Что он, Мартин, представлял собой в двадцать девять? Самоуверенный, непробиваемый, красивый разбиватель сердец. Уже старший корреспондент, палочка-выручалочка Макса на случай, если требовалось поехать в горячую точку, прыгнуть с парашютом, соблазнить местных женщин и, написав байку, вернуться в офис героем-победителем. Он жил полной жизнью, жил, как в сказке, и свысока смотрел на тех, кто строит более заурядную карьеру, более серо проводит свои дни. Вне сомнения, он был высокомерным, ни в грош не ставил мнение коллег, этих трудяг и офисных интриганов. Возможно, теперь пришло время расплаты.
Вспоминается Скотти, школьный ровесник, умнейший малый с копной светлых волос и часто мелькавшей улыбкой. Скотти хотел пойти по отцовским стопам и стать дантистом, нахваливал хорошие деньги и безопасность, которые предлагает эта сфера. Мартин к нему тогда относился с презрением на грани жалости. Теперь, приближаясь к сорока одному, он задумывается о Скотти и его судьбе. Конечно, у того сейчас большой дом в зеленом пригороде, красавица-жена, двое детишек, которые учатся в частных школах. Бунгало на пляже, лыжные курорты, внушительный портфель акций и – уже – планы отойти от дел.
Мэнди… такая молодая, такая красивая, такая ранимая. Чем он думал, когда начал с ней спать? Знает ведь, что снова уедет, бросит ее, как обычно. Максов репортер-парашютист на своем последнем задании, появился и исчез, как спецназовец. Ну и засранец!
Все, решено. Нужно собрать пожитки и выписаться из «Черного пса». Не хотелось бы оказаться там, когда приедет Дефо. Но и попрощаться с Мэнди надо. Нехорошо выскальзывать из города, будто вор в ночи. Что ей сказать? Прости, что оказался таким предсказуемым немолодым распутником, и спасибо за секс? Или… ты стала много для меня значить, поехали в Сидней, позволь забрать тебя с Лиамом в квартирку-студию в Сарри-Хиллс?.. Боже, что ей сказать? Что ей сказать насчет Харли Снауча?
Мартин бредет вдоль шоссе, все еще размышляя, что делать, с какого бока лучше подойти к Мэнди, и тут подъезжает Робби Хаус-Джонс. Вместо того чтобы, как водится, припарковаться задом к тротуару, он останавливается параллельно ему и, не глуша двигатель, высовывается из окна.
– Мартин, как хорошо, что я тебя нашел! – Его серьезный баритон не оставляет сомнений в срочности дела.
– Что случилось?
– Херб Уокер покончил с собой.
Мартин застывает на месте, разинув рот.
– Утопился в реке за Беллингтоном.
– Самоубийство? Уверен?
– Он оставил записку. Я сейчас еду туда.
– Можно мне с тобой?
– Нет, Мартин. Поверь, тебе лучше держаться подальше.
– Почему? Что такое?
– В предсмертной записке ты, можно сказать, обвинен в его смерти. Согласно твоей статье, Уокер проигнорировал наводку о телах в запруде. Он утверждает, что всегда исполнял свой долг.
Мартин потрясенно молчит.
Уокер мертв. Обвинил в своей смерти его. Боже! А он-то думал, что хуже некуда. И утро только началось!
– Ладно, Мартин, мне пора. На твоем месте я бы куда-нибудь смылся. Никто теперь не захочет с тобой знаться.
Все еще не приходя в себя, Мартин лишь молча смотрит, как Робби заводит полицейскую машину и едет в сторону Беллингтона.
Вернувшись в мотель, Мартин звонит Беттани Гласс из Сиднея. Та отвечает на вызов жизнерадостным «Беттани» – значит, до нее новость пока не дошла.
– Беттани, это Мартин.
– О, Мартин, мне так жаль! Не верится, что тебя отстранили. Говнюки, и вместо мозгов у них говно! Ты ничем не заслужил критики за наш репортаж.
– Беттани, критики будет еще больше. Тебе, вероятно, тоже достанется.
– Что случилось?
– Херб Уокер, сержант из Беллингтона. Он покончил с собой.
– Что? Как?
– Утопился в Мюррее, неподалеку от Беллингтона. Похоже, Уокер оставил предсмертную записку, мол, мы его своей статьей на это толкнули… когда заявили, что он проигнорировал наводку о телах в запруде.
– В нашей статье были только факты. Уокер никогда их не отрицал.
– Да, но он был не дурак. Наверняка догадался, откуда ветер дует: начальство бросило его на съедение волкам, сделало козлом отпущения. Конец карьере.
– Мы тут ни при чем.
– Не в том дело, Беттани. В своем расследовании мы оставили конкурентов далеко позади. Теперь они получили шанс взять реванш и вцепятся нам в глотку. И на защиту руководства, похоже, рассчитывать не приходится, согласна?
– Твою мать! И что нам теперь делать?
– Ну, перво-наперво надо сказать Максу, или его замене, что нас вот-вот смешают с дерьмом.
– На его место назначили Терри Пресвелл.
– Отлично. Терри настоящая скала. Предупреди ее как можно быстрее. Спроси, кого она хочет приставить к этой истории.
– Терри на совещании.
– Не важно. Выдерни ее оттуда. Она должна знать.
– Ты прав.
– Отзвонись, как только что-нибудь выяснишь. Я в «Черном псе».
– Ну и ну, Мартин. Все настроение испортил.
– Ладно, держись там. Ты не сделала ничего плохого. Просто добыла первоклассный материал, и мы дали его в номер. Держи голову выше, тебе не за что извиняться.
– Спасибо, Мартин. Ты тоже не вешай нос, ладно?
– Конечно. Отзвонись, как что-нибудь узнаешь.
– Обязательно. Удачи!
Проходит сорок пять минут, Мартин за это время так и не пошевелился, и вдруг противный телефонный звонок возвращает его оттуда, где блуждали его мысли.
– Мартин? Это Беттани. Прости, что так с тобой поступаю, но в полдень копы устраивают пресс-конференцию. Беллингтон, у полицейского участка. Дарси сможет туда добраться только к вечеру. Мы хотим, чтобы ты освещал событие. Извини.
– Черт, час от часу не легче. Ладно, помогу, чем смогу. – Мартин старается говорить беззаботно, хотя у самого на душе кошки скребут.
– Молодец! С меня выпивка, как вернешься. И не одна порция.
– Спасибо. Боюсь, мне она понадобится. Я позвоню тебе из Беллингтона.
Мартину вспоминается собственный совет Беттани: «Держи голову выше, тебе не за что извиняться». Очень дельный совет! Пожалуй, выписываться из мотеля рано.
Он решает полностью зарядить телефон и ноутбук. В Беллингтоне есть сотовая связь, по пути мобильник можно будет еще подкормить. Приезжать заранее незачем.
Включив ноутбук, Мартин открывает незавершенный очерк: Риверсенд, год спустя. Пробегает взглядом по тексту и вскоре уже печатает вовсю. История затягивает, поглощает, как это уже бывало множество раз, и личные невзгоды временно отходят на второй план.
По пути к Беллингтону Мартин раздумывает о самоубийстве Уокера, мысленно проигрывая последний разговор с сержантом во дворе полицейского участка в Риверсенде. Уокер был агрессивен и зол, а не подавлен или рассеян. Ничто в его поведении не указывало на то, что он решил покончить с собой. Наоборот, Уокер горел желанием все-таки раскопать, кто же такой Байрон Свифт. Впрочем, это еще ничего не значит. За то время, пока они не виделись, запросто могло что-то произойти. Возможно, руководство наложило на сержанта какое-нибудь дисциплинарное взыскание, понизило в чине или публично отчитало за нерасследованную наводку. Уокер был гордым человеком, единовластным хозяином на своем участке. Что, если он не вынес мысли о неминуемом унижении, пусть даже в умах жителей Беллингтона оно выглядело бы куда менее значительным, чем в его собственном? Кто знает, какие мрачные мысли осаждали сержанта предрассветными часами, когда его разум кружил по темным коридорам, не видя выхода?
Мартина самого нередко преследовали подобные призраки. Сразу после Газы едва удавалось заснуть даже с помощью лекарств. Являлись демоны, и он с ними боролся, но слишком часто чувствовал, что проигрывает и овчинка не стоит выделки. Зря он тогда рассказал о них психотерапевту, потом вся «Геральд» смотрела на него, как на ненормального. Однако он неделями спускался по спирали все ниже, а потом выкарабкивался обратно. Неужели Уокер за считаные часы дошел от непокорности и злости до отчаяния и безнадежности? Возможно ли это? Вероятно, были другие, неизвестные обстоятельства, и Уокер, не видя иного выхода, выбрал самый простой, сделав его еще проще тем, что обвинил «Геральд». Не исключено.
Навстречу проносится машина, и Мартин тут же сосредотачивается на вождении. Плоская земля за окном окрашена в монохромные оттенки цвета кости, выгорела на солнце за годы засухи. Ничто вокруг не движется. Вдоль обочины тянется свежий урожай трупов – сбитое за ночь зверье. Горизонт мерцает в мареве, небо будто вплавилось в нечеткие границы земли. На миг возвращается вольная иллюзия, которой он забавлялся с неделю назад: машина стоит, а движется сама земля, вращаясь под ним со скоростью сто двадцать километров в час.
Встряхнув головой, Мартин усиленно вглядывается вдаль. Внезапно мелькает тревожная мысль: что, если бы к берегу Мюррея прибило его собственное тело? Найди труп какой-нибудь любитель утреннего бега или незадачливый рыбак, предсмертная записка не понадобилась бы: посттравматический стресс после Газы, ряд неточных статей, гнет вины за гибель Уокера, унизительное отстранение от репортерской работы. Коронер не станет думать дважды, а полиция – вообще. Самоубийство. Беттани с Максом на пару соорудят короткий некролог, Дарси помянет цветистой речью, а бедный Робби Хаус-Джонс будет гадать, кто следующий.
Несмотря на зной, по спине Мартина пробегает холодок.
Наконец в зыбкой дали появляются первые полосы зелени. Беллингтон. Какое облегчение покинуть эту голую равнину, чуть ли не радостно, что приехал, и не важно, с чем придется иметь дело.
Возле крепкого здания из красного кирпича, построенного специально под полицейский участок, собрались с десяток репортеров. Съемочные группы, облюбовав места, установили в тени штативы, на земле под солнцем белеют карточки, показывая полиции, куда лучше встать. При виде Мартина обычная добродушная пикировка стихает. Старине Джиму Такери, журналисту из новостного агентства, хватает вежливости на неловкое приветствие, остальные не хотят знаться с Мартином. Репортерша из «Геральд сан», качая головой, дивится его глупости. Дуг Танклтон притворяется, ч