– У Снауча все рыло в пушку по самое не хочу. Знать бы только, что он скрывает… тогда мы тоже смогли бы ему пригрозить.
– Уверен, татуировки на его руках – тюремные, но мы оба наводили справки. Мать Мэнди обвиняла его в изнасиловании, однако не осталось ничего. Ни записей, ни улик.
Сказать особо нечего. Мартин и Гофинг неподвижны, разочарование в обоих поднимается вместе с солнцем. Нарастает жара, вскоре на стоянке станет невыносимо. Спецагент закуривает новую сигарету. Оглашая небо нестройными сиплыми криками, пролетает с полдесятка какаду. Птички жалуются на несправедливость: очередной день без дождя, очередной день под палящим солнцем на западе Нового Южного Уэльса. Вскоре тишину, оставленную какаду, разрывает новый звук, вибрация, которую чувствуешь, еще не слыша, утробное рычание близкого грома.
– Что это? – спрашивает Гофинг.
– Байкеры.
Рычание теперь ближе, оба встают. Мимо по двое неспешно проезжают четверо мотоциклистов – четверо всадников Апокалипсиса, гостящих в Риверайне. Звук гуляет между зданиями, наполняет собой весь город. Проводив байкеров взглядами, Мартин и Джек Гофинг дальше следят за ними по одному звуку. Те, сбросив передачу, сворачивают на Хей-роуд; рев моторов, отражаясь от магазинных витрин, раскатывается по улицам.
– Байкеры… Серьезные чуваки, – роняет Гофинг.
– Да, я с ними уже пересекался. Проезжают иногда через город.
– Вот как? Здесь? Такой скучный, бедный видами ландшафт еще поискать. Что они тут забыли?
– Откуда мне знать!
– Ты же говоришь, что встречал их раньше. Может, в курсе, кто они?
– Я с ними не разговаривал, если ты об этом. Называют себя то ли жрецами, то ли жнецами. У меня есть их снимок.
Поискав в телефоне, Мартин показывает нечеткую фотографию байкеров, проезжающих по Хей-роуд.
– Вот, взгляни.
– Жнецы. Твою же мать!
– Всего лишь горстка нерях на мотоциклах. Что в них такого?
– Нет, Мартин, – качает головой Гофинг. – Жнецы – не просто горстка нерях, это серьезная группировка. Мотобанда, даже организованная преступность. Основные их силы сосредоточены в Аделаиде. Наркотики, рэкет, вооруженные грабежи. Что им тут делать?.. Где у них местный лагерь?
– Понятия не имею. Здесь хоть как-то похож на байкера только один ветеран. Зовут Джейсон, живет на Пустоши. У него есть байк, да и выглядит малый соответственно, хотя я не заметил никаких эмблем.
– Знаешь его фамилию?
– Нет. У него есть девушка, зовут Шазза. Шэрон. А что такое?
– Дай мне часок-другой. Нужно сделать пару звонков.
Джек Гофинг возвращается в свой номер и закрывает за собой дверь. Мартин в одиночку прислушивается к далекому рокоту мотоциклов. Внезапно в его собственном номере начинает верещать телефон.
Он идет отвечать.
– Мартин Скарсден. – Тон у него настороженный.
– Мартин, это я, Мэнди. Ты не мог бы подойти в книжный? Мне нужна твоя помощь. Это как бы срочно.
Глава 22. Тридцатилетие
Избегая Хей-роуд, Мартин задами движется к «Оазису» по улочке между покинутым супермаркетом и автозаправкой. У черного хода его с лучезарной улыбкой встречает Мандалай Блонд. Она открыла дверь с ребенком на руках и теперь осторожно опускает мальчика на пол, чтобы обнять и поцеловать Мартина.
– Мартин, большое спасибо! Ты спас Лиаму жизнь. Впрочем, ты и так это знаешь.
Мартин колеблется, как ответить. Что ею движет – благодарность или привязанность?
– Джейми Ландерса я тоже спас.
– Тише. Это не важно.
– Как дела у Лиама?
– Удивительно хорошо. Крепкий пацаненок. Порезы, слава богу, поверхностные. Никаких стежков. Только приходится следить, чтобы не срывал бинты.
Мальчик подполз к ногам Мартина и начал зачарованно дергать его за шнурки – так сложно завязаны! Мэнди, нагнувшись, подхватывает Лиама на руки.
– Идем, хочу тебя кое с кем познакомить.
Она ведет Мартина через дом к книжному. Мэнди счастлива, по ней видно: походка легкая, парящая. Мартин рад.
А вот и книжный. Недалеко от японской ширмы в кресле прихлебывает чай женщина весьма благообразной наружности. Почти старуха, вероятно, на седьмом десятке, однако платье по-деловому строгое, волосы крашеные, осанка прямая. Полукружия очков придают женщине сходство с библиотекаршей, только оправа слишком уж дорогая.
– Мартин, это Уинифред Барбикомб. Она юрист.
– Рада познакомиться, мистер Скарсден, – пожимает ему руку женщина, не вставая. – Пожалуйста, присаживайтесь. Нам бы хотелось, чтобы вы заверили в качестве свидетеля несколько документов.
Мартин поворачивается к Мэнди в поисках подсказки и получает в ответ лучезарную улыбку. Он присаживается, и Мэнди тоже, с мальчиком на коленях.
– Я партнер в мельбурнской юридической фирме «Райт, Дуглас и Феннинг». Наша компания всегда оказывала юридические услуги Снаучам из «Истоков». Впервые мы выступили в интересах этой семьи еще в девятнадцатом веке.
– Ясно, – говорит Мартин, хотя на самом деле ничего не понимает.
– Всего через несколько недель, – продолжает адвокат, – Мандалай исполнится тридцать, после чего ей по условиям завещания отойдут «Истоки» и значительный портфель инвестиций, куда входят доли в паевых фондах, ценные бумаги и недвижимость, в том числе много зданий в Риверсенде вроде того, где мы сейчас сидим. Немалое состояние, должна сказать.
Мэнди пожимает плечами, выражая удивление таким поворотом событий.
– Будьте добры, засвидетельствуйте ради нее своей подписью несколько документов, – просит Барбикомб.
– Да, конечно. А кто ей все это оставил? Эрик Снауч?
– Угадали. – Юрист выкладывает на журнальный столик первый документ, и Мартин ставит подпись и дату ее изящной перьевой ручкой.
– А как же Харли Снауч? Он ведь сын Эрика.
Лицо Уинифред Барбикомб непроницаемо.
– Он получит пособие, причем довольно щедрое. Куда больше, чем по безработице.
Юрист выкладывает на столик новые бумаги, но Мартин с ручкой в пальцах откидывается на спинку кресла. В нем проснулось любопытство.
– Скажите, а Кэтрин Блонд знала о том, что Мэнди унаследует? Мэнди говорит, мать настоятельно советовала ей навести в жизни порядок до тридцати. Наверняка была в курсе. – Мартин бросает взгляд на Мэнди: ее улыбка погасла, лицо неподвижно – она размышляет.
– Если и знала, то не от нас, – отвечает Уинифред. – Эрик Снауч четко потребовал держать все в секрете. Хотя, возможно, перед смертью он что-то рассказал Кэтрин.
– Эрик Снауч незадолго до смерти переписал завещание?
– Верно.
– Зачем такая таинственность?
– Не знаю. Возможно, наш клиент считал Мандалай слишком молодой и необузданной и потому попросил не сообщать ей о будущем богатстве. А возможно, не хотел, чтобы о нем узнал его сын.
– Но Харли наверняка задавал вопросы… в смысле, после смерти отца. Разве он не спрашивал вас, вашу фирму, как вы распорядились имуществом?
– Постоянно.
– И что вы отвечали?
– Ничего.
Мэнди, утратив недавнюю безмятежность, прижимает к себе Лиама.
– Миссис Барбикомб… Уинифред… это правда? Харли Снауч действительно мой отец? Он изнасиловал мою мать?
На мгновение из-под маски невозмутимого профессионала выглядывает человек, в глазах Уинифред Барбикомб мелькает сочувствие. Однако лишь в глазах, голос все так же профессионален.
– Извините, милая. В ряде дел мы выступали на стороне Эрика Снауча и его семьи, однако по соглашению с клиентом я не вправе ничего разглашать.
– Значит, я никогда не узнаю? – шепчет Мэнди.
Юрист колеблется с ответом, и Мартин, хватаясь за неожиданную возможность выполнить требование Снауча, подает голос:
– Мэнди, я раньше об этом не упоминал, но мы с Харли Снаучем разговаривали. Он отрицает отцовство. Изнасилование тоже. Хочет пройти с тобой тест на ДНК, чтобы раз и навсегда выяснить правду.
В поисках совета Мэнди переводит взгляд с него на Уинифред Барбикомб. Мартин зол на самого себя. Что это было? Попытка помочь Мэнди или умиротворить Снауча, чтобы тот не подал за клевету в суд? Право, стоило бы научиться думать, прежде чем говорить, взвешивать слова, как Джек Гофинг.
– Не знаю, что вам посоветовать, – отвечает Уинифред Барбикомб. – Независимо от того, что выявится при анализе ДНК, завещание Эрика Снауча будет в силе, и его сын не сможет его оспаривать. «Истоки» и все, что идет в придачу, – ваши. Только вам решать, хотите вы пройти тест или нет.
Мэнди кивает.
– Вот, здесь еще документы. Их тоже нужно подписать. Сначала Мандалай, затем Мартин.
Повисает тишина, недавнее беззаботное настроение омрачено призраком Харли Снауча. Мартин знает, что должен предупредить Мэнди о двуличности старика, однако это лучше сделать после ухода юриста. А вот и последний подписанный документ: Уинифред Барбикомб и «Райт, Дуглас и Феннинг» теперь поверенные Мандалай Сьюзан Блонд, которая вскоре станет хозяйкой «Истоков» и единоличной владелицей семейного состояния Снаучей.
Уинифред Барбикомб собирает документы, надевает на ручку колпачок и укладывает все в тонкий кожаный портфель. Встав, она официально пожимает руку Мартину и более тепло – Мэнди.
– Рада была познакомиться, дорогая. Для нас честь представлять ваши интересы. Если что-то понадобится, звоните. И если Харли Снауч вздумает угрожать, говорите сразу. Не успеет опомниться, как перед ним ляжет судебный запрет приближаться к вам.
Мэнди выглядит растерянной – еще не привыкла к новому статусу.
Мартин, воспользовавшись возможностью, задает вопрос:
– Слушайте, пока вы не ушли, может, ответите, откуда у Харли Снауча на руках татуировки? Они похожи на тюремные.
– Как я уже говорила, мы ведем дела семьи Снаучей много лет, – мрачно отвечает поверенная, – на адвокатскую тайну не покушается даже закон. Однако могу сообщить, что Харли Снауч никогда не судился ни за одно преступление ни в одном австралийском суде.
– Ясно, – разочарованно отвечает Мартин. – Спасибо.