– Нет! Что вы! – вырвалось у Андрианы.
Брови Бесединой поползли вверх. Андриана спохватилась и зачастила:
– Да, ваш брат очень талантливый художник! Положа руку на сердце, просто потрясающий! Но я хочу поговорить с вами о его убийстве!
– Об убийстве? – еще больше удивилась Галина Андреева и спросила: – Вам-то какое дело до этого?
– Вот! – Андриана протянула ей свою лицензию.
– Что это? – недоуменно спросила Беседина.
– Лицензия! Я частный детектив! Я уверена, что убийство вашего брата как-то связано с убийством другого человека, которое я и расследую.
– Ладно, садитесь в машину, – разрешила Беседина, – по пути все расскажете.
Андриана не заставила просить себя дважды. Она юркнула в салон на сиденье рядом с водителем.
– Выкладывайте, что там у вас, – велела Беседина, трогая автомобиль с места.
И Андриана Карлсоновна, решившись, выложила сестре художника почти все.
– Как вы сказали фамилия учителя? – переспросила Галина Андреевна.
– Бакулев Юрий Анатольевич.
– Бакулев, Бакулев, – повторила Беседина несколько раз, точно пробуя фамилию на вкус. А потом сказала: – Нет, не помню человека с такой фамилией, хотя вначале мне показалась, что я ее где-то слышала. Однако в окружении брата человека с такой фамилией точно не было.
– Возможно, вы слышали эту фамилию в криминальных новостях, – упавшим голосом предположила Андриана.
– Скорее всего, – согласилась Беседина.
– И, тем не менее, я хотела бы расспросить вас о вашем брате. Может быть информация, полученная от вас, поможет раскрыть оба эти убийства.
– Если честно, – сказала Галина Андреевна, – эти расспросы у меня вот уже где! – Она чиркнула ребром ладони по горлу. Полицейские тоже расспрашивали, а толку ноль целых и ноль десятых.
– С момента убийства вашего брата прошло совсем мало времени, – несмело вступилась за полицию Андриана Карлсоновна.
– Зато с момента убийства этого… – она пощелкала пальцами.
– Бакулева, – подсказала Андриана.
– Вот с момента убийства Бакулева, как вы сами сказали, прошло немало времени. А результат все тот же! Нулевой.
– Может быть, у них что-то уже и есть, но в интересах следствия они пока не раскрывают информацию.
– Да бросьте вы! – отмахнулась Беседина. – Развели тут тайны мадридского двора.
Андриана уже узнала в лице Галины Андреевны ту самую Мадонну, которую с такой любовью изображал на своих картинах Вениамин Стеклов. И как она теперь догадывалась, младенец, а потом и мальчик, изображенный рядом с ней, был Стеклову не сыном, а племянником.
– Брат, наверное, очень сильно любил вас, – начала Андриана издалека.
– С чего вы это взяли?
– Я видела, как он изображал вас и своего племянника. Он вложил в свои полотна столько нежности. Мне даже показалось, что, касаясь кисточкой полотна, он не только писал вас, но и сдувал с вас пылинки.
– Да, это так, – смягчилась Галина Андреевна.
– Расскажите мне о нем, пожалуйста, – попросила Андриана Карлсоновна.
– О Вениамине и рассказывать особо нечего, – вздохнула женщина, – ни семьи, ни детей, он был женат на своих картинах.
– Но ведь у него была девушка? – осторожно спросила Андриана. – Я видела ее изображение.
– Точно! – кивнула сестра художника, – была! Но так давно, что мне это уже кажется неправдой.
– Все равно, Галина Андреевна, расскажите мне о ней.
– Ну, хорошо, – кивнула Беседина, – если вы настаиваете, я вам расскажу.
– Я не настаиваю, я прошу.
– Без разницы, – отмахнулась Беседина, – только давайте где-нибудь остановимся, не могу я рассказывать о брате за рулем.
– Да, конечно, – охотно согласилась Андриана Карлсоновна.
Вскоре Галина Андреевна остановила машину на верхней набережной.
– Идемте вниз. – Заметив кафе на зеленой террасе, Беседина указала на него. И вскоре они уже сидели за столиком открытого кафе. Кроме них под зонтиками никого не было. Несмотря на самое начало осени, ближе к вечеру уже становилось прохладно, тем более что с Волги время от времени долетало дуновение ветра.
– Скоро станет совсем холодно, – вздохнула Беседина и взяла в руки принесенную официантом чашку кофе. Голос ее при этом был таким печальным, что у Андрианы сжалось сердце. Она понимала, что печалит сестру художника не приближение холодов, а то, что на свете больше нет ее брата. Андриана не торопила Беседину. Терпеливо ждала и отпивала маленькими глотками довольно вкусный кофе из своей чашки.
– Когда Веня учился в восьмом классе, он влюбился в одну девочку.
– В свою одноклассницу?
– В том-то и дело, что нет. Руфина была старше его на два года и училась уже в десятом классе. Естественно, она не обращала на Вениамина никакого внимания, он был для нее малявкой. Брат страшно страдал.
– Он сам вам об этом рассказал?
– Нет, конечно! Хотя, да, сам. Но намного позже. У нас с братом разница в десять лет, и тогда ему и в голову не приходило посвящать меня в свои проблемы.
– Но все-таки потом он рассказал вам об этом. Почему?
– Из жалости, – вздохнула Беседина.
– Из жалости? – искренне удивилась Андриана Карлсоновна.
– Да! Понимаете, когда мне было двадцать лет, я безумно влюбилась. Мягко говоря, в недостойного человека. И брат из опасения, что я могу наделать глупостей, решил рассказать мне о своей собственной несчастной любви.
– И что, помогло? – спросила Андриана, не скрывая интереса.
– Представьте себе, да, – грустно улыбнулась Галина Андреевна. – Я смогла справиться со своей влюбленностью. И благодаря вмешательству брата позднее встретила порядочного человека и вышла замуж. Теперь я счастливая жена и мать. Но не в этом суть.
– А в чем?
– Когда я уже образумилась, брат рассказал мне, что сам он не избежал крушения надежд.
– То есть?
– Он встретился с Руфиной через два года после окончания школы, и его чувства к ней вспыхнули с новой силой. В ту пору он уже был симпатичным, крепким молодым человеком, и Руфина ответила ему взаимностью. Однако их роман хоть и был бурным, оказался весьма коротким. Она уехала учиться в столицу и там вышла замуж. Вениамин опять страшно переживал. Но потом смирился с реальностью, ушел с головой в творчество и дал себе слово больше не наступать на одни и те же грабли.
– И он сдержал свое слово?
– Наверное, – пожала плечами Галина Андреевна, – тем более что к этому времени Фортуна повернулась к Вениамину лицом, его картины засветились на выставках, в том числе и столичных, стали неплохо продаваться. У брата появились деньги. Он оставил мне родительскую квартиру, а себе купил в старом двухэтажном доме две квартиры на разных этажах. Соединил их и получил двухуровневые хоромы с мансардой, где устроил себе чудесную мастерскую.
– А где он писал свои завораживающие пейзажи?
– В окрестностях Липовки.
– Липовки?
– Да, это деревня такая. Вокруг нее много лип.
– У вас там родственники?
– Нет, там живет Вася.
– Кто это?
– Венин друг.
– Они вместе учились?
– Нет, Вася младше Вениамина на два года. Он жил с родителями в нашем дворе. Но родителям не было до сына никакого дела! К тому же его часто обижали другие мальчишки. А Веня с детства был поборником справедливости. Он взял Васю под свое крыло и, вообще, часто приводил его к нам домой, Вася обедал и ужинал с нами, время от времени оставался ночевать. А потом Вася вырос и превратился в такого бугая, что теперь, если бы возникла такая необходимость, он сам бы мог защитить кого угодно.
– Как же он оказался в Липовке?
– Пришел из армии, узнал, что троюродная бабка отца оставила им свой дом. Отказался от своей доли в родительской квартире, получив взамен развалюху в деревне, но с большим участком и укатил жить в Липовку. Там занялся хозяйством. Держит гусей, уток и пчел. Отстроил себе новый дом. И Веня в любое время года уезжал в деревню Липовку к другу, там и писал он большую часть своих картин. Брат был очень счастлив в Липовке, – проговорила Беседина, – кто же мог подумать, что именно там и оборвется его жизнь. – Сестра художника отвернулась.
Андриана догадалась, что женщина не хочет, чтобы чужие люди видели ее слезы. Так и есть. Галина Андреева достала из сумки платочек, вытерла лицо и только потом повернулась.
– А как относилась жена Васи к тому, что в их доме постоянно живет друг мужа? – решилась спросить Андриана.
– У Васи нет жены, – тихо и грустно рассмеялась Галина Андреевна, – он закоренелый холостяк, или, как он сам о себе говорит, – замшелый.
– А где именно в Липовке находится его дом?
– На улице Озерной, восемнадцать. А зачем вам?
– Да так, – неопределенно отозвалась Андриана и спросила: – Вы не помните, как была фамилия той девушки?
– Какой девушки? Руфины?
– Да.
– Почему же, отлично помню: Руфина Станиславовна Никитовская, – произнесла Беседина и сердито поджала губы. Было видно, что она не простила неведомой Руфине ее коварства в отношении Вениамина.
– А вам не казалось, что брат продолжал ее любить? – осторожно спросила Андриана.
– Нет, не казалось, – отрезала Беседина и пояснила: – Когда Веня кого-то любил, он всегда переносил любимый образ на полотно. И раз он перестал писать Руфину, значит, выбросил ее из своего сердца.
– Но у него появилась другая возлюбленная?
– С чего вы взяли? – удивилась Галина Андреевна.
– Но как же! Вы же сами сказали, что ваш брат писал тех, кого любил. А я увидела на множестве его картин неизвестную женщину! Только непонятно, почему ваш брат всегда изображал ее спиной к зрителю?
– Потому что никакой такой женщины у Вениамина не было! – воскликнула Галина Андреевна.
– То есть?! – удивленно спросила Андриана. – А как же незнакомка на его картинах?
– Вы сами заметили, – проговорила Беседина, – что ни на одной из картин не видно лица женщины. Почему?
– Почему? – повторила, как эхо, Андриана.
– Потому что у нее не было лица!