Вывод напрашивается сам собой: Гофинг в Риверсенде на тот случай, если тела в запруде как-то связаны с кровавой бойней у церкви Святого Иакова. Но что тут общего? Что может объединять те убийства и трупы в запруде? Свифт что, прикончил туристок, а потом впал в бешенство и начал отстреливать прихожан? И какое отношение трагедия у церкви Святого Иакова имеет к национальной безопасности? Тревожная мысль: Гофинг здесь ради того, чтобы раскрыть новую информацию о священнике и его кровавой бойне или, наоборот, чтобы ее замять? Что думает Уокер?
Мысли прерываются появлением Фрэн Ландерс. Она паркует свой красный микроавтобус со сноровкой опытного водителя, резко тормозя задним ходом у самого бордюра. Выйдя, бросает на Мартина хмурый взгляд и забирает из машины молоко, газеты и хлеб, привезенные из Беллингтона.
Мартин встает.
– Доброе утро, Фрэн! Помочь?
– Нет, Мартин, спасибо. Думаю, вы и без того достаточно сделали.
– В смысле?
– Я не только продаю газеты, но и читаю их.
Ясно, она видела его большую статью о загадочном священнике.
– Фрэн, работа есть работа. Я рассказываю читателям о том, что происходит. Люди должны знать правду.
Даже самому Мартину эти слова кажутся уверткой.
Ее взгляд полон враждебности.
– Даже если она причиняет боль и ранит тех, кто и так уже страдает и ранен?
– Фрэн, послушайте. Все не так. Я нашел доказательства, что Байрон Свифт – самозванец, какой-то бывший солдат, который лишь притворялся Свифтом. Помните, я вас об этом спрашивал? Вы ведь понимаете, что я не мог такое скрыть? История очень громкая.
– Раз история настолько громкая, зачем вы включили в нее всю эту гадость о его любовной связи?
– Читатель должен узнать, каким Свифт был на самом деле. Я написал, что он состоял в любовной связи с замужней женщиной, не более того. И это сказано в середине статьи, хотя редакторы отдела хотели дать информацию наверху. Я мог бы назвать ваше имя, но не стал.
Фрэн смотрит на него с отвращением:
– Что ж, и на том спасибо. Вы до сих пор повторяете эту чушь: якобы Байрон был педофилом. Большего бреда в жизни не слыхала.
– Уверены? Вообще-то о его педофильских наклонностях пресса уже писала. Наверное, помните, что моя газета год назад дала громкий материал на эту тему. И в полиции мне рассказали, что несколько мальчиков – местных, из Риверсенда – подтвердили обвинения.
– И кто же вам рассказал? Жирный тупица, который с таким рвением поливал Байрона грязью, что не дал себе труда поискать тех бедняжек?
– Что?
– Я о сержанте Уокере из Беллингтона.
– Нет, я догадался, о ком вы говорите, но как понимать ваши слова про девушек? Вряд ли он мог о них знать год назад. Тела нашли только сейчас. Что вы имеете в виду?
Мгновение Фрэн смотрит на него в явном замешательстве.
– Вы что, собственную писанину не читаете?
– В смысле? – Теперь в замешательство приходит уже Мартин.
Фрэн вытаскивает из машины газету, «Санди Эйдж», и вручает ее Мартину. Кричащий заголовок на главной странице бросается в глаза сразу: «Копы проигнорировали предупреждение об убийстве». Историю сопровождает цветная фотография двух красивых девушек. Сидя за столиком в кафе, они с широкими улыбками чокаются перед камерой. Две немецкие туристки. Подзаголовок словно удар под дых. «От Бетанни Гласс, старшего репортера отдела криминальной хроники, и Мартина Скарсдена из Риверсенда».
Проклятье! На этот раз красный штамп «эксклюзивно» вызывает лишь отвращение, а не гордость.
«Полиция Нового Южного Уэллса проигнорировала информацию, полученную примерно в то время, когда пропали две немецкие туристки. В ней говорилось, что их убили и сбросили в запруду на одной из ферм Риверайны.
Анонимная наводка была получена «Блюстителями порядка»[30] и передана местной полиции в городе Беллингтон на реке Муррей, однако поиски у запруды не проводились.
Источник, близкий к «Блюстителям порядка», подтвердил, что они получили наводку через три дня после того, как Хейди Шмайкль и Анну Брюн видели последний раз в синем седане в Суон-Хилл, и за два дня до того, как Байрон Свифт, священник из Риверсенда, устроил кровавую бойню, застрелив пять местных жителей.
Служащий беллингтонской полиции сержант Герберт Джозеф Уокер никак не прокомментировал вопрос о…»
И это еще не все. Отнюдь не все. Мартин не в силах читать дальше. «Герберт Джозеф Уокер». Ничего себе! Полное имя полицейского – не промашка какого-нибудь помощника редактора. Беттани воспользовалась им нарочно, зная, что именно так обычно говорят о преступниках, отданных под суд. Уокер тоже уловит намек.
Мартин поворачивается к Фрэн Ландерс, которая с любопытством наблюдает за его реакцией.
– Фрэн, можно воспользоваться вашим телефоном? Очень нужно.
Вероятно, почувствовав его отчаяние, та кивает и, вынув ключи из замка зажигания, отпирает дверь магазина.
Мартин тут же бросается к телефону на прилавке.
– Спасибо, что помогли нам. – Фрэн вносит газеты и раскладывает их по низкой плоской поверхности перед подставкой.
Однако Мартин пропускает сарказм мимо ушей. Он берет записную книжку и звонит Уокеру в офис, но попадает на автоответчик.
– Херб, это Мартин Скарсден. Прошу прощения за статью в сегодняшней газете. Клянусь, я был не в курсе. Это моя коллега, Беттани Гласс. Узнала из своих источников в Сиднее. Попробую поймать вас по мобильному. Надеюсь, скоро поговорим.
– Черт, черт, черт! – бормочет он, набирая номер сотового.
Звонок перенаправляется на голосовую почту. Мартину приходится повторить свои неловкие извинения.
– Проклятье! – ворчит он под нос, нажимая отбой, и поворачивается к владелице магазина, которая тянет очередную охапку товара. – Спасибо, Фрэн, за разрешение позвонить. Мне надо бежать. Еще поговорим. Я как-нибудь заглажу вину перед вами. Обещаю.
– Ну да, конечно, – бросает она ему вслед.
Мартин распахивает дверь «Оазиса». Дуг Танклтон и его съемочная группа развалились на старых креслах внутри, потягивая кофе и читая газеты. Один оператор вынул Лиама из манежа и качает на колене, строя забавные рожи, от которых мальчик заходится смехом.
– А вот и наш герой! – восторженно объявляет Дуг.
– Привет, Дуг, – равнодушно отвечает Мартин. – Где добыли газеты?
– В Беллингтоне. Мы поселились в «Риверсайд ресорт энд спа». Бассейн, бар, вай-фай. Сотовая связь. А еще там есть несколько неплохих ресторанов. Тебе стоит к нам приехать. Всего каких-то сорок минут на машине.
– Я подумаю. Спасибо за подсказку. Мэнди, хозяйка, здесь?
– Сзади, в подсобке. Делает тосты. Ты только что разминулся с копами. Заходили недавно за кофе.
– Черт! Они что-нибудь говорили? Еще одно заявление для прессы предвидится?
– Нет, особо не говорили. Не очень-то им твоя статья понравилась.
– Догадываюсь.
– Да ладно, плюнь ты на них, – излучая журналистскую солидарность, утешает Дуг. – Мы здесь не для помощи. Сюжет высший класс! Жаль, что не я на него вышел. Моих он попросту взбудоражил.
– Легко себе представляю. Уокер что-нибудь говорил?
– Тот беллингтонский коп? Нет. Я попросил его об интервью. Дал, понимаешь ли, возможность высказать свой взгляд на события. А он посмотрел на меня так, будто перед ним кучка дерьма. История стара как мир: если копы хотят публичности, они скармливают нам инсайдерскую информацию, а стоит им сесть в лужу – знать нас не хотят.
– Как обычно, – отвечает Мартин, колеблясь, подождать ли Мэнди или зайти к ней в подсобку.
– Эй, Мартин! – окликает его Дуг. – Найдешь время на коротенькое интервью? Твоя история нынче задает тон новостям. Может, разберемся с ним, пока другие дела не навалились?
Меньше всего Мартину хочется распространяться по телевизору о статье Беттани. Трудно разозлить Уокера сильнее.
– Попозже, Дуг. Мне нужно кое-что проверить. К вечеру история может получить продолжение.
– Правда? – Дуг сразу навостряет свои репортерские уши. – У тебя есть что-то еще?
– У нас всегда есть что-то еще. – Мартину самому противен тон умника, которым он это говорит. И почему телевизионщики вечно норовят всюду сунуть свой нос?
Положение спасает Мэнди, которая появилась из подсобки с запеченными сандвичами в коричневатых бумажных пакетах. Дуг Танклтон, расплатившись, забирает чек и раздает пакеты своей команде. Оператор осторожно возвращает Лиама в манеж.
– Нам пора, – говорит Дуг. – У нас куча дел. Сам раскопал несколько многообещающих ниточек. Возможно, позже пересечемся.
Телевизионщики уходят, Мартин с Мэнди остаются одни в тишине магазина.
– Смотрю, ты с утра уже вся в трудах.
– Это точно. Продала много кофе.
Мэнди держится отстраненно, улыбается равнодушно, но, по крайней мере, ушла та тихая злость, что переполняла ее дня два назад. Возможно, Мэнди смирилась с тем, что у него особо нет выбора, освещать или не освещать эту историю.
– Тебе пришло много сообщений, – продолжает она. – Беттани, твоя сиднейская журналистка, оставила по меньшей мере десяток.
– За утро?
– Вчера, начиная с после обеда и до вечера. Она тебя так и не разыскала?
– Нет. Наверное, по поводу статьи в сегодняшней газете.
– М-да, я ее уже смотрела. Тот проныра с телевидения показал. Жирный коп из Беллингтона тоже оставил тебе сообщение. Заглядывал сюда за кофе буквально минуту назад. Вот.
Мэнди передает Мартину сложенный листок бумаги. Открыв его, он видит: «И тебе того же, падла!»
– Что, скверно? – интересуется Мэнди.
– Скверно. – Мартин показывает ей записку.
– Хм, я бы и сама лучше не выразилась.
– Что ж, спасибо на добром слове.
– Твоя история в утренней газете… там одно сплошное вранье.
– Ты об Уокере? Это не моя история, Беттани постаралась.
– Нет, я не о той.
– Значит, о большой, про Байрона Свифта? Чем она тебе не угодила? Свифт был человеком без прошлого. Да и про обвинения в педоф