Из глубины участка доносится безудержный смех, однако это еще не все. На экране снова обаятельная теледикторша на фоне наркоманской атрибутики и надписи «Ледовая эпидемия». Женщина, нахмурившись, поворачивается к камере: «Вскоре мы коснемся метамфетаминовой чумы, что бушует в аграрных регионах Австралии, но вначале расскажем о значительном прорыве в расследовании убийства немецких туристок. С вами в прямом эфире наш репортер Дуг Танклтон с последними новостями из Риверайны».
Появляется Танклтон. Волосы безупречны, как всегда, лицо раскраснелось и сияет. Голос низок и сочен, дикция оставляет желать лучшего.
– Спасибо, Меган. Да, наши источники подтверждают, что в расследовании произошел значительный прорыв. Мы верим, что вскоре непременно кого-нибудь арестуют. По связанным с законом причинам пока нельзя раскрывать личность обвиняемого. Тем не менее это – подчеркиваю – не Мандалай Блонд. Ее роль еще предстоит объяснить. Просто повторюсь, что в расследовании произошел значительный прорыв и в ближайшем будущем полиция произведет по меньшей мере один арест.
Меган выглядит серьезной и профессиональной, однако в ее следующем вопросе угадывается толика яда.
– Спасибо, Дуг. Скажи, как соотносится эта последняя новость с обвинениями против женщины, которую твоими стараниями окрестили Убийственной блондинкой?
Танклтон переминается с ноги на ногу. Возможно, дело в задержке спутникового сигнала, но на мгновение кажется, что он замер, словно кенгуру, ослепленный прожектором охотников. Впрочем, отвечает достойно:
– Меган, думаю, не ошибусь, если скажу, что по мере выявления новых подробностей этого громкого дела мы еще не раз увидим, как те или другие факторы спута… связаны между собой. Как уже чуть раньше заметил репортер «Фэрфакс» Дарси Дефо, Мандалай Блонд находится в самом эпицентре событий.
Дикторша кивает, поджав губы.
– С нами был Дуг Танклтон из Риверайны. Спасибо ему, что держит нас в курсе дела.
Внутри участка снова раздается смех, затем, улыбаясь до ушей, появляется Робби Хаус-Джонс.
– Видал этого придурка? – спрашивает он, глянув на телевизор.
Мартин кивает.
– Если хочешь, воспользуйся телефоном на стойке. Позвони своей бывшей коллеге в Сиднее. Беттани, как ее там. Она сможет сразу дать репортаж.
– А запреты мирового судьи? Он же заткнул мне рот, вспомни.
– Я бы о нем не волновался. Его задержали в городе Коррова за вождение в пьяном виде. Уже сидит в кутузке.
Робби протягивает Мартину сложенный листок бумаги.
– Что это?
– Твой чек из банка. Бога ради, не потеряй.
Мартин звонит Беттани по телефону за стойкой.
Та гаркает «Алло!». Явно на нее там в Сиднее давит начальство.
– Беттани, это Мартин.
– Мартин? Где ты?
– В Риверсенде.
– Отлично. Может, в курсе, что, черт возьми, происходит?! Эй-би-си анонсировали, что в семичасовых новостях дадут какой-то сногсшибательный репортаж о прорыве в расследовании. На коммерческих каналах, похоже, ничего не знают. Терри Пресвелл надрывает глотку, орет на меня, но мои контакты в полиции не отвечают. Дефо утверждает, что держит руку на пульсе, только ничего не рассказывает, а сейчас и вовсе трубку брать перестал.
Мартин неторопливо и последовательно излагает факты: немок убили Джейми Ландерс и его приятель Аллен Ньюкирк, Ландерс уже задержан и сознался. С Мэнди Блонд сняты все обвинения, поэтому лучше поменьше верить тому, что болтают на коммерческих каналах. Она едва не потеряла ребенка при ужасных обстоятельствах, его чуть не убил Ландерс.
Беттани вся обращается в слух, из уважения к способности Мартина повелевать фактами лишь изредка встревая что-нибудь уточнить. Только в конце она все же просит совета, как лучше подать материал.
– Мартин, тебя следовало бы указать в подзаголовке автором. Что думаешь?
– Нет. Только настроишь против себя начальство. Вообще меня не упоминай либо назови надежным источником, если нужно, и никаких имен. И окажи себе услугу: отошли файл до семи часов. Пусть знают, что все это твоя работа… но после того, как Дефо посмотрит Эй-би-си и пришлет материал, поделись с ним авторством. Тебе понадобится союзник на будущее. Не унижай его.
На другом конце линии повисает молчание.
– Мартин, так нехорошо.
– Да брось. А теперь поторопись. Почти половина седьмого.
– Конечно. И спасибо!
Мартин сидит один в приемной полицейского участка, представляя бурную сцену в сиднейской редакции. Беттани орет, что у нее появилась информация, редакторы обступают ее со всех сторон, заглавная страница переделывается. Статья выйдет суперская, одна из лучших и определенно одна из самых громких у него, пусть даже имя нигде не указано.
Ему будет не хватать этого ажиотажа, конечно же. За весь сумбурный день, за всю сумбурную неделю Мартин испытывал душевный подъем и прилив сил, лишь докладывая о событиях, очевидцем которых довелось стать, – сначала для газеты, потом полицейским и вот теперь Беттани. Прежний азарт, в последний раз.
В семь вечера, когда подъезжает съемочная группа Эй-би-си, Мартин еще сидит в участке. Из Сиднея репортаж транслируется на всю страну, каждый штат получает один и тот же материал – вот до чего громкой стала история. Диктор мрачен, взволнован, профессионален. «Теперь Эй-би-си может рассказать о значительном прорыве в…»
В репортаже говорится о том, что полиция арестовала местного жителя, риверсендского подростка, и, видимо, вечером предъявит ему обвинение в убийстве двух немецких туристок. Ни слова об Алене Ньюкирке, ни слова о Лиаме Блонде, ни слова о схватке в гостинице «Коммерсант». В основном перечисляются разрозненные, вырванные из контекста факты, остальное – пересказ событий дня по-другому. Вновь Мартин и Мэнди, захваченные бурей фотовспышек, закадровый голос снимает с Мэнди всяческую вину. Однако в конце, перед финальным росчерком репортера, не обходится без подколки: «Полагаем, от полиции утаивали жизненно важную информацию, что оттянуло сегодняшний арест».
Час спустя, когда появляется Мэнди, Мартин еще сидит в полицейском участке. Она выглядит бледной, измученной. Прижимает к себе Лиама, успокаивающе воркует над ним, хотя он и так спит. Потом Мэнди поворачивается к Мартину, в ее взгляде никакого притворства, никакой попытки возвести между ними стену, только боль и облегчение.
– Мартин, – шепчет она, беря его за руки. – Спасибо тебе. Спасибо огромное. – И вдруг улыбается так искренне и простодушно, что у Мартина перехватывает дыхание. – Сегодня мне нужно побыть с малышом, но заходи к нам завтра. Обещай, что заглянешь.
– Конечно, если ты не против.
Еще одна улыбка, новый лучик света для его души.
– Разумеется, не против. – И, продолжая прижимать к себе сына, чмокает Мартина в щеку.
С его плеч словно сваливается тяжелый груз. Впервые за очень долгое время он чувствует надежду на лучшее.
Мартин собирается проводить Мэнди домой, но в участок входит Джек Гофинг. Лицо у него озабоченное. Вечер еще не закончен.
Глава 20. Расхитители гробниц
Гофинг дожидается, пока Мэнди с Лиамом в сопровождении констебля Гриди выйдут за дверь, и только после этого заговаривает. В его низком голосе слышится волнение.
– Тот телефонный номер, Мартин. Он отключен, но я добыл риверсендский адрес. Хей-роуд. Зарегистрировано на некого Эйвери Фостера.
– Это владелец пивной.
– Откуда ты знаешь?
– Его имя и фамилия написаны над входом в «Коммерсант». Табличка с лицензией.
– Он вроде мертв, да?
– Угу. Самоубийство. Полгода назад.
– Твою мать! – Гофинг разочарованно вздыхает. – Тогда он нам не слишком поможет. Проклятье!
– Послушай, Джек. Возможно, еще не все потеряно. – Мартин рассказывает о своем первом посещение «Коммерсанта» и закрытой двери в конце коридора, на которой золотой краской написано «Только для персонала». – Может, заглянем?
– Непременно.
– Дверь заперта на два или три замка.
– Я захвачу отмычки.
– Ты умеешь ими пользоваться?
Гофинг смотрит на него, как на идиота.
– Я из АСБР, не забывай. Нас первым делом учат вскрывать замки.
Оба покидают полицейский участок почти ночью. Западный горизонт окантован кровью, высоко над ним висит алая луна. Пахнет древесным дымом и заброшенностью. Вокруг указателя с надписью «Полицейский участок» вьются три больших бабочки, но вид у них полусонный. После очередного жаркого дня им едва хватает сил обогнуть свой сине-белый маяк. Однако у журналистов, что целым роем слетелись на сенсационную новость и тоже порхают вокруг участка, сонливости нет и в помине. Они оживленно жужжат, мечтая рассказать об аресте, истории, что каким-то образом прошла мимо и сама собой оказалась в редакциях больших городов. Всполошившись после новостного выпуска Эй-би-си, они бросились сюда из Беллингтона, плюя на указатели скорости и ежесекундно играя в русскую рулетку с кенгуру, и вот теперь оказалось, что им, собственно, нечего делать: разве что изводить пленку и снимать место события. Монтифор и его команда еще много часов будут с пристрастием допрашивать Ландерса, выуживая из юнца все до последней детали, благо тот пока согласен разговаривать, и никакой адвокат не посоветовал ему держать рот на замке. Сейчас полицию очень мало волнуют нужды прессы. Кэрри, фотограф из «Фэрфакс», щелкает несколько кадров с Мартином и Гофингом на выходе из участка, внезапно ослепляя их назойливой фотовспышкой. После чего виновато пожимает плечами и делает еще пару снимков. Среди журналистов затесалось несколько местных, но за пределами полицейского участка в городе уже все закрыто, здания медленно отдают накопленное за день тепло в ясное ночное небо.
«Коммерсант» выглядит почти как всегда. Только по ограждению, натянутому от входа к проезду с обратной стороны, можно заподозрить неладное. Гофинг, не колеблясь, приподнимает сигнальную ленту, пролезает сам и придерживает ее для Мартина. В одной руке агента фонарик, в другой – рюкзачок. Мартин, подсвечивая путь телефоном, ведет их по наружной лестнице в темное нутро отеля. Вот и дверь с разбитым стеклом. Под ногами хрустят осколки. Воздух не изменился, сперт и напитан вечерними запахами: пыль, заброшенность и, остаточно, страх. Мартин весь подбирается, волосы на шее