Многие люди часто становились объектом их насмешек, когда они седлали его, и ехали к кому-нибудь. Когда приходила Нинкина мать, в доме начиналось светопреставление.
Вернее, объяснить-то Любка как раз себе могла, но только не понимала как такое возможно. На всякий случай – береженого Бог бережет! – уходила из дому. Тени вдруг начинали хлестать мать и себя не то плетками, не то щупальцами, и она вдруг вся сжималась и начинала лебезить перед Нинкиной матерью. То, что ее бьют духи, она не чувствовала, а пересмешники между тем не только били, но и ползали перед тем, который к ним приехал на Нинкиной матери. А когда все уже валялись, он подходил к самому страшному существу в доме – не то, чтобы страшный, он редко выходил, и сам иногда на отчиме ездил, – и они обменивались любезностями, а потом пристраивались к отчиму и к Нинкиной матери сзади, щупая и дергаясь, будто получали удовольствие.
Сначала Любка чувствовала стыд, краснела и отворачивалась, пытаясь образумить мать, или стыдилась и ее. И каждый раз ей указывали на дверь. А потом, когда поняла, что духи тут как бы ни при чем, что они лишь показывают, что происходит на самом деле, смотреть на духов ей показалось даже забавным. И однажды она рассмеялась. А когда спросили, не стала скрывать, что зудит в уме у каждого. Ей, конечно, попало и от матери, и отчим по-человечески перекрестил пару раз ремнем, не хватаясь за ножи и топоры, но Нинкина мать перестала ходить в гости, да и мать теперь старалась держаться от Нинкиной матери подальше.
Так Любка поняла, что страшного в духах ничего нет. Ничего плохого они не делали. Наоборот, с Николкой старались поиграть. Он их уже не видел, но отвечал, сразу же переставая капризничать – с веселым настроением садился или рисовать, или доставал машинку и катал ее по дому.
Но то свои, а тут чужие. Страшновато…
Тишка перебрался на кровать, усаживаясь на ноги. Сразу стало спокойнее. Кошек странные тени любили, часто гладили, заманивая мышами. Любка решила, что не плохо бы объясниться и с этими духами, чтобы не смели приходить во сне. Она расслабилась, стараясь погрузиться в состояние, при котором у духов появлялось тело. Четверо стояли у кровати, придумывая гадости, двое грелись на печке, а самый старший и плотный расхаживал по дому, внезапно пиная стены и поднимая пол с одного конца еще выше.
И вдруг все заволновались, изба сразу стала чужой и пустой, а после этого, лишь на мгновение, появилось то самое существо, о котором Любка только что вспоминала, наездник отчима – осмотрелся и исчез, не скрывая зловещей ухмылки.
Любка вздрогнула, вскочила, бросившись к окну. И сразу заметила отчима, который топтался на повороте. Прямо напротив был перекресток, на котором дорога от старого дома выходила на дорогу от дома быта до подстанции.
Любка мысленно по привычке подумала, что пора бежать к матери, и тут же вспомнила, что неделю назад внизу сделали запоры. Если монтеры не знали, что мать в доме быта, обычно, в час, они закрывали ее и открывали утром в полшестого. Время было уже позднее, должны были уйти.
Любка сразу успокоилась, усмехнувшись – про дом отчим пока ничего не знал.
Он как-то странно топтался на перекрестке. То пятился, то делал несколько шагов вперед, то поворачивался…
И вдруг Любка рассмеялась. Тот самый домашний помещик, перед которым все только кланялись, хлестал отчима, пытаясь повернуть его на тропинку к дому. Теперь она видела его как во сне, отчетливо, но она точно знала, что не спит. Другие духи остались такими же бестелесными.
Но через минуту смех прошел. Если он придет, когда мать будет дома, она непременно ему откроет. В то, что из нее делают посмешище, она никогда не поверит.
Любка вдруг взбесилась – ну как ей поможешь, если она по-прежнему не искала у нее ни совета, ни помощи?
И напугалась еще раз, как вдруг по дому прошел ветер, так что разлетелись волосы и вскинулись занавески – и хлопнула дверь. Любка выглянула из-за печки, заметив мелькнувшие тени.
– Не пугайся! – обронил спокойный голос с доброй усмешкой.
Она так и застыла с открытым ртом.
– Волшебники!
Глава 18
Огромные волки – один белый, другой черный, перестали быть волками. Теперь перед нею стояла сказочно красивая, словно сошла с картины, стройная женщина с веселыми улыбающимися глазами, которые светились в темноте красноватыми угольками, с черными, как смоль, волосами, в белом серебристом плаще, шитом черными нитками. И такой же красивый и мужественный мужчина с развевающими белыми волосами, в черном плаще, шитом белыми нитками, с глазами, которые внезапно засветились голубоватым огнем, тогда как в другое время были черными.
Женщина сняла плащ, бросив на стул, протянула руки к буржуйке, раскалившейся докрасна. Дрова уже протопились, но углей в ней было много. Мужчина сделал то же самое.
– Вы? – Любка пришла в себя от изумления.
– Неужели ты подумала, что мы пропустим новоселье? – заулыбались оба волшебника.
– А можно мы не будем свет зажигать, пока чайник вскипит? – Любка виновато оглянулась на окно, чувствуя, как горят от стыда уши. – Я не боюсь… Но мне с ним не справиться… – с тяжелым вздохом признала она.
– А мы не будем зажигать, мы страшно радостно проведем эту ночь, – загадочно протянула женщина.
Она сжала и разжала ладонь – и сразу дом осветили множество огромных светляков, похожих на шаровые молнии. Теперь они были повсюду. Любка поначалу даже испугалась, не загорится ли дом. Но сразу успокоилась, когда заметила, как волшебница что-то начертила в воздухе, оставляя светящуюся линию. Цветные огненные шарики, от белого до глубокого синего и красного, подхватили огненную ленту, устраиваясь на ней, как воробьи на проводах. И сразу после этого стали мигать.
Любка восхищенно выдохнула. Такой гирлянды не было ни у кого, ее хватило бы на елку, которую уже привезли и поставили перед клубом.
На Новый год в клуб обещали пустить всех, Любка тоже готовилась, придумывая, что ей надеть. И сразу мрачнела. Наверное, Мишка Яшин там тоже будет, опозориться перед ним она боялась больше всего на свете.
Потом женщина вдруг вынула из воздуха хрустальную вазу, непонятно откуда взявшуюся, и толстую свечу, которую поставила в вазу, добавила воды и несколько веточек ели, одну ветку сосну и одну можжевельника с синими ягодами, прижала вазу к себе, пока мужчина вдруг развернул стол и потянул на себя. В воздухе сразу запахло хвоей и Новым годом.
Здорово! Удивительно, как много они умели…
Стол не сдвинулся, а начал вытягиваться через всю горницу. Потом волшебник загнул его буквой «П», вытянул еще раз. Два стула стали вдруг такими же вытянутыми и изогнутыми скамейками со спинками, напомнив Любке странное свойство нематериальной основы вытягиваться, как вытягивались духи, которых она пыталась поймать.
Волшебник взмахнул руками – и на стол легла красивая белая скатерть, расшитая светящимися звездами, солнцем и луной посередине. Было такое ощущение, что скатерть как будто разостлалась сама, так ровно положив себя по всем углам, как не смог бы положить человек. А потом вдруг она оказалась уставленная всякими фруктами, поросенком, огромной рыбиной, двумя тортами со свечками.
И даже вино!
И множеством тарелок, которые были не то золотые, не то серебряные, деревянные ложки и ножи, и золотые или серебряные кубки, деревянные кружки, похожие на маленькие туески с ручками, обтянутые березовой корой.
Любка ахнула, исподволь заглядевшись на угощение, проглотив слюну. Наверное, должны были прийти гости, раз тарелок было много. Надо же, неужели это все еще можно есть?
– Ну, Люба, чай за тобой! – сказал волшебник, помогая волшебнице водрузить вазу во главе стола.
– А у меня только смородина, мята и зверобой, – вспомнила Любка.
– Самое то, духи другого не пьют! – подбодрил ее волшебник.
– Духи? – обомлела она.
– Я не понял, ты с ними собираешься дружить или воевать?
Любка сразу поняла о ком идет речь. Она бросилась заваривать чай прямо в чайнике, ссыпав туда чуть не весь мешочек припасенной травы. Достала большую миску, налила до краев воды, еще подбросила в буржуйку дров – будет сильно жарко, откроют двери, но раз гостей должно быть много, то и чая требовалось много. Ждать кипяток долго не пришлось – мужчина подул на печку, и вода сразу закипела.
– А как вы это делаете? – с восхищением выдохнула Любка, подумывая, как красиво и воспитанно разлить чай по кружкам, чтобы получилось, как у Инги, которая заварку наливала из фарфорового чайника, придерживая крышку другой рукой, а кипяток добавляла из большого железного чайника. В голову ничего не лезло – разве что ковшиком?
– Ну, это просто, – ответил волшебник. – Вода, прежде всего, жидкость. Если придать ускорение молекулам – вот она уже и вскипела! Когда-нибудь, а я в этом уже не сомневаюсь, и ты так сумеешь.
– Никто так не умеет! – засомневалась Любка.
Она смутилась, поднимая ведро. Любка вдруг сообразила, что на скатерть горячее с печки ведро не поставишь, и на скамейку – пока она возились с кипятком в другой комнате, женщина застлала ее покрывалом, положив для каждого гостя лебяжью подушечку. Кроме того, кружек было так много, что ведра на всех могло не хватить, а воды у нее больше не было, надо было идти за нею на колонку.
В растерянности Любка стояла с ведром в одной руке и с ковшиком в другой, не сомневаясь, что не только духи, которые уже в открытую выглядывали отовсюду, даже из стен, обидятся на нее, но и разочаровались волшебники – ведь ей надо было еще разливать заварку!
– И что же вы, баловники, не помогаете хозяюшке? – строго спросила женщина, поймав одного из духов.
Именно так и предполагала однажды поймать тень Любка.
Дух взвизгнул, крутанулся и потыкал в плечо женщины щупальцем, будто сомневался, что его поймали. Потом замолчал, уставившись на нее в изумлении. А сразу после этого духи начали выходить на открытое место, обступая волшебников со всех сторон. Они немного потолкались и возле Любки, но быстро потеряли к ней интерес, как только поняли, что она нащупать их не может.