Хм. Упорство. Надежность.
Послушав тебя, можно заключить, что я — немецкая овчарка.
И честность. — Джейн немного помолчала. — Даже если из-за нее можно потерять друзей.
Маура опустила взгляд в чашку.
За этот грех я буду расплачиваться вечно. Так ведь?
Некоторое время женщины молчали, и в комнате были слышны
лишь удары капель в окно и шипение огня. Джейн не могла припомнить, когда в последний раз они сидели вот так вдвоем и спокойно разговаривали. Риццоли уже упаковала свою сумку — сегодня вечером ее ждали в Бостоне, — но она будто бы и не собиралась уезжать. Она осталась сидеть в этом кресле, потому что не знала, когда им снова выпадет такой шанс. Жизнь слишком часто напоминает полосу препятствий. Телефонные звонки, семейные проблемы; другие люди постоянно мешают — и на месте преступления, и в морге. А сегодня, в этот серый день, не было ни звонящих телефонов, ни стука в дверь, но между двумя женщинами повисло молчание, груз недосказанного, скопившийся за последние недели, с тех пор как из- за свидетельских показаний Мауры одного полицейского посадили в тюрьму. Подобное предательство бостонские правоохранители так просто не спускали.
Теперь на месте любого происшествия Мауре приходилось терпеть ледяное безмолвие и враждебные взгляды. На ее лице сейчас отражалось напряжение. При свете, падавшем от камина, глаза казались запавшими, а щеки — осунувшимися.
Графф виновен. — Пальцы Мауры сильнее сжали чашку. — Я и сейчас дала бы такие же показания.
Ну конечно же, дала бы. Ты делаешь это всегда — выкладываешь правду.
Ты так говоришь, будто это дурная привычка. Тик какой-то.
Нет, чтобы сказать правду, необходима смелость. Мне, как твоей подруге, стоило вести себя иначе.
А я-то уж и не думала, что мы с тобой теперь подруги. И вообще, что я способна сохранить хоть каких-нибудь друзей. — Маура пристально поглядела на огонь, словно в языках пламени можно было найти ответы на все вопросы. — Может быть, мне стоит просто взять и остаться здесь. Стать отшельницей, живущей в лесах. Здесь такая красота. Я могла бы провести остаток дней в Мэне.
Но ведь ты живешь в Бостоне.
Похоже, Бостон меня так и не полюбил.
Города не способны любить. Любят только люди.
И только люди способны предать. — Прищурившись, Маура поглядела на огонь.
Такое может произойти в любом месте, Маура.
Бостон суров. Холоден. Перед тем как переехать туда, я слышала о скрытных жителях Новой Англии, но никогда по-настоящему не верила в это. А когда я оказалась в Бостоне, у меня сложилось ощущение, что ради простого знакомства с людьми мне нужно раскалывать лед.
Ты это и про меня тоже?
Маура посмотрела на Джейн.
И про тебя тоже.
А я и знать не знала, что от нас исходит такое. Здесь ведь не солнечная Калифорния.
Маура снова переключила внимание на языки пламени.
Я не должна была уезжать из Сан-Франциско.
Но теперь у тебя есть друзья в Бостоне. У тебя есть я.
Улыбка изогнула краешек рта Мауры.
По тебе я буду скучать.
В Бостоне ли проблема? Или только в одном известном его жителе?
Им не нужно было произносить имя; обе подумали об отце Даниэле Брофи, человеке, который привнес в жизнь Мауры и радость, и печаль. О человеке, который, вероятно, так же глубоко переживал их запретную связь.
В тот самый момент, когда я решаю, что наконец переболела, — призналась Маура, — думаю, что выбралась из своей норы на солнце, я опять вижу его на месте происшествия. И мои раны снова обнажаются.
Трудно избежать встречи, если вы оба работаете на одном и том же месте происшествия.
Маура горько усмехнулась.
Хорошенький способ построить отношения! На месте трагедии!
Вы же расстались, верно?
Да. — Маура умолкла. — И нет.
Но вы не вместе?
И я вижу, как сильно он страдает из-за этого. Боль написана у него на лице.
«И у тебя тоже», — подумала Джейн.
Именно поэтому я должна уехать из Бостона. Вернуться в Калифорнию… Или поехать куда-то еще.
И это все решит?
Возможно.
Вас будут разделять три тысячи километров, но они же будут отделять тебя от всего того, с чем ты сроднилась за последние несколько лет. От твоего дома, коллег. Друзей.
От друга. В единственном числе.
Ты не была на панихиде, которую мы организовали, когда думали, что ты погибла. Когда думали, что это твое тело лежало в том гробу. Маура, зал был полон людей, которые уважают тебя. Которым ты небезразлична. Да, возможно, мы не умеем демонстрировать свои эмоции. Возможно, долгие зимы добавляют нам сварливости. Но мы тоже способны на чувства. Несмотря на то, что живем в Бостоне.
Маура продолжала пристально глядеть в камин; языки пламени медленно умирали, оставляя лишь тлеющие угли.
А я знаю человека, который очень расстроится, узнав, что ты собралась вернуться в Калифорнию, — сказала Джейн. — Он знает, что ты думаешь об этом?
Он?
О господи, не изображай дурочку! Я же видела, как он смотрит на тебя. Именно поэтому Сансоне и Брофи так не любят друг друга. Из-за тебя.
Маура поглядела на Джейн; в ее глазах вспыхнуло удивление.
Энтони Сансоне никогда не входил в список твоих любимцев.
К вопросу о шизанутых. Он ведь еще и член странноватого клуба Мефисто.
Но теперь ты говоришь, что из-за него я должна остаться в Бостоне.
О нем стоит подумать, верно?
Ух ты, как повысилось твое мнение о нем!
По крайней мере он доступен. — «В отличие от Даниэла Брофи», — могла бы добавить Джейн, но в этом не было необходимости. — И он к тебе неравнодушен.
Нет, Джейн. — Маура откинулась на спинку своего кресла. — Равнодушен.
Джейн нахмурилась.
Откуда ты знаешь?
Женщина всегда знает. — Маура снова отвела взгляд; словно мотылек, он стремился вернуться к умирающему пламени. — В тот вечер, когда я приехала сюда, Энтони тоже явился.
И что произошло?
Ничего. На следующее утро мы совещались с преподавателями. А потом он снова уехал, на этот раз в Лондон. Он всего-навсего фантом, то появляющийся, то исчезающий из моей жизни.
Сансоне всегда поступал именно так. И это не означает, что у него нет интереса к тебе.
Прошу тебя, Джейн. Не уговаривай меня на очередной безнадежный роман.
Я всего-навсего пытаюсь уговорить тебя не уезжать из Бостона.
Потому что Энтони настолько хорошая партия?
Нет, потому что ты нужна Бостону. Потому что ты самый толковый медэксперт, с которым мне доводилось работать. А еще — потому что… — Джейн вздохнула. — Я чертовски скучаю по тебе, Маура.
Березовое полено наконец рассыпалось на мелкие кусочки, превратившись в созвездие тлеющих угольков. Только этот звук, а также стук капель за окном нарушали тишину в комнате. Маура сидела неподвижно и спокойно — до такой степени, что Джейн начала сомневаться: расслышала ли ее подруга то, что было сказано. И имеет ли это значение для Мауры? Но тут доктор Айлз посмотрела на Риццоли. В глазах Мауры блеснули слезы, и Джейн поняла: ее слова очень много значили.
Я приму это к сведению, — пообещала Маура.
Да, прими, пожалуйста. — Джейн снова поглядела на часы. — Мне нужно ехать.
Тебе обязательно выезжать сегодня?
Я хочу хорошенько покопаться в делах Яблонски и Уордов, а это означает, что придется иметь дело с разными штатами и конторами. К тому же придется возиться в одиночку, поскольку Кроу не хочет напрасно тратить на это рабочую силу.
У детектива Кроу отчаянно не хватает воображения.
Ты тоже это заметила? — Джейн поднялась. — Я буду звонить каждый день, чтобы убедиться в безопасности Тедди. Сообщи мне, если возникнут какие-либо проблемы.
Расслабься, Джейн. Для него здесь самое безопасное место.
Риццоли вспомнила въезд, закрытый воротами, обособленность
этой территории. Сто двадцать один квадратный километр диких лесов. И подумала о тех, кто неусыпно охранял все это, об Обществе Мефисто. Есть ли место безопаснее для ребенка, которого преследуют, чем рядом с людьми, знающими, насколько опасным бывает мир?
Я довольна тем, что увидела, — проговорила она. — Встретимся в Бостоне.
По пути к выходу из замка Джейн задержалась, чтобы еще раз проведать Тедди. Он был на занятии, и Риццоли не стала его беспокоить, просто понаблюдала с порога классной комнаты за тем, как Лили Соул, взмахивая руками и подскакивая, демонстрировала преимущества испанского меча, которым пользовались римские легионеры. Тедди был увлечен — его тело подалось вперед, словно он стремился спрыгнуть с места и включиться в бой. Лили заметила Джейн и кивнула, словно говоря: «Он будет в порядке. Все под контролем».
Только этого Джейн и надо было.
Оказавшись на улице, Риццоли спешно добежала под дождем до своей машины, сунула дорожную сумку на заднее сиденье и уселась за руль. Отирая мокрое лицо, она залезла в карман за четырехзначным кодом охранной системы, без которого нельзя было выехать за ворота.
«Все под контролем», — вспомнила она.
Но, выезжая из двора через арку, вдали, в лесу, Джейн заметила нечто, привлекшее ее внимание. Среди деревьев стоял какой-то человек. Он находился так далеко, что Риццоли не смогла различить его лица, только фигуру. Его одежда была пестрой, серо-коричневой, как и стволы окружавших его деревьев.
Дорога уводила ее как раз в сторону незнакомца, так что по пути Джейн поглядывала на человека, удивляясь его статичной позе. Затем дорога ненадолго вильнула в сторону, лишив ее обзора, а когда заросли снова появились в поле зрения, там уже никого не было. Джейн увидела лишь обрубок мертвого дуба, испещренный лишайником и издолбленный дятлами.
Риццоли остановилась на обочине дороги и опустила окно машины. Поглядела, как дождь стучит по листве и ветки дергаются на ветру. Никто не наблюдал за ней из лесу, только мертвый обрубок дерева прикидывался опасным.
«Все под контролем», — снова вспомнила она.
Тем не менее Джейн не могла расслабиться, даже миновав ворота и направившись по лесу в южную сторону, к ферме. Возможно, всему виной был неослабевающий дождь и темные облака, низко повисшие над горизонтом. А может, одинокая дорога с заброшенными домами, у которых были заколочены окна, а веранды давно прогнулись. Казалось, здесь случился конец света, а она единственная осталась в живых.