Давайте на примере. Я готовил к выборам одного из губернаторов, и на второй день он мне сказал: «Вы, Лев, так интересно все рассказываете, все это вообще потрясающе. Но, честно говоря, я ведь не буду делать эти упражнения, мне было интересно послушать и сделать упражнения с вами, но если вы уедете, то я не буду их делать». Это очень честное признание, и на самом деле это правда. Так происходит со многими.
После этого он попросил: «А можно мне пять универсальных жестов, вот прям хороших, индивидуальных, которые подойдут мне. Придумайте сейчас».
Тогда я спросил: «А как вы будете чередовать: 1 3 5 2 4 или там 1 4 2 3 5?»
Он: «Как скажете, так и буду чередовать».
На это я ответил, что может он так и сделает, но проблема в том, что это будут не его жесты. Он продолжил настаивать на том, что наверняка можно придумать движения, которые будут выглядеть естественно.
Так вот, естественными эти жесты не будут никогда, потому что здесь проблема мышц. Если я думаю о том, какой жест делаю рукой, но движение не связано с моей эмоцией, то это отдельная рука и красивый жест кистью, а сам жест будет считываться как ложь.
Потому что это должен быть не красивый жест кистью, а внутренняя потребность в этом жесте в зависимости от того, о чем я говорю в данную секунду.
А если я научился красиво выворачивать кисть, то в этом только ложь.
И точно так же с голосом: даже если голос у меня красиво поставленный, с вертикальной позицией, с отличной артикуляцией, с точным посылом в собеседника, но без наполненности этой формы честной эмоцией, я буду выглядеть лживым политиком.
Все поймут: его кто-то научил, потому что выглядит он неестественно.
Можно быть естественным, если ты технически максимально подготовлен, если умеешь посылать звук на любую аудиторию любого размера. В этом случае ты прекрасно осознаешь, насколько нужно форсировать звук в данной аудитории, чтобы оставаться естественным, но при этом быть услышанным.
А если ты не умеешь этого делать, то либо тебя никто не слышит (о микрофоне отдельная песня), либо ты орешь как дурак. И естественности здесь нет.
Если ты не умеешь держать микрофон, то он тебе и не помогает, тебя не слышно. Поэтому надо уметь работать с микрофоном:
• тестируйте оборудование перед выступлением;
• Не жестикулируйте рукой, в которой находится микрофон;
• В процессе выступления держите микрофон плюс-минус на одном расстоянии ото рта.
Однако естественность может быть только натренированной. И для этого на поверхность выводятся инструменты отработки публичного выступления.
Еще 5–7 лет назад я считал, что артикуляция на первом месте, и именно с ней нужно работать в первую очередь. Или хотя бы убедить человека в том, что надо идти через свободную челюсть и при этом работать губами.
На сегодняшний день я артикуляцией занимаюсь в последнюю очередь, для меня это последняя ступень, а прежде всего мы занимаемся дыханием.
Именно на дыхании в первую очередь строятся эмоция и содержание (отчасти невербальное), которые ты несёшь.
Ксения: Есть ли какие-то особенности структуры выступления перед электоратом, может, определенная жесткость? Или же для всех публичных выступлений структура общая: вступление, основная часть, кульминация, развязка?
…
Лев: Совершенно точно нужно понимать, кто перед тобой. Это агрессивно или позитивно настроенная аудитория?
В зависимости от этого выстраивается речь. Потому что, если это агрессивно настроенная публика, вы не можете к ней прийти и начать что-то вкладывать свое. Вы должны сначала помочь им выпустить весь пар, сколько бы его у них ни было.
То есть сначала нужно дать им высказаться и, соответственно, спросить их о проблемах и, может, даже спровоцировать.
Например, зная, что в этом районе все плохо, вы спрашиваете их: «Ну, у вас-то в районе все хорошо, да?» А они: «Чтооооо? Неееееет!»
И, когда они выпускают пар, вы можете сказать: «Я специально задал этот вопрос, потому что есть мнение…» И продолжаете в зависимости от вашей позиции – это очень важно.
Если вы протестный политик, то, значит, вы присоединяетесь к людям, которые критикуют существующую власть. Если вы представитель действующей власти, то, даже если в этом регионе все плохо, вы должны присоединиться к этим людям, чтобы найти выход этой ситуации.
Никогда нельзя противопоставлять себя избирателям.
А вот если в регионе все хорошо, то тогда можно рассказывать и будущих планах. Желательно, получив подтверждение того, что здесь все хорошо. Доброжелательно настроенная аудитория с удовольствием поговорит с вами о завтрашнем дне.
Если это негативно настроенная аудитория, то говорить с ней о завтрашнем дне нет смысла, надо говорить о сегодняшнем, потому что все, что вы скажете о завтрашнем дне, будет воспринято в штыки.
Поэтому дайте им слово, пусть они выскажутся, а когда они закончат, предложите: «Давайте конструктивно обсудим, как вы можете решить ваши проблемы».
Когда вы общаетесь с избирателями, вам нужно четко понимать, к кому вы приехали.
Ксения: А теперь рассмотрим дебаты. Вот там что делать? Как они выстроены?
…
Лев: Обычно это телеэфир. Люди видят трех – четырех представителей партий, которые идут на выборы. Есть модератор (ведущий). Первая часть – все высказываются, потом ведущий говорит «фас», и все начинают ругаться.
Здесь главное помнить вот что: на дебатах нет цели в чем-то убедить своего оппонента, он вообще не цель.
Цель – это те, кто вас смотрит, вы работаете на них. Не на ведущего, не на своего оппонента и даже не на публику в телевизионной студии. Вы работаете на тех, кто находится по ту сторону экрана, кто смотрит вас по телевизору. И об этом нужно все время помнить.
Потому что очень многие срываются и направляют энергию в сторону оппонента, например, пытаясь его размазать. Нет цели размазать оппонента, есть цель донести до своей аудитории две банальные вещи, которые, кажется, набили оскомину всем политтехнологам, но это идеальная формула.
Запомните, есть только две вещи, которые несет политика: это «имидж и месседж». Вот кроме имиджа и месседжа больше ничего нет.
То есть образ, который вы демонстрируете, и одна важная мысль, которую вы хотите донести.
Люди голосуют за совокупность этих вещей. У вас должны быть образ и одна главная идея, больше ничего избирателю не нужно. Донесите им имидж и месседж.
Еще раз повторю, у вас нет задачи размазать или переспорить оппонента, и уж, конечно, нет задачи понравиться ведущему. Нет задачи выглядеть самым умным, самым громким или самым красивым для этой аудитории. Очень часто допускаются именно эти ошибки.
И, конечно же, нет задачи рассказать всю программу партии или всю программу правительства на 5 лет вперед.
Это никому не интересно, тем более у вас на это нет времени.
В последнее время формула слегка затерлась, и сами политики из этих двух вещей – имидж и месседж – все чаще выбирают месседж, как и политтехнологи.
А имидж? Многие понимают имидж как одежду. Но дело же не в одежде! Дело в том, какой ты несешь образ.
Одни люди видят тебя воином, другие люди – творцом, то есть нужно понять, кем ты хочешь предстать и какую историю ты рассказываешь?
Борхес[7] определил самую красивую классификацию, в которой говорит, что все сюжеты делятся только на четыре части и другие версии их запомнить невозможно.
Четыре истории, четыре вида сюжетов по Борхесу:
• Первый – это «Защита, оборона или осада крепости».
• Второй – «Поиск сокровищ».
• Третий – «Возвращение домой».
• Четвёртое – «Самоубийство бога».
Этой классификацией я пользуюсь в практической работе.
Всегда задаю вопрос: «Мы какую историю играем? Если это оборона крепости, то от кого мы обороняем ее?»
Первая реакция: «Ну, от олигархов!», а через какое-то время вдруг человек, подумав, говорит: «Мы защищаем наш край от олигархов, которые хотят его разворовать».
Я киваю и соглашаюсь.
Спустя минуту он продолжает: «Не, я не могу. Просто ситуация такая, что я не могу это произнести».
На это я могу сказать только одно: «Но тогда вы не донесете это людям!»
Если вы играете историю «защита крепости», то вы должны сказать, кто дракон и кто на вас нападает. Вы должны показать его лицо. Если вы боитесь показать лицо «дракона», тогда вы не играете в игру «оборона крепости». Если вы боитесь произнести имя дракона, вы точно с ним не можете бороться.
Другой вариант: «Возвращение домой».
Партия КПРФ всегда разыгрывает историю под названием «Возвращение домой» (Возвращение в СССР). Уже 30 лет они отлично разыгрывают одну и ту же историю, и, надо сказать, что очень удачно.
Вы должны держать образ дома, который нами покинут, куда нам нужно вернуться. Но нужно очень четко выбирать и очень четко метафорически определять, что такое «дом».
Когда вы разыгрываете «Поиск сокровищ», тогда вы должны рассказывать, где эти сокровища.
Давным-давно Владимир Вольфович Жириновский сказал, что мы будем мыть ноги в Индийском океане – это и есть поиск сокровищ, и большая часть народа его поддерживает.
Там, в океане, есть сокровища, и я готов пойти с вами, Владимир Вольфович, за ними. Давайте, ведите меня к сокровищам, которые находятся в Индийском океане. Помоем ноги, потом заберем все сокровища. Это очень четко.
Алексей Навальный сыграл в историю «Самоубийство бога».
«Я вернулся, а меня арестовали. Но я знал, что меня арестуют. Я знал. Я сначала ходил в Гефсиманский сад и думал, возвращаться или нет. Я решил вернуться. Я вернулся. Понятно, что меня арестовали, я другого не ожидал». И это все четко разыгранное. Мало кто из политиков может позволить себе это.
Единая Россия разыгрывает «оборону крепости»: есть внешние враги, и все они живут за пределами нашей страны.