х новостей, отправились поохотиться в субботу. А утром субботы узнали, что Свифт приехал в Риверсенд читать очередную службу. Некоторые в этом кружке поговаривали об убийстве священника, возможно, даже всерьез. Фрэн Ландерс случайно подслушала угрозы и помчалась к любовнику, поверив, что ее муж действительно идет по его душу. Она сказала Свифту, что Уокер поговорил с Крейгом, и упомянула обвинения в педофилии.
И вот Свифт застрелил пятерых. Вроде бы разумное объяснение, однако есть одно «но»: можно было никого не убивать, а попросту покинуть город.
К тому времени, как Мартин добирается до парка у моста на Дениликуин, пот уже катится градом и взмокшая рубашка липнет к телу. Он пробует освежиться из фонтанчика в парке, но тот либо сломался, либо отключен в целях экономии воды. Мартин поднимается по лестнице к беседке с манящей тенью внутри. Конечно, следовало бы поработать над историей о священнике без прошлого, но вчерашняя четкость мышления ушла без следа, как и утренняя уверенность в себе. Связь Байрона Свифта с убийствами в Пустошах казалась такой очевидной, а уже сегодня в этом нет былой уверенности. Такова теория Робби, выдвинутая под действием злости и отчаяния, но твердых доказательств нет. Однако это еще не повод отказываться от сюжета. Публику зацепить есть чем:
«По одной из версий полиции, священник-ренегат Байрон Свифт причастен и к убийствам в Пустошах. В ходе расследования «Геральд» выяснилось, что он был не тем, за кого себя выдавал. Человек без прошлого. Оно окутано такой тайной, что отдельные полицейские высказали предложение эксгумировать тело, и АСБР прислала в Риверсенд опытного следователя».
Чем не потрясающий рассказ, не первоклассное воскресное чтиво? Все ингредиенты налицо: убийство, религия, секретные агенты, секс. Божечки, ну и смесь! Так откуда колебания? Байрон Свифт мертв, а мертвецы не предъявляют исков. Можно писать о священнике что угодно, не опасаясь отдачи. Разве что от Макса Фуллера, редактора и давнего покровителя. Еще в те времена, когда Мартин был всего лишь зеленым новичком, тот уже возглавлял редакцию, и все новички и неоперившиеся журналисты жили в страхе, потому что он требовал абсолютной точности.
Мартин разглядывает свои руки. Не натруженные, не руки честного человека. Руки убийцы? Убийство персонажа, оно понарошку: ничего общего с тем, что сделал Байрон Свифт. Свифт мог завалить человека с сотни метров пулей в шею, у него была твердая рука и сердце, очерствевшее от смертей. Мартин Скарсден со своими нежными ладонями и отстраненностью в сердце способен уничтожить репутацию человека с еще большего расстояния, даже по ту сторону смерти, если придется.
Интересно, как выглядели руки молодого священника? Такие же мягкие и белые, как у него? Или сохранили мозолистую нечувствительность, приобретенную за годы в спецназе? Мартин разглядывает свои ладони, ища свидетельства клавиатурных злодеяний.
– Здрасьте!
Голос вырывает Мартина из раздумий. Паренек в красной рубашке, все еще со своей палкой.
– Привет! – отвечает Мартин.
– Вы уж извините.
– За что?
– За церковь. Не хотел вас пугать.
– Да ладно, – отвечает Мартин. – Может, присядешь?
– Спасибо.
Мальчик садится на скамейку напротив.
– Ты Люк, верно?
– Угадали, – отвечает мальчик.
– А я Мартин, не забыл? Мартин Скарсден.
Мартин ждет. Мальчик явно его искал, наверное, что-то решил рассказать. Однако тот молча сидит, время от времени бросая на него взгляды, и ничего больше. Возможно, просто захотел компании. Придется самому завести разговор.
– Люк, ты был там, когда священник начал стрелять?
Мальчику, похоже, не по себе.
– С чего вы взяли?
– Да так, всего лишь догадка. Сегодня утром ты целился в меня из палки.
– Я никогда никому не рассказывал, – вздыхает Люк.
– Даже полиции?
– Они и не спрашивали. Зачем? Там и без меня было полно народу.
– Расскажи, что видел.
– Для чего?
– Хочу понять, что случилось.
– Я сам не понимаю. – Опустив взгляд на палку, мальчик вертит ее в руках. – Я шел по главной улице и вдруг увидел возле книжного его машину. Было воскресенье, вероятно, он приехал ради службы. Я двинулся к церкви и стал ждать. Видел, как он подъехал. Мы посидели на крыльце. Байрон сообщил, что вынужден покинуть город; увы, так распорядился епископ. Я сказал, что это нечестно. Он ответил, что жизнь вообще несправедлива и так далее.
– А конкретнее вспомнить можешь?
– Да, я помню все.
– Что именно он говорил?
– Сказал, что я славный парень и не должен бояться Божьей кары, что Бог придет ко мне, если понадобится. Сказал, что Богу насрать на мелкие грешки вроде матерщины, вранья или онанизма. Богу важны только наши души, хорошие мы люди или нет. Бог знает все. И когда мы встаем перед трудным выбором, Бог приходит на помощь. Если мы некогда поступили дурно, Бог прощает нас за все, даже за то, что мы не в силах простить себе сами.
– Что он имел в виду этим своим «дурно»?
– Не знаю. Он не сказал.
– Похоже, у вас там был довольно взрослый разговор.
– Угу, Байрон так умел. Не разговаривал с нами свысока, как с детьми.
– И часто он заводил речь о Боге?
– Почти никогда. Я долго думал над его последними словами. Возможно, теперь я понимаю их чуточку лучше.
– Свифт что-нибудь еще говорил?
– Угу. В этом мире, мол, полно скверных людей, даже в нашем городке, так что играть лучше со сверстниками. Не понимаю, почему он это сказал. Еще он посоветовал после его отъезда в случае чего обращаться за помощью к констеблю Хаус-Джонсу.
– Понимаешь, что он имел в виду?
– Нет, не особенно.
– Ясно. И как он тебе показался? Взволнованным?
– Нет. Байрон был спокоен. Вроде как счастлив и в то же время печален. Нелепо звучит, да? Я подумал, это оттого, что приходится уезжать.
– Знаешь, Люк, некоторые считают, что он спятил, потому так и поступил. Как он, не показался тебе сумасшедшим?
– Нет.
– Что было потом?
– Мы сидели, разговаривали, и тут прибегает миссис Ландерс. Выглядела очень расстроенной, похоже, плакала. Они зашли внутрь поговорить, и я решил перебраться в тенек по ту сторону дороги. Мне было грустно, что он уезжает. Такой славный парень. Миссис Ландерс вышла, и вскоре к церкви начали стекаться люди. Байрон вышел к ним поговорить. Затем подъехало несколько человек. Мистер Ландерс из магазина и другие. Я заметил среди них Аллена Ньюкирка и поднялся на холм над рекой, где стоял сегодня утром.
– Тебе не нравился Аллен?
– Да. Он вечно задирался.
– Ясно. А дальше?
– Мистер Ландерс о чем-то говорил с Байроном.
– Слышал, о чем именно?
– Нет, до меня разговор не долетал.
– Как они выглядели? Сердитые, орали?
– Нет. Байрон вроде как смеялся.
– Смеялся?
– Ну да, как будто услышал шутку или что-то веселое. Затем он вернулся в церковь. Аллен отделился от толпы и сел во внедорожник. Остальные беседовали. И вдруг… началось. Байрон вышел с винтовкой и начал стрелять.
– Только по спутникам Ландерса?
– Да. Сначала в толстяка из Беллингтона. Затем в Ньюкирков. Потом огляделся, заметил на вершине насыпи меня и, покачав головой, махнул уходить. Но я не ушел. Не смог. Не верил своим глазам. Передо мной все было как на ладони. Байрон продолжал оглядываться. Завелась какая-то машина, и он ее увидел. Еще два выстрела, по машине. «Пиф-паф», быстро так. Люди начали кричать, а ему хоть бы что. Миссис Ландерс бросилась к церкви. Это я виноват в смерти ее мужа. Должно быть, Байрон проследил за моим взглядом. Он прошел к углу церкви, увидел, как убегает Ландерс, поднял винтовку и… «паф». Всего один выстрел. Затем вернулся к крыльцу, сел на ступеньки и стал ждать. Мимо проехала машина, он встал и пальнул в воздух. Снова взглянул на меня и покачал головой. Мне хотелось, чтобы Байрон убежал, но он снова сел. Сзади к церкви уже подкрадывался констебль… Я не знал, что делать. Не хотел на него смотреть: вдруг Байрон увидит меня, поймет, что тот приближается, и тоже застрелит. Я не хотел, чтобы констебль убил Байрона. Вот почему спрятался.
Люк задумчиво вертит в руках палку.
– А что насчет остальных возле церкви?
– Разбежались. Кто-то спрятался за машиной, кто-то перемахнул через насыпь у реки. Не осталось никого, только Байрон и констебль, который подбирался к нему.
– Ты видел, что происходило после их встречи?
– Да. Они немного поговорили. Констебль Хаус-Джонс держал Байрона под прицелом. Я думал, Байрон сдастся, но нет. Он вскинул винтовку, прицелился в констебля и спустил курок. А потом констебль застрелил Байрона. Четыре выстрела. «Пиф-паф. Пиф-паф». Байрон упал, выронив винтовку. Хаус-Джонс подошел и отфутболил ее в сторону. Затем осторожно убрал пистолет, сел возле Байрона и заплакал.
– Боже, бедное ты дитя… Значит, они немного поговорили. Ты не слышал, о чем?
– Нет.
– А сколько длилось это «немного»?
– Точно не знаю. С минуту или чуть дольше.
– Священник быстро вскинул винтовку?
– Нет, очень медленно. Констебль видел.
– И как ты относишься к констеблю теперь?
– Мне его жаль. У бедняги не было выбора.
Повисает молчание.
Мартин представляет сцену, Люк проживает ее заново.
– Как думаешь, почему Байрон застрелил тех людей? Хоть какие-то догадки есть?
– Я каждый день задаю себе этот вопрос. Не знаю.
Газетчик и мальчишка сидят бок о бок, каждый ушел в собственные мысли. Прерывает молчание снова Мартин:
– Люк, я должен перед тобой извиниться. За тот день возле церкви, когда мы с тобой познакомились. У меня и в мыслях не было тебя расстраивать.
Люк ограничивается молчаливым кивком.
– Знаешь, полиция до сих пор верит обвинениям в педофилии.
– А констебль Хаус-Джонс?
– Двое мальчиков сказали полиции, что это правда.
– Это неправда, мистер Скарсден. Неправда. Он и пальцем не притрагивался ни ко мне, ни к кому-то еще.