И еще серьги. Кто станет дарить домработнице такую дорогую вещь?
Может быть, это правда. Возможно, госпожа Акерман была щедрой женщиной. Мы не сможем доказать обратное. И потом, вспомни их дом, вспомни все те вещи, которые мог бы украсть Сапа- та, будь это настоящее ограбление. Даже шкатулку с драгоценностями никто не тронул.
Его спугнули. И он сбежал, так и не успев ничего прихватить.
Разве это звучит правдоподобно? Такое должно тебя настораживать. Уж меня-то это точно настораживает.
В соседней комнате Мария медленно поднялась на ноги, опираясь на руку Мура.
Мура это тоже настораживает, — заметила Джейн, наблюдая, как детектив провожает женщину к двери.
Проблема в том, что тебе больше не от чего оттолкнуться. Только нехорошие ощущения.
Ощущений, конечно, было недостаточно, но Джейн не могла игнорировать их. Они — привет от подсознания, как бы говорящего тебе: что-то упущено, некая важная подробность, способная изменить ход расследования.
Способная изменить чью-то жизнь.
У Джейн зазвонил телефон. Когда она увидела на дисплее имя абонента, у нее снова возникло недоброе чувство.
Фрэнки, — вздохнув, ответила она в трубку.
Я дважды звонил тебе, но ты не отозвалась.
Я была занята.
«Преследовала подозреваемого. Видела, как погиб человек», — мысленно прибавила Риццоли.
Ага, ну да, только теперь уже поздно. Тут такое!
Что происходит?
Мы у мамы, и только что приехал Корсак.
«Мы»? Ты хочешь сказать, что и папа там?
Да. И все орут друг на друга.
Боже мой, Фрэнки. Ты должен разнять папу и Корсака. И вытащить кого-нибудь из них на улицу.
Джейн, клянусь, они убьют друг друга.
Хорошо, хорошо, я сейчас приеду. — Риццоли повесила трубку.
Не забывай. Нет ничего опасней, чем семейный конфликт, — напомнил Фрост, который, кажется, даже и не собирался предлагать помощь.
Остается только надеяться, что мне не придется вызывать адвоката.
Для папы?
Для себя. После того как я убью его.
20
Выходя из машины, Джейн уже слышала крики. Она промчалась мимо трех хорошо знакомых ей машин, которые были припаркованы под очень странными углами возле дома ее мамы, и заколотила во входную дверь. Потом постучала еще раз, потому что никто не ответил; видимо, они оглохли от собственного шума.
Ну, наконец-то прибыла полиция, — сказал дребезжащий голос у нее за спиной.
Обернувшись, Джейн увидела соседку Анжелы, госпожу Камин- ски, которая стояла на тротуаре возле дома. Эта женщина выглядела древней старухой уже двадцать лет назад, и два десятилетия ничего не изменили: казалось, она так и застыла навеки со своей хмурой физиономией.
Соседи совсем от рук отбились, — сообщила госпожа Каминс- ки. — Сплошное распутство с какими-то чужими мужиками.
Прошу прощения? — возмутилась Джейн.
Твоя мать раньше была приличной. Добропорядочной замужней женщиной.
Папа ушел от нее.
И что, из-за этого можно сорваться с цепи?
Это кто сорвался с цепи? Моя мама?
Входная дверь отворилась.
Слава богу, ты приехала! — воскликнул Корсак. — Двое на одного! — Он схватил Джейн за руку. — Скорее, помоги мне!
Видишь? — проговорила госпожа Камински, указывая на Корсака. — Это о нем я тебе толкую.
Вслед за Корсаком Джейн вошла в дом, с радостью закрыв дверь, чтобы не чувствовать осуждающего взгляда соседки.
Что ты имеешь в виду — двое на одного?
Я тут в гордом одиночестве. Твой папа и Фрэнки изо всех сил пытаются уговорить твою маму бросить меня.
И что она говорит?
Кто же знает, как она поступит? Такое ощущение, что она в любой момент может сломаться.
Для начала самое лучшее — выставить всех этих парней из дома, решила Джейн, направляясь в сторону кухни, откуда доносились голоса. Разумеется, эта битва не могла происходить ни в каком другом месте — только на кухне, где острые ножи всегда под рукой.
Ты как будто побывала у инопланетян и теперь не можешь мыслить самостоятельно, — сказал отец Джейн.
Мам, мы тебя не узнаем, — вторил Фрэнки.
Я просто хочу снова получить свою Анжелу. Чтобы все было по-прежнему: я и моя жена.
Сидевшая у стола Анжела схватилась за голову так, будто стремилась отгородиться от атаковавших ее голосов.
Папа, Фрэнки, — попросила Джейн. — Оставьте ее в покое.
Анжела в отчаянии воззрилась на дочь.
Что мне делать, Джейни? Они совершенно сбивают меня с толку.
Нечего сбиваться с толку, — снова завелся Фрэнк. — Мы женаты, и дело с концом.
На прошлой неделе вы еще разводились, — напомнил Корсак.
Это было недоразумение.
И звали это недоразумение Сэнди, — пробормотала Анжела.
Она для меня ничего не значит!
А я вот слышал совершенно другое, — возразил Корсак.
К тебе это не имеет никакого отношения, — заметил брат Джейн. — Почему ты до сих пор здесь, засранец?
Потому что я люблю эту женщину, ясно? После того как твой папаша ушел от нее, рядом был именно я. Именно благодаря мне она снова стала смеяться. — Корсак собственническим жестом положил руку на плечо Анжелы. — Твоему папаше нужно двигать отсюда.
Не трожь мою жену! — Ударив Корсака по руке, Фрэнк отвел ее от Анжелы.
Ты что, ударил меня? — рассвирепел Корсак.
Ты имел в виду тот легкий шлепок? — Фрэнк изо всей силы ударил Корсака по руке. — Или вот эяго?
Папа, перестань, — попросила Джейн.
Лицо Корсака приобрело опасный красный оттенок. Обеими руками он толкнул Фрэнка Риццоли на рабочий кухонный столик.
А это уже нападение на полицейского.
Брат Джейн встал между двумя старшими мужчинами.
Эй. Эй!
Ты уже не полицейский! — заорал Фрэнк-старший. — И ничего удивительного: толстая жопа, и сердечко пошаливает.
Папа, — взмолилась Джейн, убирая подальше от отца деревянную подставку с кухонными ножами. — Прекрати. Прекратите оба!
Корсак поправил воротник своей рубашки.
Ради Анжелы я готов не обращать внимания на все то, что сейчас произошло. Только не надо думать, что я когда-нибудь это забуду.
Проваливай из моего дома, говнюк! — заявил Фрэнк-старший.
Из твоего дома? Ты ушел от нее, — заметил Корсак. — Поэтому теперь это дом Анжелы.
Последние двадцать лет я выплачиваю за него кредит. И что, ты до сих пор считаешь, что можешь покушаться на мою собственность?
Собственность? — Анжела внезапно выпрямилась, словно кто- то вонзил копье ей в спину. — Собственность? Вот что я для тебя, Фрэнк?
Мам, — возразил Фрэнки, — папа не это имел в виду.
Именно это он и имел в виду.
Нет, не это, — ответил Фрэнк. — Я просто хотел сказать…
Анжела смерила его тысячевольтным взглядом.
Я не собственность. Я сама по себе.
Скажи ему, малышка, — подбодрил Анжелу Корсак.
А ты заткнись! — в один голос рявкнули Фрэнк и Фрэнки.
Я хочу, чтобы вы ушли отсюда, — проговорила Анжела, поднимаясь со своего места у стола, — настоящая валькирия, готовая к бою. — Вон! — скомандовала она.
Фрэнк и Корсак обменялись неуверенными взглядами.
Ну, вы слышали, что она сказала, — пробормотал Корсак.
Я имела в виду вас обоих. Всех вас, — уточнила Анжела.
Корсак потрясенно покачал головой.
НоАнжи…
У меня от ваших криков и драк голова болит. Это моя кухня, мой дом, и я хочу, чтобы они снова стали моими. Немедленно.
Мам, да это же чудесная идея, — похвалил Фрэнки. — Чудесная идея. — Он похлопал отца по спине. — Пойдем, папа. Дадим маме время, и она придет в себя.
Это не поможет в случае с твоим отцом, — отозвалась Анжела. Она оглядела незваных гостей, собравшихся у нее на кухне. — Ну, чего же вы ждете?
Он уйдет первым, — потребовал Фрэнк, глядя на Корсака.
А почему это я?
Мама, мы все уходим, — успокоила ее Джейн. Схватив Корсака за руку, она потянула его к входной двери. — Фрэнки, уведи папу.
Только не ты, Джейн, — возразила Анжела. — Ты можешь остаться.
Но ты ведь сказала…
Я хотела, чтобы ушли мужчины. Это от них у меня разболелась голова. А ты должна остаться, чтобы мы смогли поговорить.
Проследи за ней, Джейни, — велел Фрэнк, и Джейн ясно почувствовала нотку угрозы в его голосе. — Помни, мы семья. Это невозможно изменить.
Иногда я жалею об этом, подумала Риццоли, когда мужчины уходили с кухни, оставляя после себя такой явный шлейф враждебности, что, казалось, можно было вдохнуть ее запах. Джейн не решилась не только заговорить, но даже пошевелить хоть мышцей, пока не услышала, как хлопнула входная дверь, а затем — как одновременно взревели двигатели всех трех машин. Она с облегчением выдохнула, поставила подставку с ножами на ее привычное место на разделочном столе и поглядела на маму. Странный, однако, поворот событий. Казалось, именно Фрэнки всегда был предметом самой большой материнской гордости; ее сын — морской пехотинец — не мог быть неправ, даже когда он мучил своих брата и сестру.
Но сегодня Анжела попросила остаться не Фрэнки, а Джейн, и теперь, когда они остались одни, Риццоли некоторое время пристально разглядывала маму. Лицо Анжелы до сих пор было раскрасневшимся после вспышки гнева. С этими розовыми щеками и огоньками в глазах она не походила ни на чью собственность. Она выглядела женщиной, которая должна сжимать в руках копье и боевой топор, пуская пар из ноздрей. Однако, когда до них донесся шум уезжающих машин, эта воительница несколько поникла, снова превратившись в усталую женщину средних лет. Анжела тяжело опустилась на стул и закрыла лицо руками.
Мам! — окликнула Джейн.
Я всего лишь хотела снова ощутить любовь. Снова почувствовать, что живу.
«Живу»? Что ты имеешь в виду? Ты разве не чувствуешь себя живой?
Я чувствую себя невидимкой, вот кем я себя чувствую. Каждый раз я ставила перед твоим отцом ужин. А потом смотрела, как он заглатывает его. И даже ни разу не похвалил. Мне казалось, что так и должно быть, когда ты замужем тридцать пять лет. Откуда мне было знать, что случается иначе? Я решила: всё. Мои дети выросли, у меня есть дом с прекрасным участком. Кто я такая, чтобы жаловаться?