– Никитос, твои косячные движухи начинают напрягать, – сказал я, покачивая головой. – Умнее нужно становится.
– Обертка, ты извини… Я нечаянно. Не подумал, – жалобно промямлил Никита.
– Провинился – исправляйся, – сказал Уфимцев и накрыл сейф плотной брезентовой тканью. – Можешь колотить сколько влезет. Только для начала вытащи его в коридор. Не хочется слушать грохот. Фантик, что там у тебя?
Никита начал вытаскивать сейф и рабочий инструмент в коридор. Фантик положил папку на стол и открыл ее. Бегло читали я и Уфимцев. Документы особой ценности не принесли. Еще в союзе, в конце семидесятых, здесь планировалось построить второе убежище, но проект так и остался проектом. Жизни он не получил.
– Обертка, ты тупеешь? – спросил Уфимцев. – Год какой? Дураку понятно, что туннель строился в двухтысячных.
Фантик ухмыльнулся и открыл другую страницу, где изображен план. Мы стали изучать.
– А что, – заговорил я первым, – вполне походит. Даже если строили в двухтысячных, то от старого плане не особо отступили. Но нам это ничего не дает. Как открыть дверь, вот что нужно.
С коридора послышались громкие удары. Никита приступил к вскрытию.
– Я запарился! – крикнул Чупатый и пнул стопку документов. – Кто хочет потренить? Готов к спаррингу. Только чур по роже не бить. А то за себя не ручаюсь.
Мангуст покрутил пальцем у виска. Мрак и Бес промолчали. Фантик недовольно покачал головой. Уфимцев вообще виду не подал, а я решил согласится:
– Я не прочь размяться.
– Тогда пошли, – радостно воскликнул Чупатый и рванул к выходу. Я пошел следом.
– Суворов, бойца моего не калечь, – сказал в спину Уфимцев…
В пустой освещенной комнате на голом бетоне. Именно здесь мы решили потренироваться. Для начала провели пятнадцатиминутную разминку. К концу разминки появился Мангуст. Притащив с собой кипу бумаг, он уселся прямо на нее и стал перечитывать, вытаскивая по одной папке из-под пятой точки.
– Зрители собираются, – сказал Чупатый, первым закончив разминаться. – Ну что, Суворов, начнем?
Я прекратил делать разминку плечевых суставов и встал в свободную позу. Интересно узнать каков Чупатый в рукопашном бою. Физически он не уступает мне. Движения плавные и размеренные. Шибутная манера – черта характера. Возможно, что в бою он ведет себя совершенно иначе.
Чупатый начал первым. Сблизившись, осыпал градом ударов руками и ногами. Про локти и колени не забыл. Тактика предельно простая – измотать меня жестоким напором.
Блокируя большую часть ударов, я начал отступать по кругу и изучать условного противника. Чупатый быстр и ловок. Голову не защищает, зная, что по ней я не ударю и тем самым получает незначительное преимущество. По моей голове молотит на ура. Этого я ему не запрещал.
На половине минуты мне надоело блокировать и отступать. Атака. Быстрая и молниеносная. Удары – во всю силу. Цель – пробить блоки Чупатого и нанести ощутимые удары по корпусу. Левый кулак прошел вскользь поставленного предплечьем блока и уперся в печень. Кулак Чупатого на излете прошел вскользь по моей скуле. Мы отступили и снова кинулись друг на друга.
Бой в пол контакта надоел мне. Блокировав груду ударов и немного схлопотав по макушке, я сумел взять Чупатого в захват и провел бросок через бедро. Упал он прямо на бетон, но смягчил падение играючи и не получил урона. Я не дал ему встать и взял ногу в болевой захват. Несколько секунд мы кувыркались на бетоне. Я оказался за спиной Чупатого, в гораздо выгодной позиции и провел удушающий на шею. Он сдался, похлопав по руке.
– Грязно, – начал комментировать бой Мангуст. Пока шел спарринг, пришли Бес и Мрак. – Вы с целью тренировки бились или с целью свалить друг друга? Я увидел последнее. Где изящность? Так не пойдет! Суворов, не против со мной разомнутся?
Я покачал головой:
– Не против…
Мангуст отложил папку бумагами и как сжатая пружина, получившая ослабление, взвинтился в воздух. Приземлился на две ноги мягко и бесшумно напротив меня и сказал:
– Разрешаю бить по морде. От меня не убудет. Если попадёшь…
Я кивнул и Мангуст ринулся в атаку. Мгновенно почувствовалась школа капоэйра, которая явно преобладает над остальными стилями. На первый взгляд не скажешь, но акробат он отличный. Начал кружить вокруг меня, исполняя причудливый танец. Что ж, кузнечик, я принимаю твои условия.
Заниматься капоэйра мне не доводилось. Но зато пару лет я досконально изучал школу тхэквондо. Прыгать и крутить сальто умею так же отлично.
Танец-бой затянулся. Два акробата пытались достать друг друга, чудом не дотягиваясь до низкого потолка убежища. После первой минуты я понял почему Мангуст получил свое прозвище. Реакция у него и вправду отменная. Как он умудряется уходить от моих атак – только одному ему известно. Но Мангуст явно дразнит меня.
Первый удар достался мне. Пяткой по макушке. Вкупе с мощным армейским ботинком удар получился нехилым. Звездочки начали кружить, тем самым дезориентировав. Я как раз заканчивал боковое сальто и получил перед самым приземлением. С трудом вышло удержать равновесие и только с помощью руки. Мангуст не стал медлить и решил добить. На этом он и прогорел. Ближний бой – не его стихия.
Чудом пропустив летящую в лицо ногу правее, я перехватил ее в районе бедра и упал на бетон, тем самым повалив Мангуста. Перехватившись за корпус, ударил наотмашь и попал в лицо. Мангуст понял, что попал не в свою стихию и начал вырываться. Дистанция – доя него всё! Ближний бой явно не любит. Но я вцепился крепко. Рука Мангуста уперлась в лицо и мое тело само завершило прием, полагаясь на мышечную память и отточенные годами навыки. Рывок, руку в захват между ног. Прогиб в спине и попытка сломать локтевой сустав. Из минусов – я лежу лицом в бетон. Из плюсов – Мангуст верещит и требует освободить его. Я прекратил экзекуцию…
– Грязно ты работаешь, Суворов… – прошипел Мангуст, потирая попавшую в мой стальной захват руку. Я мог легко сломать ее. Прием позволяет.
Уфимцев, тенью стоящий в дверях, захлопал в ладоши.
– Грязно или чисто – не важно, – сказал он. – В нашей работе важен результат, а не методы его достижения. Суворов действует кратчайшим путем. Так его учили. То, чем занимался всю жизнь, не изменишь. Балет ему не танцевать. А вот тебе, Мангуст – еще можно переучится.
– В нашей работе важно уметь стрелять и быть не заметным, – недовольно огрызнулся Мангуст.
– И еще куча других качеств, – добавил я. – Как ни странно, подполковник, но балет я танцую очень хорошо. Пришлось по службе однажды.
Уфимцев хмыкнул и спросил:
– Есть еще желающие поспарринговаться?
Молчание стало ответом.
Подполковник посмотрел на меня и сказал:
– Я нашел окончательное решение твоей загадки.
Я вопросительно уставился на него.
– Ключ – работающая радиостанция убежища, – объяснил Уфимцев. – Только что проверил и засек несколько рабочих частот. Чтобы выйти из убежища нам достаточно сообщить о себе.
– Но тогда… – начал я.
– Да, – перебил Уфимцев. – Нас могут ликвидировать. И тут напрашивается другой вопрос – чего мы хотим? Сидеть в убежище с чертями или драться на поверхности?
– Думаю, что выйти на верх нам не позволят. Скорее всего постараются зажать в убежище. А тут мы долго не продержимся, – проговорил Мангуст.
– Бредовая идея, подполковник, – покачал я головой. – Это не разгадка. Ключ другой. Уверен в этом.
– Но, – Уфимцев развел руками, – что-то менять уже поздно. Я поймал канал федералов совершенно случайно и, простите, сообщил им наше местоположение.
Никита, который все это время стучал в коридоре кувалдой, притих минуту назад и влетел к нам в комнату с очень довольной рожей и красной пластиковой папкой в руках. Размахивая ей, заявил:
– Я нашел! Это документы прораба, руководившего стройкой тоннеля и нового убежища-лаборатории. Проект «Аполлон»… – он протянул папку Уфимцеву и продолжил: – Самое главное – тут есть упоминание об устройстве запирания дверей!
Я приблизился к подполковнику, нелепо стоящему с папкой в руках и положив руку на плечо, сказал:
– Нелепая вышла ситуация, правда? Даже самые предусмотрительные порой ошибаются…
Записная книжка нашлась среди других документов в сейфе. Сейф скорее всего принадлежал прорабу или начальнику участка, руководившим строительством тоннеля и нового убежища. Старое убежище они использовали как опорный пункт. Стройка началась в нулевом году и продолжалась до две тысячи четвертого. Так же в старом убежище располагались спальные места для строителей. Работы велись круглые сутки. Масштаб был огромным, если учитывать засекреченность объекта. Девяносто девять процентов строителей даже не подозревали где они находятся. Привозили и увозили их раз в месяц. Доставка материалов для стройки так же была засекречена и происходила в три уровня. Сперва строили тоннель, а после – убежище.
– Есть что-нибудь ценное? – спросил Уфимцев, исследуя толстую тетрадь, исписанную кривым почерком.
Я покачал головой:
– Не особо. Прораб был военным. Почерк – я ногой лучше напишу. Трудно читается…
– Такая же хрень, – пожаловался Уфимцев.
Листая записную книжку, я дошел до личного учета косячных строителей. Список набрался солидный. Сорок три человека стабильно получали выговоры. В основном за пьянки и драки. Каким образом они умудрялись провозить на режимный объект алкоголь для меня загадка. Но зная одного товарища алкоголика могу смело сказать – когда хочется выпить они способны и не на такое.
Четыре страницы посвящены пометкам о недоделанных участках тоннеля. Две страницы – пометки о работе мастеров. Среди них так же нашлись раздолбаи. А дальше началось интересное. Личные записи и наблюдения прораба, которого, как выяснилось, зовут Владимир Иванович. Первая запись датируется маем две тысячи первого, двенадцатым числом:
«Первое серьезное ЧП на объекте. Как ответственное лицо я считаю, что это частично моя вина. Сварщик Колобоков постоянно жаловался на психическое расстройство и странные виденья, преследовавшие его. Это началось на его четвертой вахте. Как ярый стахановец он пахал на объекте по два, а то и три, месяца, не вылезая на поверхность. На плохое состояние он жаловался редко. Всего жалоб набралось три или четыре. Притом последняя была за день до ЧП. Колобков никогда не употреблял на работе и даже во время отдыха за ним не было замечено распития алкоголя. Повесился Колобков в туалете. Никакой предсмертной записки не оставил…».