• вмешательство третьих сил в процесс балканизации лишь обостряет деструкцию политического пространства и приводит к перевесу сил одной из конфликтующих сторон. Любое внешнее вмешательство не способно что-либо изменить в позитивном смысле в самом регионе. Конфликт удается лишь приостановить, но не урегулировать окончательно (БиГ, КиМ, БЮРМ). Кроме того, победы в балканских конфликтах носят временный и ненадежный характер. Стороны дожидаются нового конфликта, чтобы пересмотреть итоги и результаты предыдущего.
События конца XX в. – начала XXI в. убедительно доказали, что балканизация регионов мира не случайность. С одной стороны, этот процесс есть результат накопления внутренних противоречий в результате чересполосного (сложного, исторически обусловленного) проживания разных народов на той или иной территории.
С другой стороны, балканизация невозможна без влияния факторов внешних. Дело в том, что зоны «стыка» территорий проживания разных этносов, представителей разный социокультурных систем в случае изменения мировой ситуации можно довольно легко активировать, что и было сделано при распаде Югославии и СССР. Использование националистических установок, создание разного рода народных фронтов, «освободительных» армий и т. п. довольно быстро приводят такую зону в состояние хаоса. Иными словами, при всех имеющихся внутренних предпосылках балканизация имеет кураторов и управленцев вовне и является одним из механизмов большой политики. Балканский полуостров – это зона продолжающего конфликта мировых центров силы, зона столкновения интересов ведущих игроков современности, среди которых сегодня повторяю еще раз – не только и даже не столько государства, сколько наднациональные структуры.
Любому думающему человеку необходимо знать, что балканизация является одной из принципиальных характеристик современного мира. Это один из способов управления в условиях глобализации и одновременно модель реализации тех или иных интересов – недаром балканизация коррелирует с концепцией «управляемого хаоса». Здесь следует напомнить, что с легкой руки известного русофоба Бжезинского в научный дискурс и политическую практику вошло понятие «Евразийские Балканы» (об этом он писал в, пожалуй, самой известной своей работе «Великая шахматная доска: господство Америки и его геостратегические императивы»), унаследовавшее от южноевропейского региона и балканизацию. И действительно, то, что происходит последнюю четверть века в Евразии, иначе как балканизацией не назовешь. Причем, «плавающая точка» постоянно перемещается; конфликты то затухают, то входят в активную фазу. Нестабильны и крайне взрывоопасны целые регионы: Северный и Южный Кавказ, Центральная Азия, Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая, Афганистан. Я уже не говорю о ситуации в Сирии – стране, созданной в 1930-е годы из разных враждовавших между собой государств, и представляющей в этнорелигиозном плане гремучую смесь, о курдах, разбросанных по ряду государств ближневосточного региона и т. д.
Однако вернемся к вопросу Балкан. Дело в том, что и здесь процессы балканизации в любой момент могут активизироваться. Все разговоры о едином и мирном европейском доме – это, как пел советский бард Александр Галич, «рыжий все на публику». В зависимости от мировой конъюнктуры, от развития мирового кризиса и внутренних проблем геополитических гигантов балканизацию на Балканах можно запустить на «раз-два». Очень тонко это подметил известный сербский писатель М. Павич. В романе «Ящик для письменных принадлежностей» есть такая фраза: «Всякий раз, когда Европа заболевает, она прописывает лекарство Балканам». Иными словами, свои проблемы Европа, а сегодня это США и ТНК, пытаются решить за счет Балкан, на которые сбрасывается бремя кризиса как экономического, так и политического.
Что же касается политики России на Балканах, то наша страна более всего заинтересована в стабильности как региона в целом, так и отдельных стран полуострова. Стабильность политических режимов, стабильность социальной и экономической систем региональных стран России нужна как никогда. Во многом спровоцированная западными структурами дестабилизация центральных стран региона вызывает серьезную озабоченность в российских политических кругах и бизнес-структурах. В данном случае я говорю о политическом и социально-экономическом кризисе в Болгарии, о политической дестабилизации, связанной с политикой правительства Вучича, в Сербии, об активизации политики ЕС в отношении признания т. н. Республики Косово и естественной в связи с этим радикализацией настроений в Северном Косово и в самой Сербии.
Такое положение осложняет продвижение многих российских проектов. Однако, несмотря на это, Россия крайне заинтересована в долгосрочном и взаимовыгодном сотрудничестве с балканскими странами и, повторюсь, в стабилизации региона. Наши народы всегда связывали особые дружеские отношения, и мы не просто надеемся, но и работаем для того, чтобы они оставались таковыми. Вне зависимости от интересов и желаний западных визави, российская сторона будет активно развивать не только экономические, но и гуманитарные связи, общаться на уровне общественных организаций и т. д.
– Вы часто пишете о проблеме исламизации на Балканах, но в самой России в Ставропольском крае – особенно с тех пор как он стал частью Северо-Кавказского Федерального округа, русское население бежит в глубь страны, а Ставрополье называют «русским Косово»; такие же проблемы и в Татарстане – точечные удары по умеренными исламскими проповедниками. Картинка Москвы на празднике ураза-байрам в Москве 8 августа 2013 года с перекрытыми улицами и показной молитвы сотни тысяч мусульман – создало жуткое впечатление от этого события как скорее политического, чем религиозного, тем более что происходило оно не в храме, а на светском пространстве столицы. Каково Ваше отношение к этой не только балканской, и не только русской, но и европейской проблеме?
– Ответ на этот вопрос требует не одного часа, не одной лекции. Однако я попробую объяснить ситуацию.
Проблемы в России, связанные с процессами исламизации, с появлением радикальных исламских организаций, действительно, есть. Однако их ни в коей мере нельзя идентифицировать с тем, что происходит в Европе, особенно в тех странах, где практика т. н. мультикультурализма привела к полному изменению социального и культурного климата.
Ни в одном городе России нет того, что имеет место, например, в Марселе и целом ряде европейских городов. К слову, Марсель разделен на две части: французскую и арабскую. Так вот, в арабскую часть французская полиция даже не входит. Аналогичная ситуация имеет место уже и в южных районах Сербии, населенных албанцами. Однако такого в России нет, но это не означает, что у нас нет многих схожих проблем. Для того чтобы Вы лучше понимали этнорелигиозную картину в России, необходимы некоторые пояснения.
Современная Россия – страна с высокой степенью этнокультурной однородности. В России есть абсолютно доминирующие этнос и религия. По переписи 2010 г. самым многочисленным этносом являются русские – почти 80 %. Далее с огромным отрывом следуют татары (3,9 %), украинцы (1,4 %), башкиры (1,1 %), чуваши (1 %), чеченцы (0,9 %), армяне (0,8 %). Доля всех остальных этносов (более 160) не превышает 10 %. Однако доминирующая этническая группа, к сожалению, не означает в нашей стране соответствующего пропорционального представительства русских в политических и бизнес-структурах, в органах государственной власти, но эта тема отдельного разговора.
Аналогичная ситуация в России и с религиозной принадлежностью. В то же время в нашей стране представлены все мировые религии, а также различные религиозные направления. Исторически закрепившиеся в стране конфессии (направления внутри религии) считаются традиционными и получают поддержку со стороны государства при сохранении его светского характера и соблюдении принципов равноудаленности и равноправия всех конфессий. Необходимо отметить, что при серьезном влиянии, которое сегодня оказывает религия на общественно-политические процессы в стране, значительная часть россиян – почти 13 % – придерживается атеистической позиции. Еще один важный момент – в России не существует официальной статистики членства в религиозных организациях: в стране законодательно запрещено требовать от граждан информации об их религиозной принадлежности. Поэтому источниками количественных показателей по этому вопросу выступают социологические опросы населения, результаты которых довольно часто противоречивы. Более того, данные, собираемые и предоставляемые соответствующими религиозными организациями, обычно несколько завышены.
Согласно, социологическим данным, основная масса верующих россиян относит себя к православному христианству – распространено в стране повсеместно. Другие христианские конфессии представлены в государстве: католиками, протестантами, лютеранами и др. Буддизм распространен в Бурятии, Калмыкии и Туве, а также Забайкальском крае, Иркутской области и Республике Алтай. Основные ареалы распространения ислама в России: Волго-Уральский регион и Северный Кавказ.
В цифрах картина распределения верующих россиян и атеистов (без учета Крыма и Севастополя) выглядит следующим образом (Огонек, 2012): 58,8 млн., или 41 % – православные; 9,4 млн., или 6,5 % – мусульмане (включая суннитов, шиитов, и в основном не принадлежащих к определённой мусульманской конфессии); 5,9 млн., или 4,1 % – христиане, не принадлежащие к определенной конфессии; 2,1 млн., или 1,4 % – прочие православные (включая прихожан грузинской, сербской, армянской апостольской и других церквей); 1,7 млн., или 1,1 % – последователи тенгрианства (турко-монгольских, шаманистских религий и новых религиозных течений) или неоязычества (включая родноверие, уральское и кавказское неоязычество); 700000 или 0,4 % – буддизм (в основном, тибетский); 400000, или 0,2 % – старообрядцы. Далее следуют протестанты (300 тыс.), индуисты и кришнаиты (140 тыс.), католики и иудеи (по 140 тыс. соответственно). Показательно, что 36 млн., или 25,1 % опрошенных назвали себя «духовными, но нерелигиозным». К атеистам, как уже было сказано, принадлежат 18 млн., или 12,9 % населения страны.