розным именем своей конторы, потребовать, чтобы Вовка прекратил заниматься ерундой и немедленно возвращался домой. Не то, мол, я с вами разберусь лично.
А вслед за ним, буквально через пять минут, позвонил неизвестный и поинтересовался, как идут дела. Услышав о выходке комитетчика, коротко сказал:
- Теперь жди ментов. Плети им что хочешь, но если вякнешь про нас хоть слово, сдохнешь.
Разговаривал неизвестный с телефона-автомата.
Узнавший об этом Губиев Махмуд, сотрудник подразделения по борьбе с организованной преступностью областного управления ФСБ, позвонил в район и немногими, но выразительными словами вправил мозги коллегам. Но поезд уже ушел. И поэтому, рассказывая Жорке о случившемся, Махмуд виновато отводил глаза и сокрушенно вздыхал.
Грамотный оперативник, такой же фанатик своего дела, как и парни из "шестерки", он прекрасно понимал, какой урон нанес этот идиотский поступок не только престижу его фирмы, но главное - делу. Тем более что Губиев, за версту чуявший своим горбатым носом "жареную" информацию, обладал редкой способностью немедленно появляться там, где разворачивались интересные события. И он был полностью согласен с Жоркой: хреновое это дело и пахло кровью. Того же мнения придерживался и напарник Махмуда, веселый, румяный и симпатичный парень, тот самый, что так быстро раздобыл деньги и порешал все вопросы на почтамте.
В Жоркин кабинет заглянул Шеф. Увидев гостей, поздоровался и велел Жорке зайти к нему.
О чем шел разговор, не знал никто.
Зато результат был известен всем.
Разъяренный Шеф собрал личный состав отдела и объявил, что капитан милиции Гапонов от работы по заявлению гражданки Стороженко отстраняется, так как не может объективно оценить материал и, вообще, ведет себя недостойно, грубо нарушая дисциплину и субординацию. Материалы передаются подполковнику Ковалеву, который должен их разрешить в соответствии со статьей 109 УПК РСФСР, а не в соответствии со своими выдумками и фантазиями.
Последние слова относились явно не к Михалычу (он же - подполковник Ковалев).
Остервеневший Жорка полдня пытался перейти с мата хотя бы на легкий жаргон.
К счастью, Михалыч владел и матом, и жаргоном в совершенстве. И Гопа, переступив через обиду, сумел быстро ввести коллегу в курс дела. Поэтому работа не прервалась ни на минуту.
Кстати, если кто-то представляет себе подполковника Ковалева в виде убеленного сединой сыщика - ветерана из художественных фильмов про Петровку, 38, то с этим заблуждением пора расставаться.
Весь отдел помнил, как во время одного из рейдов прихваченный с наркотой азербайджанец затребовал "началника", но, когда к нему подошел Михалыч и коротко представился, задержанный раскричался:
- Кто падпалковник, ты падпалковник? Я дурак, думаэшь? Началника давай.
И надо было видеть, как вытянулось в изумлении и испуге его лицо, когда мгновенно включившиеся в игру опера стали один за другим подбегать к Михалычу с докладами, вытягиваясь в строевой стойке, чего за ними раньше никогда не водилось:
- Товарищ подполковник, разрешите доложить...
- Товарищ подполковник, разрешите вопрос...
Долго еще потом развлекались сыщики, перешедшие исключительно на громогласноуставное обращение к Михалычу, пока тот не рассвирепел и не "построил" их понастоящему.
Но еще дольше сокрушался кавказский человек, привыкший к преклонению перед начальниками и "сеидами", но допустивший столь ужасный промах в столь щекотливой ситуации.
Да и трудно ему было не промахнуться, если никак не приходила начальственная осанка к самому молодому в УВД подполковнику милиции: долговязому, с мальчишески-подвижным и насмешливым лицом, стремительному в мыслях и движениях, мгновенно переходящему на "феню" и блатную жестикуляцию.
Но вряд ли самая солидная внешность смогла бы что-то добавить к профессиональной репутации Михалыча. С пацанских лет мечтавший о работе в уголовном розыске, он в первые же месяцы службы стал одним из самых результативных оперативников. В жизни сыщиков выходные дни или свободные вечера - большая редкость. Но и их юный опер без сомнений приносил в жертву своей страсти, рыская по улицам ночного города, увеселительным заведениям, притонам и бичарням, добывая бесценные сведения. Зачастую "личный сыск" заводил в такие переделки, из которых выручали лишь хлесткие удары длинных рук неоднократного призера области по боксу или не менее длинные ноги... А затем вся добытая с таким трудом и риском информация раскладывалась по полочкам: биографические данные, приметы, клички, адреса, связи... и срабатывала в нужный момент, как бомба замедленного действия, выкашивая целые группы уголовников.
Но кроме фанатичного трудолюбия и отчаянной смелости, в общем-то, обычных среди сыщиков, Михалыч обладал незаурядным даром общения с людьми, умением не переходить грань между профессиональной жесткостью и садистской жестокостью, общепризнанной справедливостью в решении самых скользких вопросов. Не раз, на пороге яростного конфликта, вызванного столкновением враждующих группировок, вмешательство всезнающего Ковалева удерживало противников от кровавой резни. Многие бывшие и действующие уголовники, оказавшись в критической ситуации, приходили к нему посоветоваться и поговорить "за жизнь". И не зря однажды, во время профилактической беседы с воровским "авторитетом", претендующим на роль "ответственного за город", на грозный вопрос: "Так кто у нас настоящий "ответственный"?" - тот неожиданно, трусливо-угодливо ответил:
- Ты, Михалыч.
Ковалев прошелся по кабинетам "шестерки" и в каждом о чем-то коротко переговорил с друзьями-коллегами.
Опера разбежались по городу. У каждого из них на руках находилось по несколько других материалов. Иные заявления тянули только на "отказной", иные вызревали в серьезные дела. За любую из этих "бумажек" сыщики, зажатые в конкретные сроки УПК, лично отвечали головой. Но ни один из них, встречаясь с агентами, доверенными лицами и просто уголовниками, не упускающими случая услужить сотруднику шестого отдела, не забыл, как бы случайно и вразброс, без увязки двух вопросов, поинтересоваться: кто в последнее время выезжал на гастроли на трассу, и нет ли в городе какой суеты с "лохом", которого "разводят на бабки" за аварию.
А "отстраненный" Жорка, после пары тонких дипломатических бесед Виктора с подостывшим Шефом, был передан в распоряжение Михалыча и пахал на полную катушку в абсолютной уверенности, что жизнь все расставит на свои места.
27 апреля
Удача - дама капризная. И поклонников любит темпераментных и настойчивых. Поэтому никто не удивился, что именно Жоркин агент первым, в семь утра, позвонил Гопе, который, пролазив по злачным местам до трех часов ночи, устроился спать на стульях в кабинете, у телефона, чтобы не упустить бесценную информацию. Дома телефона у него не было. Не было, впрочем, и самого дома. Имелась комнатушка в частной избушке, которую он снимал за третью часть скромной милицейской зарплаты. Жорка коротко договорился о месте встречи и пулей вылетел из кабинета.
Ровно в девять он положил на стол Шефа рапорт с полученной информацией, необходимыми справками и грифом "секретно".
Рапорт гласил: "Заика (Куцак Виталий Николаевич, 1960 года рождения, гагауз, уроженец г. Бендеры Молдавской ССР, судим по статьям 144, 145 УК РСФСР, первый раз - с отсрочкой исполнения приговора, по второй судимости отбывал наказание в ИТК-3, освобожден условно-досрочно в декабре прошлого года), Хромой (Никонов Василий Анатольевич, 1954 года рождения, русский, уроженец г. Бендеры, ранее судим по статьям 89, 144 УК РСФСР, 13 января сего года арестован по обвинению в совершении вымогательства общественного имущества, 15 апреля решением Магаданского городского суда освобожден из-под стражи под залог по состоянию здоровья) и неизвестный в городе молодой парень, которого двое вышеназванных называли "Малой", 22 апреля выехали на трассу за золотом. Сделка с металлом сорвалась. Но что-то у них произошло. Никонов мечется по городу, пытается продать на запчасти машину явно криминального происхождения... По слухам, носит с собой оружие. Говорит, что надо завершить одно дельце и смываться из города".
Один из оперов на личном "Запорожце" немедленно рванул в СИЗО за фотографией Куцака. Технари спешно перегоняли на дубликаты запись из видеотеки, сделанную после предыдущего задержания Хромого.
Когда через два часа из магаданского аэропорта поднимется самолет, к великой радости сыщиков задержавшийся из-за тумана, в кабине пилотов уже будет лежать пакет с фотографиями и видеопленкой. Еще через час, командир экипажа, коренной колымчанин, после двухминутной беседы с операми плюнувший на все инструкции Аэрофлота, лично передаст пакет водителю милицейского УАЗика, подъехавшего из поселка прямо на взлетку.
В тринадцать тридцать, кассирша автовокзала, рассматривая в райотделе среди других фотографий фото лысого и перепуганного Заики, сделанное в СИЗО два года назад, скажет с сомнением:
- Что-то есть, но точно сказать не могу.
Для юристов это означало: человек не опознан.
В четырнадцать, прервав показ мультиков в местном видеосалоне, попросив малышню погулять несколько минут и усадив владельцев салона в качестве понятых, оперуполномоченный РОВД Михаил Никифоров включит видеомагнитофон с доставленной из Магадана кассетой. На экране начнут сменяться специально подобранные для видеоопознания физиономии вымогателей, воров, убийц и просто хулиганов. При виде Хромого, сидящая в зале кассирша, нарушив официальное течение процедуры, воскликнет:
- Вот он, этот козел, что с Вовкой уехал!
Мгновенно переданная в Магадан новость новостью уже не будет.
Но полученные результаты опознания, которое может производиться только в рамках возбужденного уголовного дела, уже будут иметь юридическую силу. Потому что к этому времени произойдет ряд очень важных событий.
В девять тридцать, Жорка получил еще одно сообщение: Куцак просил расточить ствол обреза от "мелкашки", чтобы экспертиза не могла распознать, было ли это оружие в работе. На совет просто утопить обрез в море, ответил, что он ему еще пригодится. Попросив укрытия и оставшись ночевать у корешка, Заика выпил немыслимое количество водки, но не опьянел и не отрубился, а впал в истерику и стал плести про какого-то сусуманского таксиста, которого они с Хромым и Малым якобы завалили на Арманском перевале, всадив две пули в затылок.