Фигура прыгнула. Ласточки продолжали кружиться и парить в темнеющем небе, а вот человеческое тело стремительно падало вниз, словно проклятая птица, лишенная крыльев.
Когда Клэр снова открыла глаза, она увидела темную лужу, растекавшуюся по мощеной тропе, — разрастающийся нимб вокруг разбитой головы доктора Анны Уэлливер.
Главным судмедэкспертом штата Мэн был доктор Далджит Сингх, с которым Маура познакомилась как-то много лет назад на конференции по судебной экспертизе. С тех пор у них было заведено ужинать вместе во время каждой конференции, обсуждать старые дела, над которыми они работали, показывать друг другу семейные или отпускные фотографии. Но из белого внедорожника с табличкой судмедэксперта вышел вовсе не он, а какая-то молодая женщина, одетая, словно только из похода, в сапоги, брюки с большими карманами и флисовую куртку. С уверенным видом человека, который не в первый раз оказался на месте чьей-то смерти, она прошествовала мимо полицейских машин штата Мэн и направилась прямиком к Мауре.
Я доктор Эмма Оуэн. А вы доктор Айлз, верно?
Угадали, — ответила Маура, и медэксперты автоматически пожали друг другу руки. Маура не привыкла так приветствовать других женщин, особенно в этом случае — новая знакомая выглядела выпускницей колледжа, а вовсе не специалистом по судебной патологии.
На самом деле я ничего не угадывала. Я видела вашу фотографию в статье, которую вы написали для «Журнала судебной медицины». Далджит постоянно рассказывает о вас, так что мне кажется, будто мы с вами уже давно знакомы.
Как поживает Далджит?
На этой неделе он на Аляске, в отпуске. Иначе сам приехал бы.
Да и я вообще-то в отпуске, — иронично усмехнувшись, заметила Маура.
Наверное, это достает. Приезжаешь в Мэн, — и опять мертвецы. — Доктор Оуэн вытащила из карманов бахилы и, балансируя сначала на одной ноге, затем на другой, с грацией танцовщицы натянула их на свои сапоги. Как и многие другие молодые женщины-врачи, меняющие ныне облик профессии, доктор Оуэн казалась умной, физически крепкой и уверенной в себе.
Детектив Холланд уже проинформировал меня по телефону. Вы это могли предвидеть? Замечали какие-нибудь признаки суицидальных мыслей, депрессии?
Нет. Я потрясена не меньше других. Доктор Уэлливер казалась мне совершенно нормальной. Единственная сегодняшняя странность в том, что она не пришла на ужин.
А когда вы видели ее последний раз?
В обед. Полагаю, с последним студентом она беседовала в час дня. С тех пор ее никто не видел. До того момента, пока она не прыгнула.
Есть ли у вас какие-нибудь теории? Идеи, почему она это сделала?
Абсолютно никаких. Мы все поражены.
Что ж, — вздохнула молодая женщина, — если даже такой спец, как доктор Айлз, не в курсе, мы столкнулись с настоящей загадкой. — Она натянула на руки латексные перчатки. — Детектив Холланд сказал, что была свидетельница.
Одна из студенток видела, как это случилось.
О Боже. Теперь ребенку будут сниться кошмары.
«Да у Клэр Уорд их и так предостаточно», — подумала Маура.
Доктор Оуэн поглядела вверх на здание. Залитые светом окна выделялись на фоне тьмы.
Ух ты, раньше я здесь не бывала. Даже и не знала, что эта школа существует. Она похожа на замок.
Построена в девятнадцатом веке. Это поместье железнодорожного магната. Если судить по готической архитектуре, думаю, он считал себя особой королевской крови.
Вы знаете, откуда она прыгнула?
С мостика. Он ведет от башенки, где расположен кабинет доктора Уэлливер.
Доктор Оуэн поглядела на башенку — там, в кабинете психолога, все еще горел свет.
Похоже, здесь метров двадцать, может, больше. Как думаете, доктор Айлз?
Соглашусь с вами.
Когда женщины двинулись по тропинке вокруг здания, Маура размышляла: с каких это пор она стала выступать в роли Главного Специалиста? Этот статус становился тем более очевидным, когда младшая коллега обращалась к ней «доктор Айлз». Прямо перед ними вспыхнули фонарики двух детективов из полиции Мэна. Лежавшее у их ног тело покоилось под пластиковым покрывалом.
Добрый вечер, джентльмены, — поприветствовала их доктор Оуэн.
Ну что, разве психологи не всегда так и поступают? — поинтересовался один из детективов.
Она была психологом?
Да, доктор Уэлливер действительно была школьным психологом, — подтвердила Маура.
Детектив хмыкнул.
Ну я же говорю, — сказал он. — Такое впечатление, что люди именно потому и выбирают эту профессию.
Доктор Оуэн подняла покрывало, и детективы направили лучи обоих фонариков вниз, чтобы осветить тело. Анна Уэлливер лежала на спине, яркий свет падал прямо на лицо. Волосы разлеглись вокруг ее головы, словно серое проволочное гнездо. Маура посмотрела вверх, на окна студенческих комнат третьего этажа, и увидела силуэты студентов — ребята глазели вниз на то, что не было предназначено для детских глаз.
Доктор Айлз, — доктор Оуэн протянула Мауре перчатки. — Если вы захотите присоединиться ко мне.
Это предложение не показалось Мауре привлекательным, однако она натянула перчатки и опустилась на корточки рядом со своей младшей коллегой. Женщины вместе прощупали череп, осмотрели конечности, отметили явные трещины.
Нам всего только и нужно знать: это случайность или самоубийство, — сказал один из детективов.
Вы уже исключили убийство, верно? — поинтересовалась доктор Оуэн.
Он кивнул.
Мы говорили со свидетельницей. Тринадцатилетней девочкой по имени Клэр Уорд. Когда все это случилось, она была на улице, стояла прямо вот здесь, но на крыше никого, кроме погибшей, не видела. Девочка говорит, что женщина расставила руки и бросилась вниз. — Детектив указал вверх, на ярко освещенную башенку. — Дверь, ведущая в ее кабинет, была широко открыта. Никаких следов борьбы мы не заметили. Она вышла на кровельный мостик, перелезла через перила и прыгнула.
Зачем?
Детектив пожал плечами.
Пусть психологи в этом разбираются. Те, кто еще не прыгнул.
Доктор Оуэн выпрямилась быстро, а Маура поднималась куда
медленнее, ощущая свой возраст; правое колено одеревенело от многолетней работы в саду, от четырех десятилетий неизбежного износа сухожилий и хрящей. Еще одно скрипучее напоминание о том, что новое поколение уже ждет своего часа.
Значит, если основываться на словах свидетельницы, — подытожила доктор Оуэн, — эта смерть вряд ли была случайной.
Ну, если только она случайно перелезла через перила и случайно бросилась с крыши.
Хорошо. — Доктор Оуэн стянула с рук перчатки. — Вынуждена согласиться. Характер смерти — самоубийство.
Только вот никто этого не ожидал, — возразила Маура. — На это вообще ничего не указывало.
В темноте трудно было разглядеть выражения лиц полицейских, но Маура прекрасно представила, как оба мужчины закатили глаза.
Вам нужна посмертная записка? — осведомился один.
Мне нужна причина. Я знала эту женщину.
Жены считают, что знают своих мужей. А родители — что знают своих детей.
Да, я не раз слышала подобное после самоубийств. «Ничто на это не указывало». И прекрасно знаю: родственники часто теряются в догадках. Но тут… — Маура осеклась, чувствуя, что за ней наблюдают три пары глаз, ждут, как известный бостонский судмедэксперт обоснует нечто совершенно нелогичное — интуицию. — Поймите, доктор Уэлливер работала с пострадавшими детьми. Помогала им восстановиться после тяжелых эмоциональных травм. Это было делом всей ее жизни, так зачем же травмировать их еще больше таким зрелищем? Такой нарочитой смертью?
Вы знаете ответ?
Нет, не знаю. И никто из ее коллег этого не знает. Ни члены преподавательского состава, ни другие служащие школы.
А родственники? — осведомилась доктор Оуэн. — Может, кто- то знает больше коллег?
Она вдова. Если верить директору Бауму, у нее нет родственников.
Тогда, боюсь, мы ничего не узнаем, — заключила доктор Оуэн. — Но вскрытие я проведу, хотя причина смерти и кажется очевидной.
Маура бросила взгляд вниз, на тело, и подумала: установить причину смерти будет легко. Разрезать кожу, осмотреть изувеченные органы и разбитые кости, — и все будет ясно. Ее тревожило то, что многие вопросы оставались без ответа. Мотивы, скрытые муки, заставляющие людей убивать своих собратьев и лишать жизни самих себя.
Когда последняя машина, принадлежавшая правоохранительным органам, покинула двор, Маура направилась наверх, в комнату отдыха преподавателей, где уже собралась большая часть сотрудников школы. В камине горел огонь, но свет в помещении так и не зажгли, словно в этот трагический вечер он казался для присутствующих невыносимым. Маура опустилась в обитое бархатом кресло и стала наблюдать, как отсветы огня играют на лицах людей. Она услышала тихое звяканье — это Готфрид налил бокал бренди. Он без слов поставил его на стол перед Маурой, предположив, что и ей не мешало бы выпить. Маура кивнула и с благодарностью отхлебнула немного.
Кто-то из нас должен догадываться, почему она сделала это, — проговорила Лили. — Наверняка что-то произошло, что-то, что мы не сочли значимым.
Мы не можем посмотреть ее почту, — сказал Готфрид, — потому что я не знаю пароля Анны. Однако полиция просмотрела ее личные вещи в поисках посмертной записки и ничего не обнаружила.
Я разговаривал с поваром и садовникам, но и они не заметили ничего необычного, никаких признаков, что Анна самоубийца.
Сегодня утром я видела, как она срезала в саду розы, чтобы украсить свой рабочий стол, — сказала Лили. — Разве женщины, собирающиеся покончить с собой, делают такое?
Нам-то откуда знать? — пробормотал доктор Паскантонио. — Это ведь она была психологом.
Готфрид оглядел коллег, собравшихся в комнате.
Все вы говорили со студентами. У них есть предположения?
Нет, — ответила Карла Дюплесси, преподавательница литературы. — Сегодня Анна провела четыре сеанса со студентами. Последним у нее был Артур Тумз, в час дня. Он говорит, что Анна показалась ему немного рассеянной, да и только. Дети ошеломлены не меньше нашего. Если вы считаете, что это трудно для нас, вообразите, насколько тяжело им. Анна заботилась об их эмоциональных потребностях, но теперь оказывается, что именно она отличалась хрупкой психикой. Студенты задумываются: а можно ли рассчитывать на нас? Достаточно ли сильны взрослые и сумеют ли их поддержать?