, разумеется. Может, рискнуть задать вопрос? Как-нибудь так, чтобы никто не догадался. Но не прозвучит ли это глупо? Здоровенный польский мачо и вдруг спрашивает о любви. Наконец он решается вступить в разговор. Правда, не понимает, в какой именно, пока вопрос не вылетает у него изо рта.
– Сколько они платят за Санчеса, Рон?
«О, Богдан!»
– Тридцать миллионов, – отвечает Рон. – По частям, но тем не менее.
Богдан кивает. В конце концов, его дело вести машину и носить Виктора до места и обратно.
Пока Рон рассказывает анекдот о попугае, который когда-то жил в борделе, Богдан продолжает размышлять об этом всём. В этот раз Виктор взял с собой кое-какие вещи, прежде чем его запихнули в сумку. Теперь у него имеются подушка, последний номер «Экономиста» и маленький фонарик.
Виктор объяснил основы отмывания денег, рассказал о сложной сети анонимных подставных компаний и офшорных счетах, которые превращают грязные деньги в чистые по цепочке, которую почти невозможно отследить.
Почти невозможно.
Богдан пропустил кульминацию анекдота о попугае, а Рон уже перешел к анекдоту о монахине в поезде.
Истинный секрет состоит в том, чтобы копнуть назад во времени, проследить потоки денег туда и обратно и найти первородный грех. Первые транзакции, как правило, наиболее уязвимы. Виктор сказал, что это примерно как поднимать ковер. Нужно всего лишь подцепить ногтем крошечный фрагмент в углу, и тогда весь ковер можно поднять зараз. Именно так произошло и с «Трайдентом»: ранняя транзакция стала ошибкой. Но это ни к чему не привело. Так что, возможно, придется разматывать еще дальше.
Они добираются до места назначения около двух часов дня. Это поместье елизаветинской эпохи[87], расположенное высоко на вершине Кентского утеса, за которым простирается Ла-Манш. Они останавливаются в роще, не доехав примерно милю, и запихивают Виктора обратно в сумку. Как они объяснят Джеку Мейсону наличие украинца в сумке – это уже не забота Богдана. Он просто донесет сумку.
Богдан ведет «дайхатсу» по длинной подъездной аллее и паркуется как можно ближе к каменным ступеням входа. Сумка чихает, и Богдан говорит: «Будьте здоровы».
Если Джек Мейсон и удивляется, увидев, как здоровенный поляк расстегивает молнию на сумке, чтобы выпустить оттуда тщедушного украинца, то хорошо это скрывает.
– Вернусь за вами вечером, – говорит Богдан Рону и Виктору.
– Спасибо, старина, – отвечает Рон. – Но я не поеду сегодня в Куперсчейз. Остановлюсь у Полин. Правда, она живет в Файрхэвене, если ты не против.
– Вообще не проблема, – говорит Богдан.
– Хороший ты парень, – замечает Рон. – Ее квартира в «Можжевеловом дворе». Это жилой комплекс недалеко от Ротерфилд-роуд.
Глава 49
Джойс совмещает приятное с полезным. Много лет назад по телевизору показывали рекламу – кажется, сладостей, – и в ней звучала такая песня: «Два моих любимых вкуса в одной упаковке». И вот теперь она планирует посмотреть съемку телешоу и, как хочется надеяться, опросить подозреваемую в убийстве.
В прошлый раз, когда они с Элизабет ехали в поезде, в сумочке Элизабет лежал пистолет. Может, он есть у нее и теперь? Она выглядит какой-то рассеянной.
– Ты какая-то рассеянная, – говорит Джойс, пока Элизабет оглядывает вагон.
– Я какая-то… какая? – переспрашивает Элизабет.
– Рассеянная, – повторяет Джойс.
– Чепуха, – возражает Элизабет.
– Прости, если ошибаюсь, – продолжает Джойс.
Они пересели на другой поезд у Лондонского моста, а затем еще раз в Блэкфрайерсе[88]. Станция Блэкфрайерс расположена на мосту, что вызвало у Джойс восторг. Правда, там ничего не было, кроме Costa Coffee[89]. Хотя Джойс еще приметила книжный магазинчик, но к нему надо было спускаться на эскалаторе, и она решила не рисковать, чтобы не опоздать на следующий поезд. Наведается туда на обратном пути. В дороге они обсуждали открытие Ибрагима – о том, что записку, найденную в ящике стола Хизер Гарбатт, писал кто-то другой. Предположительно – убийца, но для чего убийце упоминать Конни Джонсон? Если только убийцей не была