Перед тем как засесть за работу, Мартин, уступив Дугу Танклтону и его соперникам, ответил на несколько вопросов, однако открывать новый ракурс, под которым намерен освещать факты, не стал. К счастью, та компания уже уехала на свой беллингтонский курорт, дав ему спокойно поработать в клубе.
После небольшого сражения с упрямым вай-фаем файл уходит в редакцию, и Мартин звонит сначала Беттани, а затем Максу по телефону в вестибюле клуба.
– Да, Мартин, уже получил. На первый взгляд хорошо. Превосходный материал. Беттани раскопала кое-какие мелочи, но твой – определенно новый взгляд на события.
– Что-то я не слышу в твоем голосе особого энтузиазма.
– Честно говоря, я его и не чувствую, – отвечает редактор.
– Шутишь? Разве «Геральд» не опережает полицию? Разве может быть что-то лучше?
– Ты прав. Прости, приятель. На меня из-за этой истории вылили столько дерьма. Редколлегия стоит на ушах, требуют законности и тщательной проверки фактов. Настаивают, чтобы их держали в курсе.
– Что? Три заглавных страницы подряд, и они не рады? Макс, эта история – наша. Включи телевизор – я чуть ли не повсюду: эксперт из «Геральд». Чего им еще надо?
– Достоверности, очевидно.
– Черт, Макс! Как это понимать?
– Ну, не так давно мы сообщили, что Харли Джеймс Снауч – первый подозреваемый по делу об убийстве и предположительно ранее судился за изнасилование. Ни то ни другое не подкреплялось доказательствами. Затем мы практически обвинили в убийствах немок преподобного Свифта. В твоих сегодняшних статьях, если помнишь. Сегодняшних, Мартин! А завтра ты хочешь во всеуслышание заявить, что он, скорее всего, невиновен. По правде сказать, кое-кто наверху сомневается, по плечу ли тебе эта работа.
Растерявшись от нападок, Мартин на мгновение замолкает, потом его захлестывает злость.
– А ты как думаешь, Макс? Ты с ними согласен?
– Не согласен. Ты по-прежнему облечен моим полным доверием. – Ответ приходит без промедления и полон искренности.
Мартин выдыхает, чувствуя, как его отпускает гнев.
Славный старина Макс, всем журналистам журналист, редакторам редактор.
– Спасибо. Я очень ценю твое доверие, но и так выкладываюсь с этим расследованием. Почему, думаешь, копы не хотят говорить под запись? Они тоже не знают, к чему придут. До того как поступила эта новая информация, полиция сложила все свои яйца в корзину под названием «Байрон Свифт»… так что я освещал ход расследования со стопроцентной точностью. И я знаю, что Снауча полностью не исключили из подозреваемых. Запросто может оказаться, что мы все время были правы.
– Ладно, продолжай в том же духе. Как думаешь, скоро закончишь? Ты там уже неделю.
– Послушай, эта история – самая громкая в стране. Я пробуду здесь, сколько понадобится. И я все еще хочу сделать тот очерк, что мы наметили когда-то. Он в планах на следующую неделю. К годовщине трагедии. Что до ежедневных новостей, то как знать? Полицейское расследование может зайти в тупик либо, наоборот, случится прорыв.
– Твоя позиция мне ясна. Только учти, Мартин, мы уже насладились своим звездным часом. Не каждый же день давать сенсации для заглавных страниц.
– В смысле?
– В том смысле, что тебе не нужно ничего доказывать. Ни мне, ни кому-то еще. Ты не должен прыгать выше головы.
Мартин какое-то время это переваривает.
– Тебя волнует объективность моих суждений?
– Нет, дружище, с ними у тебя все в порядке. Меня волнуешь ты сам. Как у тебя дела?
– Вообще-то прекрасно. Словно я прежний вернулся. Действительно, здорово выбраться из офиса в поле.
– Рад это слышать. Звони, если понадобится совет. Давай обезоружим засранцев из роскошных кабинетов.
– Спасибо, Макс. За все.
Купив бутылку белого вина в баре и еды у Томми, Мартин отправляется с ними в книжный. Магазин закрыт, и он решает зайти с тыла. Из-за сетчатой двери в доме Мэнди доносится музыка. Постучав, Мартин слышит довольный лепет малыша, а потом она сама открывает дверь.
– Привет, Мартин, – после долгого вздоха говорит Мэнди. Вид у нее растрепанный, измученный и прекрасный. И кажется, она не очень-то ему рада.
– Я к тебе с подношением мира. – Он протягивает вино в коричневой бумажной упаковке и белый целлофановый пакет, битком набитый едой.
– Тогда входи.
Лиам на стульчике для кормления ест какую-то оранжевую кашу, измельченную блендером. Стульчик стоит по центру комнаты и в стороне от всего остального. Оно и понятно: на каждую ложку, что попадает в рот Лиама или его окрестности, приходится еще одна, которая под довольный лепет малыша плюхается на линолеумный пол. Мэнди, хмуро глядя на сына, только покачивает головой.
– Спасибо, Мартин. После сегодняшнего допроса готовить просто нету сил.
– Значит, прошло не очень гладко?
– Можно сказать и так. – В ее голосе проскальзывает раздражение.
– Поделишься?
– Почему бы тебе не откупорить свою бутылку?
Мэнди приносит бокалы, Мартин открывает вино. Он пригубляет – она отхлебывает. Ему хочется развеселить ее каким-нибудь смешным тостом, но голова не варит. Так ничего и не придумав, Мартин просто подымает бокал. Мэнди не отвечает тем же, а выставляет на стол тарелки. Он начинает вынимать из пакета еду. Дамбу все равно вот-вот прорвет.
Долго ждать не приходится.
– Ну и кретины! Я ведь добровольно согласилась дать информацию. Меня никто не заставлял, я просто решила помочь – а они сидели там и осуждали меня, будто я какая-нибудь городская давалка!
Мартин всем своим видом пытается выразить сочувствие и выкладывает эксцентричные блюда в азиатском духе, купленные у Тони. В жареном рисе просматриваются кукурузные ядрышки, мясные волокна и кубики свеклы – все из консервных банок.
Потягивая вино, Мэнди продолжает:
– Да ты сам прекрасно знаешь копов. Я сказала все, что им нужно: Байрон провел со мной целую ночь. Меня спросили, откуда такая уверенность, я показала дневник, и его тут же конфисковали, а когда я поинтересовалась, на каком основании, они только посмеялись. Неужели они имеют право вот так забирать?
– Думаю, да. Твой дневник – материальная улика в следствии об убийстве.
– Знаешь, мне все это кажется злоупотреблением властью.
– Да, не без того, – решает поддакнуть Мартин.
– Но по-настоящему они достали не дневником, а всякими вопросами про мою жизнь. Например, сколько мужчин у меня было, насколько хорошо я знала Крейга Ландерса, как идет бизнес. Боже, да какое им дело до моего бизнеса?! Еще спрашивали, кто мои друзья, с кем регулярно общаюсь, кто в мое отсутствие присматривает за Лиамом. Зачем им все это понадобилось?
– Прикрыть свою задницу, – объясняет Мартин. – Полицейские завалили работу, повесили убийство автостопщиц на Свифта, а тут появляешься ты и показываешь, что они пошли по ложному следу. Вот копы и пытаются на сей раз ничего не упустить.
– И все это будет прилюдно обсуждаться в суде?
– Не вижу причин.
– А еще мне задавали всякие вопросы о тебе. Какое им на хрен дело? Год назад тебя тут даже не было. Ты-то здесь при чем?
– Полиция спрашивала обо мне?
– Угу. Тот жирный из Беллингтона и еще один, тощий и небритый. Меня от него жуть берет.
– Гофинг. Его зовут Гофинг. Что он спрашивал?
– Да так, задавал всякие странные вопросы. Надежный ли ты. Не кажется ли мне, что ты водишь меня за нос, лишь бы вытянуть информацию.
– И что ты ответила?
– Я сказала: «Конечно, он меня соблазнил. Теперь я глина в его руках».
– Правда? Что, так и сказала? – смеется Мартин.
– Нет. Усомнилась, что они правы, и ты зависаешь у меня ради информации. В конце концов, до сегодняшнего утра ты и не знал, что она у меня есть. Сказала им, что ты очередной престарелый неудачник, помешанный на юбках.
– Ух ты! Ну спасибо!
– Всегда пожалуйста.
Ее улыбка вновь исчезает, а жаль: такая красивая. Как по заказу, Лиам решает пукнуть, да еще и просто оглушительно для своих размеров, к тому же с каким-то тревожно чавкающим звуком. Несколькими секундами позже до них докатывается запах, вполне сравнимый с химической атакой, и остатки еды из «Сайгона» утрачивают свою привлекательность.
– Время менять подгузник, – с притворной беззаботностью объявляет Мэнди, отправляясь вызволять своего мальца из стульчика. – Мартин, я бы хотела побыть сегодня с Лиамом. – Она держит его осторожно, чтобы не сплющить подгузник. – Ты не мог бы переночевать в мотеле?
– Конечно.
Мэнди подходит, все еще с Лиамом на руках, и великодушно целует Мартина в губы. Вонь стоит неимоверная.
– Спасибо, что заехал меня поддержать. За ужин – тоже. И за то, что выслушал.
Изгнанный, Мартин выходит на Хей-роуд, по-вечернему тихую. Солнце село, загораются звезды. На западе – кроваво-красная луна, словно лезвие косы. На улице никого, но возле универмага припаркована машина, и в витринах горит свет.
Надеясь купить воды, Мартин направляется туда, однако находит лишь Джейми Ландерса. Тот ссутулился на лавке у магазина и баюкает что-то очень похожее на четвертушку текилы. Взгляд парня устремлен на луну.
– Не возражаешь, если присяду рядом? – спрашивает Мартин.
Джейми равнодушно поднимает взгляд – ни следа той агрессии, что выражало его лицо в беллингтонской больнице.
Мартин опускается на лавку и отпивает из протянутой Джейми бутылки. Точно: текила.
– Как думаешь, такая луна… она что-нибудь означает?
С их скамейки луну видно через узкий просвет между нижним краем навесов и темными силуэтами магазинов по ту сторону дороги. Так она кажется намного больше, чем в открытом небе.
– Марево пожара в Пустошах придает ей такой цвет.
– Я знаю. И все же.
После нескольких мгновений тишины Джейми заговаривает снова:
– Насчет недавнего, в больнице. Извини, что вел себя как малолетний засранец. Просто Аллен погиб и все такое. Я был не в духе.
– Вполне понимаю.
– Глупо, да? Бессмысленно. Аллен выжил у Святого Иакова. Видел, как Свифт застрелил его отца и дядю. Сидел рядом с Джерри Торлини, когда в того попала пуля. Был весь в кровище. И выжил. А потом его не стало, ни с того ни с сего. – Для большей выразительности юноша щелкает пальцами. – Охрененно бессмысленно.