– Сэр, вы подозревали его? – спросил Хорн.
– Да, – ответил полковник. – Очень сильно. Вы не знаете, с каким пылом могут действовать слабоумные вроде Чудика. Они часто могут быть разгневаны на кого-либо, но у них хватает хитрости не показывать это. С безумным преступником управиться очень сложно – заманить его в ловушку сложнее, чем нормального человека. Признаюсь, я подозревал Чудика и задавался вопросом, как же его разоблачить, если преступление и впрямь совершил он. Против него была улика – те две фиалки, а он ведь привык гулять по холмам с цветами в петлице. И были очевидны два мотива.
– Два мотива, сэр? – спросил Чафф.
– Да. Во-первых, Блейк ругал его за то, что он берет его цветы. Этого достаточно для того, чтобы возбудить ненависть в юродивом рассудке Чудика. Затем я узнал о его привязанности к мисс Фентон – практически собачьей преданности к ней. Я подумал, он мог услышать, что Блейк собирается выселить ее с отцом из коттеджа. Опять-таки вполне достаточно для того, чтобы в полубезумном мозгу зародился план мести. И эксперимент с ружьем вовсе не удовлетворил меня.
До воскресного вечера, когда вы позвонили мне насчет его алиби, я не мог определиться, стоит ли подозревать его. Но к тому времени у меня появились и другие подозрения, далее речь пойдет о них.
Я впервые подумал о мисс Фентон в тот вечер, когда ей потребовалось вызвать врача для отца. Суперинтендант, вспомните, как она стояла в свете фар нашего автомобиля. На ней был яркий зеленый джемпер.
Это заставило меня задуматься… ярко-зеленый шерстяной джемпер.
– Вот оно что, сэр! – воскликнул Хорн. – Так вот почему после ее ареста вы попросили меня обыскать ее дом и найти зеленый джемпер? Вот он, сэр.
– Видите, – полковник приложил кусочек шерсти к джемперу, – они совпадают, не правда ли? Это заставило меня задуматься. Тем вечером я попросил доктора провести эксперимент. Вы помните, Чудик показал ему дорогу в «Солонку». Я попросил доктора попросить у Чудика цветы, если они будут у него в петлице. Я хотел узнать, отдаст ли он их кому-то, кто явно ни при чем. Несколько дней спустя доктор рассказал мне, что Чудик отреагировал на него так же, как и на меня – закрыл цветы рукой. Но также он рассказал мне, что как только они пришли в «Солонку», Чудик вынул цветы из петлицы и предложил их мисс Фентон, на что она заметила: «Бедняга Чудик! Доктор, он всегда так поступает, и я подыгрываю ему». Трогательно, не так ли? Но это сообщило мне то, что я хотел узнать.
Как вы должны помнить, Чудик слышал, как Блейк говорил с миссис Флитни. Он знал о маршруте Блейка. И все это говорило против него.
Теперь перейдем к сути дела. В пятницу, после того, как дознание окончилось, я пошел в «Солонку», зная, что Чудик находится там. Я встретил его, когда он шел в деревню – выполнять поручение мисс Фентон. Мне захотелось увидеть их вместе, поэтому я постарался подгадать так, чтобы я еще был в «Солонке», когда он вернется. Мне пришлось подождать несколько минут в гостиной, и я случайно выяснил, что Фентон был известным писателем, Майлзом Септоном. Пришел Чудик, и я заметил, что с мисс Фентон он был довольно разговорчив. Я понял, что в день убийства он легко мог рассказать ей о передвижениях Блейка.
На следующий день я отправился в Лондон, к Остину Феррарсу, издателю Септона. Я увиделся с Феррарсом (мы немного знакомы), и он рассказал мне о том, как Септона бросила жена, и что он ослеп. Единственное, что он не знал во всей этой истории, так это имени человека, к которому ушла миссис Септон. Но он направил меня к адвокату, который вел дела Септона. Поначалу тот был не разговорчив, но когда я объяснил ему суть дела, он вспомнил девичью фамилию жены Септона – Кассола. Также я узнал, что Мюриель Септон (или Фентон, как она теперь себя называет) получала призы в соревновании по стрельбе под Гилфордом.
Так определился мотив. Блейк разрушил три жизни, а девушка была наполовину испанкой. Я пришел к неизбежному заключению, но даже тогда не мог быть уверен насчет Чудика, и это продолжалось до тех пор, пока вы не телефонировали мне. Затем Дик Мертон нашел ружье Тэтчера, мы обязаны этому юноше, и Тэтчер заявил, что видел мисс Фентон возле «Верхнего приюта». Оставалось только одно, и упоминание о бумаге для пишущей машинки заставило меня вспомнить о том, что вылетело у меня из головы. Как вы уже знаете, я навел справки в Радуике, и оказалось, что в тот день мисс Фентон вовсе не ходила туда. Такие дела.
Наступила тишина, которую вскоре нарушил суперинтендант:
– Надеюсь, больше у нас не будет подобных дел.
– Я тоже. От всего сердца.
– Бедная девушка! Как вы думаете, что будет с ней? – спросил Хорн.
– Возможно, я был прав, заметив, что бедная девушка так же безумна, как и Чудик, – медленно ответил полковник. – В конце концов, после всего, что она претерпела, и после того, что мы видели, неудивительно, если до суда она сломается. И я надеюсь, так и будет.
– Содержание в заключении в течение неопределенного срока?[13] – предположил суперинтендант.
– Будем на это надеяться. В любом случае мы просто выполняли наш долг. И, как бы то ни было, думаю, она все равно бы сделала заявление – чтобы спасти Эдвардса.
– Я в этом уверен, – ответил суперинтендант. – Но мне хотелось бы узнать у вас кое-что.
– Да?
– Как вы думаете, у присяжных хватит доказательств, чтобы осудить ее? Ведь кроме ее собственного признания, у них есть только слова Тэтчера, который видел ее в холмах. Мы же не можем вызвать Чудика в суд, чтобы доказать, что он рассказал ей о передвижениях Блейка и отдал ей те фиалки. Не может же он давать показания.
– Знаю. О, да. С тех пор, как я стал уверен, что выстрелила именно она, я предвидел эти трудности. Поэтому я и поставил перед ней вопрос об оправдании Эдвардса и только потом обвинил ее. Чтобы оправдать его, она признала, что была поблизости, когда он ограбил труп, а после этого наше обвинение становится убедительным. Так что в ее признании не было необходимости.
Полковник Чадлингтон внезапно поднялся и резко заявил:
– Чафф, разбирайтесь с делом. Я собираюсь прокатиться на машине. Хочу проветрить мозги и подышать свежим воздухом.
– Не в холмах, сэр? – поинтересовался Хорн.
– Не в холмах, – выразительно ответил старший констебль. – Не хочу их больше видеть – и это точно!