подл и мерзок. Да – лжив. Вероятно, не слишком умен. Зато как поет! И упорству его можно позавидовать. Уже за то, что он прошел и сквозь Порядок, и сквозь Хаос, не боясь ни пуль шерифа, ни местных монстров, он заслуживает если не симпатии, то хотя бы уважения. Но главное – выбора, скорее всего, действительно нет…
Она не споткнулась лишь потому, что смотрела под ноги. Скелет, обтянутый синей кожей, лежал поперек тропы неподвижно, но алое свечение тлело в пустых глазницах его черепа. И это тело стремительно разлагалось, превращалось в прах. Чуть дальше лежал еще один мертвец, а за ним сразу несколько. Похоже, дальше этой жуткой компании путь закрыт. Интересно, как там Фреди? Пения больше не было слышно, и она даже ощутила некоторое беспокойство.
Перешагивая через стремительно разлагающихся мертвецов, Анна осторожно двинулась вперед. Она шла, ступая так, чтобы жижа не хлюпала под ногами, пристально вглядываясь вдаль, прислушиваясь к каждому шороху. И все же после очередного шага правая нога провалилась в липкую грязь глубже, чем по колено. Ботинок стал добычей трясины, но оставшийся она скинуть не решилась. Так и шла дальше, слабо надеясь, что никто не видит ее со стороны. Принцесса Дарии. Наследница престола, Скаковая лошадь величайшего в мире дерби. Все это в прошлом. Сейчас беззащитная девочка в одном ботинке ковыляет неведомо куда и выглядит при этом так, что глупее не бывает. Если когда-то придется писать мемуары – об этом ни слова! Никогда. Никому. Ни за что! А сейчас самое время посмеяться над собой, потому что для смеха нет иных причин. Ха-ха-ха! Хотелось засмеяться так, чтобы дрогнуло это болото, чтобы на него обрушился невидимый черный свод, местное подобие неба. Она готова была потратить все свои последние силы на этот всесокрушающий акустический удар. Ее уже почти не волновало, уцелеет ли это тело, жалкая оболочка души, от которой одни лишь неприятности.
Она даже остановилась, чтобы не тратить сил на ходьбу, задрала подбородок вверх, но вдруг решила, что не стоит начинать слишком громко. Звук должен нарастать постепенно: сначала едва слышный смешок, который донесется лишь до местных лягушек и приведет их в секундное замешательство. Правда, здесь нет лягушек, но это неважно. Потом звук ее голоса будет распространяться дальше и дальше, постепенно обретая мощь, и вскоре проникнет в самые отдаленные уголки Хаоса, и никому из местных не будет спасения. Им, конечно, и так не до спасения. Полная свобода разложения! Здесь каждый волен создать свой личный ад, откуда нет возврата!
Боль, смятение, страх, стыд и отчаянье – других чувств не было. И все это готово было вырваться наружу протяжным воплем.
Но в последний момент рот ей зажала широкая сильная ладонь, к уху прильнули чьи-то теплые губы, и едва слышный мужской голос прошептал:
– Не надо. Не надо кричать…
И в этот момент вопль, сотрясающий пространство, все-таки раздался. Где-то впереди орал Фреди. В этом крике было все – и боль, и смятение, и страх, и отчаянье. Но, прежде чем Анна успела зажать уши, впереди сверкнула алая вспышка и грохот взрыва.
Дымящийся обрубок руки – от кисти до локтя – упал в черную грязь буквально в трех метрах впереди и тут же превратился в большую серую змею.
Рептилия глянула на принцессу желтыми глазами, показала раздвоенный язык, с тяжелым всплеском нырнула в болото. И наступила тишина.
Глава 29
За те несколько столетий, что существует Игра, Лабиринт попытались пройти более ста тысяч человек. Точное число тех, кому удалось из него выйти, является одной из самых охраняемых тайн Корпорации «Орго», но, по экспертным оценкам, их число не превышает нескольких десятков. Причем подавляющее большинство заблудившихся в нем навсегда остались на так называемой «территории Порядка». До того момента, когда Корпорация начала вживлять претендентам чипы, позволяющие отследить, куда их занесло после выхода из Лабиринта, большая часть «счастливых обладателей собственных миров» так и не дала о себе знать, вероятно, решив не иметь ничего общего с остальным человечеством…
– Мне кажется, вы чем-то разочарованы, командор. – Аруга смотрел в бинокль на приближающийся скалистый берег. – Дело во мне? Я что-то сделал не так?
– Нет, адмирал. Все отлично. – Матвей также глянул в бинокль и увидел сквозь мощную оптику ту же картину, что открывалась с мостика: хаос как хаос, только край алого океана уже близко. И за ним – ничего, кроме непроглядной тьмы.
– Не адмирал, а контр-адмирал, – привычно поправил его Аруга. – Но, мне кажется, что я все-таки заслужил хоть какого-то доверия и откровенности. – В его голосе звучала плохо скрываемая обида.
– Меня разочаровываете не вы, – поспешно отозвался командор. – Меня разочаровывает Хаос. Вам не кажется, что он несколько примитивен? Почему-то я ожидал чего-то более разнообразного, более изощренного, более жуткого, более…
– Изысканного? – Контр-адмирал едва заметно усмехнулся. – Ерунда! Хаос возможен лишь там, где доминируют самые примитивные страсти, где царствуют сущности, начисто лишенные воображения.
– Тогда почему там, за стеной, так боятся Хаоса?
– Амебы размножаются делением, причем делают это непрерывно. Так что этот океан временами выходит из берегов.
– Не думайте об этом, – вмешалась в разговор Йоко. – Это уже не ваша забота. Удачи! – Она крепко обняла командора и чмокнула его в подбородок.
– Все! – решительно заявил Аруга. – Прыгайте! – Куда?!
– За борт, черт возьми! Тут есть куда еще прыгать.
– А доплыву? – Матвей с некоторой опаской глянул на берег, до которого оставалось метров триста.
– Не думаю, что это самое суровое испытание, которое вам предстоит, командор, – холодно заметил Аруга. – Шлюпку с гребцами не дам. Не могу допустить, чтобы кто-то из команды оказался вне корабля и увидел, как это все выглядит на самом деле. Да и не нужна здесь шлюпка.
Матвей, сделав вид, что принял такое объяснение, улыбнулся и крепко пожал протянутую контр-адмиралом руку. На самом деле командор подумал, что искупаться ему придется исключительно из-за того, что Йоко слишком демонстративно дает понять, что Матвей пользуется ее расположением.
Когда он сделал шаг за борт, команда линкора, выстроившаяся на баке для церемонии прощания со старпомом, громогласно прокричала троекратное «Банзай!». На третьем возгласе подошвы ботинок коснулись поверхности дрожащего месива густой жижи и тел, аморфных, копошащихся, постоянно меняющих формы. Полет с десятиметровой высоты получился куда более медленным, чем там, где законы физики чего-то стоят. Субстанция под ногами едва колыхнулась, выдержав вес командора. Матвей, не оглядываясь, направился к берегу, постепенно ускоряя шаг.
Кто-то снизу пытался хватать его за ноги, но он не обращал на это внимания, с легкостью вырываясь из осклизлых пальцев, щупальцев, языков, ласт, псевдоподий и прочих конечностей. Да и берег приближался куда стремительней, чем он предполагал. Казалось, сделано всего несколько шагов, а вот оно – нагромождение черных валунов, с которых медленно стекает такая же черная грязь, разводами и фонтанчиками вливаясь в полупрозрачную алую светящуюся жижу океана. Последний прыжок, и вот – под ногами твердая поверхность. Только впереди полная тьма. Куда идти? Надо было спросить у адмирала. Но, скорее всего, тот сам бы сказал, если бы точно знал направление. Или это должно быть слишком очевидно. Этим путем уже ходили многие – и Первый Капитан Тортуги, и Ингрид с Фешенмуна, и еще десятки или даже сотни будущих повелителей миров. Следов не могло не остаться.
Но все оказалось еще проще, чем казалось. Едва глаза привыкли к темноте, стала видна уходящая вдаль вереница светящихся пятен – как будто кто-то, выбравшийся из этого алого «бульона», то ли прошел, то ли прополз, то ли пролетел туда, во тьму, оставляя за собой эти флуоресцирующие лужицы. Едва ли этот след мог тянуться до конечной цели, но он хотя бы указывал направление. Стоп! А стоит ли быть таким доверчивым? Может быть, это ложный след? Даже если Хаос настолько незамысловат, как утверждает Аруга, то козней конкурентов никто не отменял. То, что примитивно, может быть смертельно опасным. Именно потому, что примитивно. Вылезет, например, из скалы какое-нибудь тупое каменное чудовище, наступит и не заметит. Мокрого места не останется…
Скальный выступ слева от тропы шевельнулся, и с него с грохотом посыпались камни.
Так! Пожалуй, стоит попридержать воображение. Нет ничего опаснее собственных страхов. Особенно здесь. Особенно сейчас.
Дальше он шел, стараясь ни о чем не думать. Как ни странно, лужицы светящейся жижи не тускнели, а наоборот, становились все ярче. Это явно был свежий след, и тот, кто его оставил, вероятно, двигался медленнее и медленнее, словно раненый зверь, теряющий силы.
Сколько прошло времени с того момента, когда он «взял след»? Час? Два? Вечность? Движется ли вообще время через это проклятое место или обходит его стороной? Не важно. Главное идти вперед и не терять терпения. И беречь голову. Никого не впускать и ничего не выпускать. Никакой игры воображения. Никаких мыслей и чувств. Тишина. Режим молчания! Сон разума. Сон разума порождает чудовищ! Откуда это?! Неважно… Не спать! Ни о чем не думать…
Сначала на каменистой тропе появились шматки скользкой черной грязи, а потом она постепенно начала превращаться в болото. Светящиеся следы стали более тусклыми и размытыми. Казалось, еще несколько шагов – и все… След исчезнет совсем, и Матвей останется один посреди кромешной тьмы. И что дальше? Куда идти? Что делать? Но любая дорога рано или поздно кончается, а значит, надо просто идти вперед,
Вдруг кто-то схватил его за ногу и до боли сдавил лодыжку. Из болота высунулась какая-то скользкая лапка со сточенными коготками и вцепилась в него мертвой хваткой. Потом на поверхность всплыло лицо.
Он узнал ее. Цинь Цзянхун, революционерка, приговоренная к смертной казни в двенадцати мирах за терроризм и организацию массовых беспорядков. Так, по крайней мере, было написано в досье, что подсунул ему Фернандо. Правда, черты лица были лишены прежнего изящества, они растекались, превращаясь в аморфный студень, лишь глаза и губы уверенно держали былую форму.