В туалет что-то спустили.
Маура вернулась в кабинет и посмотрела на поднос на приставном столике. Вспомнила, как Анна заваривала в фарфоровом чайнике чай с бергамотом и разливала его в три чашки. Припомнила, как доктор Уэлливер добавила три щедрые ложки сахара в свою порцию чая — такую блажь Маура не могла не заметить. Она подняла крышку сахарницы. Та оказалась пустой.
Зачем Анне понадобилось спускать сахар в туалет?
На рабочем столе Анны зазвонил телефон. От этого звука вздрогнули оба — и Маура, и Джулиан. Они поглядели друг на друга — обоих потрясло, что кто-то звонит покойнице.
Маура сняла трубку.
Школа «Вечерня». Доктор Айлз слушает.
Ты так и не перезвонила мне, — сказала Джейн Риццоли.
А должна была?
Я уже много часов назад попросила доктора Уэлливер передать тебе мою просьбу. Решила набрать снова, пока еще не совсем поздно.
Ты говорила с Анной? Когда?
Около пяти или полшестого.
Джейн, случилось нечто ужасное и…
С Тедди все в порядке? — перебила ее Джейн.
Да. Да, он в порядке.
Тогда что произошло?
Анна Уэлливер умерла. Похоже на самоубийство. Она спрыгнула с крыши.
Повисло долгое молчание. Маура слышала, как на заднем плане работает телевизор, течет вода и звенит посуда. Звуки дома, внезапно заставившие ее заскучать по собственному жилищу, собственной кухне.
Боже мой, — наконец проговорила Джейн.
Маура посмотрела на сахарницу. Представила, как Анна высыпает ее содержимое в унитаз и возвращается обратно в кабинет. Затем открывает дверь на крышу и выходит на улицу, чтобы совершить краткую прогулку в вечность.
С чего ей было совершать самоубийство? — удивилась Джейн.
Маура по-прежнему не отрывала взгляд от пустой сахарницы.
Я не уверена, что Анна его совершила, — ответила она.
22
Вы уверены, что хотите присутствовать при этом, доктор Айлз?
Они стояли в приемной морга в окружении шкафов, где хранились марлевые повязки, перчатки и бахилы. Маура облачилась во врачебный костюм-двойку, взятый из раздевалки, и теперь прятала волосы под бумажную шапочку.
Я пришлю вам окончательный отчет, — пообещала доктор Оуэн, — и закажу всесторонний токсикологический анализ, как вы советовали. Разумеется, вы вполне можете остаться, но мне кажется…
Я просто понаблюдаю, вмешиваться не стану, — успокоила коллегу Маура. — Это шоу ваше и только ваше.
Лицо доктора Оуэн, увенчанное пышной бумажной шапочкой, вспыхнуло. Даже под резким светом флуоресцентных ламп кожа на этом молодом лице выглядела на зависть гладкой; его обладательнице не надо было пользоваться маскирующими кремами и пудрами, теми, что уже начали занимать свои места в туалетном шкафчике Мауры.
Я не это имела в виду, — смутилась доктор Оуэн. — Я просто подумала о том, что вы лично знали ее. И поэтому вам наверняка очень сложно…
Через смотровое окно Маура наблюдала за тем, как дюжий молодой человек, ассистент доктора Оуэн, готовил поднос с инструментами. На столе лежало тело Анны Уэлливер, все еще одетое. Сколько трупов я разрезала, вдруг задумалась Маура, сколько раз отделяла кожу от черепа? Так много, что даже счет потеряла. Но все это были тела незнакомцев, которых она не знала живыми. А вот Анна была ей знакома. Маура помнила ее голос, улыбку, видела живой блеск ее глаз. Любой патолог постарался бы избежать присутствия на подобном вскрытии, а Маура тут как тут, надевает бахилы, защитные очки и повязку на лицо.
Это мой долг перед ней, — возразила Маура.
Сомневаюсь, что будут сюрпризы. Нам известно, как она умерла.
Но мы не знаем, что к этому привело.
Вскрытие не ответит на этот вопрос.
За час до прыжка она очень странно поговорила по телефону. Сказала детективу Риццоли, что у еды странный вкус. А еще она видела птиц, диковинных птиц, которые летали у нее за окном. Я думаю: уж не галлюцинации ли это?
Вы поэтому попросили токсикологию?
Никаких наркотиков мы у нее не обнаружили, но, возможно, что-то упустили. Или она их спрятала.
Толкнув дверь, женщины вошли в секционный зал, и доктор Оуэн сказала:
Рэнди, у нас сегодня именитая гостья. Доктор Айлз из Бостонского бюро судмедэкспертизы.
Молодой человек равнодушно кивнул и спросил:
Кто будет резать?
Это дело доктора Оуэн, — ответила Маура. — Я просто пришла посмотреть.
Маура привыкла руководить в своем морге, поэтому ей пришлось подавить желание занять обычное место у стола. Вместо этого она отошла в сторону, пока доктор Оуэн и Рэнди расставляли лотки с инструментами и настраивали свет. По правде говоря, ей вовсе не хотелось приближаться, не хотелось смотреть в лицо Анны. Только вчера Маура видела блеск мысли в ее глазах, а сейчас отсутствие этого блеска служило суровым напоминанием о том, что тело — всего-навсего оболочка, и то, из чего состоит душа, — вещь мимолетная и быстро исчезающая. Эмма Оуэн права, подумала Маура. Мне не стоило присутствовать на этом вскрытии.
Маура обратилась к предварительным рентгеновским снимкам, висевшим на негатоскопе. Пока доктор Оуэн и ее ассистент раздевали тело, она сосредоточила внимание на снимках, где не было знакомого лица. Пленки ничем не удивили ее. Вчера вечером при помощи одной лишь пальпации Маура обнаружила вдавленные переломы левой теменной кости, а теперь перед ней было черно-белое свидетельство — тонкая паутинка трещин. Следом она обратила внимание на реберный каркас грудной клетки; даже сквозь смутную тень одежды Маура распознала обширные переломы ребер — со второго по восьмое — с левой стороны. Сила свободного падения повредила и таз, сплющив крестцовое отверстие и раздробив ветвь лобковой кости. Именно этого и следует ожидать, если труп упал с высоты. Еще до того как они вскрыли грудную клетку, Маура могла предсказать, что обнаружится в ее полости, потому что не раз видела результаты свободного падения у других трупов. Падение способно сломать ребра и расплющить таз, однако в конечном счете убивает сила внезапного торможения, которая тянет за собой сердце и легкие, ранит нежные ткани и разрывает магистральные сосуды. Когда вскроют грудную клетку Анны, она скорее всего окажется полной крови.
Черт возьми, откуда у нее такое? — поразился Рэнди.
Доктор Айлз! — позвала доктор Оуэн. — Вы наверняка захотите поглядеть на это.
Маура подошла к столу. Молодые люди расстегнули верхнюю часть платья Анны, но пока не стянули его с бедер. На трупе все еще был лифчик, практичный бюстгальтер четвертого размера без всяких кружев и рюшей. Все пристально воззрились на обнаженную кожу.
Это самые странные шрамы, какие мне доводилось видеть, — призналась доктор Оуэн.
Потрясенная зрелищем, Маура не могла отвести глаз.
Давайте снимем остальную одежду, — предложила она.
Втроем они быстро сняли лифчик и стащили с бедер платье. Когда
пояс платья оказался на бедрах, Маура вспомнила переломы таза, которые только что видела на рентгеновских снимках, и поморщилась, представляя, как эти костяные фрагменты вдавливаются друг в друга. Припомнила, что как-то раз в отделении неотложной помощи слышала крики молодого человека, который раздробил кости таза во время крушения баржи. Однако Анна уже не чувствовала боли, а потому без звука рассталась со своей одеждой. Теперь она была оголена и беззащитна; ее тело покрывали синяки и неровности, появившиеся в результате переломов ребер, черепа и таза.
Но все трое безотрывно глядели на другие отметины на коже. Они были невидимы для рентгеновского аппарата, а потому проявились только сейчас. Шрамы были разбросаны по передней части туловища Анны — сетка уродливых узлов на груди, животе и даже на плечах. Маура вспомнила скромные свободные и длинные платья, которые Анна надевала даже в жаркие дни; эти наряды были выбраны не в угоду эксцентричному вкусу владелицы, а из соображений маскировки. Она задумалась: сколько же лет назад Анна в последний раз надевала купальник и вообще загорала на пляже? Судя по виду, шрамы были старыми — несмываемый сувенир, оставленный какой- то невообразимой пыткой.
Может, это кожные трансплантаты? — спросил Рэнди.
Никакие это не трансплантаты, — отозвалась доктор Оуэн.
Тогда что это?
Я не знаю. — Доктор Оуэн поглядела на Мауру. — А вы?
Маура не ответила. Она перевела взгляд на нижние конечности.
Потянувшись к свету, доктор Айлз направила его на голени, где кожа была темнее. Толще. И посмотрела на Рэнди.
Нам нужны подробные снимки ног. Особенно больших берцовых костей и обеих лодыжек.
Я уже отснял скелет, — ответил Рэнди. — Пленки висят на не- гатоскопе. На них видны все переломы.
Новые переломы меня не беспокоят. Я ищу старые.
Как они помогут нам установить причину смерти? — удивилась доктор Оуэн.
Тут дело в понимании погибшей. Ее прошлого, ее образа мыслей. Сама она уже ничего не расскажет, а вот ее тело — может.
Маура и доктор Оуэн удалились в приемную, откуда наблюдали через смотровое окно, как Рэнди, теперь облаченный в рентгеноза- щитный фартук, готовит тело для новой серии снимков. «Сколько же шрамов ты скрывала, Анна?» Отметины на коже были явными, а что же с эмоциональными ранами, которые так и не затянулись, над которыми не властны фиброз и коллаген? Может, былые пытки и заставили ее в конце концов выйти на крышу и отдаться на милость земного притяжения и твердой почвы?
Прицепив новую серию снимков к негатоскопу, Рэнди помахал коллегам. Когда Маура и доктор Оуэн снова вошли в секционный зал, он сказал:
Я не вижу никаких других переломов на этих снимках.
Они должны быть старыми, — сказала Маура.
Ни Рубцовых образований, ни деформации. Знаете, уж их-то я могу опознать.
В его голосе сквозило явное раздражение. Маура — незваный гость, надменная специалистка из большого города, сомневающаяся в его компетентности. Она решила не связываться с ассистентом и переключила внимание на снимки. Рэнди говорил сущую правду: на первый взгляд очевидных старых переломов на руках и ногах не было. Маура придвинулась поближе, чтобы тщательней рассмотреть сначала правую большую берцовую кость, а затем и левую. Подозрения у нее вызывала более темная кожа на голенях Анны, и то, что Маура видела сейчас на снимках, подтверждало ее диагноз.