сама Конни Джонсон, хотя и в этом случае это выглядело бы как-то странно.
И вот они сидят в пригородном поезде до Элстри и Боремвуда[90], где Фиона Клеменс снимает свою шоу-викторину «Останови часы». Джойс уже в сотый раз пытается объяснить Элизабет правила.
– Честное слово, для образованной женщины ты иногда ведешь себя как тугодумка, Элизабет, – говорит она. – Каждому из четырех игроков дается сто секунд на часах в начале игры. Чем дольше они отвечают на вопросы, тем больше времени теряют, и как только секунды кончаются, они выбывают из игры.
– Нет, это я как раз поняла, – отвечает Элизабет. – Я про всю остальную ерунду.
– Ерунду? Вот уж вряд ли, – возмущается Джойс. – У каждого из игроков есть четыре опции. Они могут украсть десять секунд у соперника, заморозить собственные часы, ускорить часы соперника или поменять вопрос местами. «Украсть, заморозить, ускорить или переставить» – это же так просто! Хотя если твой соперник обкрадывает тебя или ускоряет часы, то ты получаешь дополнительную опцию – «месть», – которую можно разыграть, даже если ты уже вне игры. Все оставшиеся секунды победителя переводятся в деньги, и, чтобы выиграть эти деньги, игроки должны ответить на двенадцать вопросов, пройдя по циферблату от одного до двенадцати, пока не закончится время. Проще и быть не может!
– И это показывают по телевизору?
Элизабет внимательно наблюдает за проходящим мимо мужчиной.
– Каждый день, – отвечает Джойс. – Это можно смотреть вместо новостей. Вот почему шоу так популярно.
Поезд делает остановку в Хендоне, где расположен знаменитый полицейский колледж. Джойс тут же пишет Крису: «Угадайте, где мы находимся. В Хендоне!», но Крис отвечает только: «Я не учился в Хендоне». Джойс пишет то же самое Донне, но ответа от нее пока нет.
– Расскажи мне о Фионе Клеменс, – просит Элизабет.
– Она работала младшим продюсером, когда Бетани была ведущей «Вечернего Юго-Востока», – охотно отвечает Джойс. – Потом Бетани погибла, и ведущей назначили Фиону. Ее можно назвать амбициозной, но словом «амбициозная» обычно выражают критическое отношение к женщине, не так ли?
– Меня много раз называли амбициозной, – замечает Элизабет.
– Она вела шоу около двух лет, и было действительно видно, что она утрачивала к нему интерес, пока не перешла на канал «Скай Ньюз». Мне всегда нравилось ее слушать, знаешь ли: а вдруг она упомянет «Юго-Восток»? Потом она стала вести утренние новости на «Би-би-си», а теперь что только не ведет! На днях я даже видела ее в «Крафтс»[91]!
– Не сомневаюсь, что она знаменита, Джойс, но, честно говоря, меня интересует только то, что она может рассказать нам о Бетани Уэйтс.
– Ты правда никогда о ней не слышала? Я с трудом в это верю.
– А ты когда-нибудь слышала о Берил Дипден?
– Нет, – отвечает Джойс.
– Вот видишь: у разных людей различные интересы, – говорит Элизабет.
– А кто такая Берил Дипден?
– Это оперативный псевдоним одной особенно храброй британской шпионки, работавшей в Москве в тысяча девятьсот семидесятых, – поясняет Элизабет. – Очень известная в моих кругах личность.
– Сомневаюсь, что Берил Дипден получала премию «Выбор телевидения», – говорит Джойс.
– А я сомневаюсь, что Фионе Клеменс когда-нибудь вручали Крест Георга[92], – отвечает Элизабет. – Каждому свое, верно? О, смотри, мы приехали.
Студия «Элстри» находится в десяти минутах ходьбы от железнодорожной станции «Элстри и Боремвуд». Джойс невероятно нравится центральная улица, где она никогда раньше не была, и она принимается указывать Элизабет на вывески:
– «Старбакс», «Коста» и, к счастью, «Кафе Ниро»[93]! Неужто «Холланд и Баррет»[94] тут больше, чем у нас? Господи, у них до сих пор работает «Вимпи»[95], Элизабет!
К охраняемым воротам студии змеится очередь, но Джойс и Элизабет имеют возможность в ней не стоять. У Джоанны есть подруга, чья сестра работает на шоу менеджером по производству (что бы это ни значило), поэтому им дали специальные гостевые билеты. От входа их провожают прямиком в бар и предлагают чай или кофе. Джойс глядит на все восторженно распахнутыми глазами.
– Невероятно, да? Ты когда-нибудь была на телевидении, Элизабет?
– Однажды меня вызвали давать показания для Специального комитета обороны[96], – отвечает Элизабет. – Но по закону они были обязаны размыть мое лицо. А еще как-то раз я случайно попала на видео с заложниками.
Их приглашают в студию и усаживают на места в первом ряду. Внутри довольно прохладно, но их просят снять перчатки («Иначе мы не услышим вас, когда вы будете хлопать»). В студии запрещено есть, но Джойс заговорщически приоткрывает сумочку, показывая Элизабет, что она тайком пронесла в ней немного фруктовых пастилок. Пока они ждут, Джойс достает из сумочки телефон. Неподалеку она замечает охранника.
– Тут можно фотографировать?
– Нет, – отвечает охранник.
– Понятненько, – говорит Джойс.
– Но Джойс так просто не сломить, верно? – спрашивает Элизабет.
– Конечно, нет, – отвечает Джойс, делая снимок. – Он попадет прямиком в «Инстаграм».
– Понять не могу, зачем ты спросила, – говорит Элизабет. – Не то чтобы я прям пытаюсь, но все же.
– Надо соблюдать вежливость, не так ли? – спрашивает Джойс, делая еще одну фотографию. – А ты знала, что у Фионы Клеменс три миллиона подписчиков в «Инстаграме»? Можешь себе такое представить?
– Вряд ли, – отвечает Элизабет.
Когда Джойс прекращает фотографировать, приходит наконец ответ от Донны: «Я не училась в Хендоне, Джойс».
«Да где ж их всех теперь учат?» – недоумевает Джойс.
Она надеется, что и у Рона с Виктором сегодня тоже все складывается хорошо. Утром она помахала им рукой, когда Богдан их повез. У Джека Мейсона есть собственный стол для снукера. Очевидно, это означает, что они проведут там весь день. Джойс тоже нравится снукер. Красивые жилеты и все такое. Наверное, она могла бы выйти замуж за Стефана Хендри[97], если бы представилась такая возможность.
Музыка, звучавшая в студии, затихает, и толпа начинает аплодировать, когда Фиона Клеменс выходит на съемочную площадку.
– Кожа у нее безупречная, – говорит Джойс Элизабет. – Безупречная, правда?
– Сколько времени все это займет? – спрашивает Элизабет. – Я тут только для того, чтобы задать вопросы.
– Совсем недолго, – отвечает Джойс. – Примерно часа три.
Звучат первые такты музыкальной темы, открывающей игру.
Глава 50
Они оба борются за трудную ничью. Богдан – с оставшимися слоном и пешками, Стефан – с одной ладьей. Они сыграли достаточно партий друг с другом, чтобы точно знать, к чему все идет, однако каждый, несмотря ни на что, получает от игры удовольствие. Стефан немного похудел. Он забывает есть, когда остается в квартире один, а Элизабет в последнее время довольно занята. Он с жадностью проглотил бутерброды, приготовленные для него Богданом. На кухонном столе стоит наготове пастуший пирог[98], который Богдан сунет в духовку примерно через час.
– Могу я спросить тебя кое о чем как друга? – спрашивает Стефан, не отрывая взгляда от шахматной доски.
– Все что угодно, – отвечает Богдан.
– Вопрос будет странный, – говорит Стефан. – Просто предупреждаю.
– Я уже привык, – отвечает Богдан. – Ты бесподобный человек.
Стефан кивает и переводит взгляд со своих фигур на фигуры Богдана, ища возможность для выигрыша, которой нет. Затем продолжает, не поднимая глаз:
– Как думаешь, со мной все в порядке?
Богдан немного выжидает. У них уже происходил такой разговор раньше. И не в одной вариации.
– Ни с кем не все в порядке. Но это нормально.
– Как скажешь… – говорит Стефан, по-прежнему избегая смотреть в глаза. – Но что-то где-то перепутано. Что-то будто идет не так. Тебе знакомо это чувство?
– Конечно, знакомо, – отвечает Богдан.
– Ну, например… – Стефан выдерживает небольшую паузу, – я не знаю, где сегодня Элизабет.
– Она уехала на съемки телешоу, – отвечает Богдан, – вместе с Джойс.
– О, я видел Джойс, – оживляется Стефан, – на днях. Только откуда она знает Элизабет?
– Она живет неподалеку, – говорит Богдан. – Очень милая женщина.
– Это бросается в глаза, – соглашается Стефан. – Но тем не менее странно, что я не знал, где Элизабет. Это необычно.
Богдан пожимает плечами.
– Может, решила тебе не сообщать? Ей нравится играть в секретики.
– Богдан… – Стефан поднимает наконец глаза, – я не дурак. В смысле, не глупее, чем любой другой. Но иногда будто что-то теряю и не совсем понимаю окружающих меня людей. – Богдан кивает. – Мой отец, упокой его Господь, стал терять память незадолго до смерти. Тогда говорили, что он сошел с ума. Наверное, теперь это называется как-то по-другому?
– Наверное, да, – соглашается Богдан.
– Иногда он спрашивал меня: «Где твоя мать?» – Стефан передвигает фигуру по доске. Ничего не значащий ход, без риска и приобретений. – Только моя мама уже много лет лежала в могиле.
Теперь очередь Богдана смотреть на доску. Пусть Стефан выговорится. Пока вопрос не задан, на него лучше не отвечать.
– В общем, ты понимаешь, – продолжает Стефан, – почему меня беспокоит то, что я не знаю, где сегодня Элизабет?
Ну ладно, это прозвучало как вопрос. Богдан поднимает глаза.
– Что-то мы помним, Стефан, а что-то забываем.
– Хм.
– Когда-то я впервые влюбился, – признаётся Богдан. В последнее время он только об этом и думает. – Ну, знаешь, когда аж подташнивает…