– Немец по-прежнему силен и не хочет сдаваться, – заговорил Деймос. – Позади освобожденный Ростов. Враг перегруппируется и снова пойдет в атаку. Это одна из таких атак…
– Лето сорок третьего, Кубань? – спросил я, стараясь не наступать на погибших солдат.
Деймос кивнул. Мы наконец-то достигли возвышенности и перед глазами открылось сражение. Десятки горящих немецких танков, семь подбитых тридцатьчетверок и два танка Иосиф Сталин, принявших смерть прямо у линии обороны, которая по-прежнему не прорвана нашими бойцами. За спиной рев и крики бойцов. В бой бросили резервный пехотных полк, в состав которого входит танковый батальон.
Артиллерия усилила отработку по площади и один из танков тут же превратился в огненную стальную коробку. На горизонте с тыла появилось звено бомбардировщиков в сопровождении истребителей.
– Наши воздушные асы подключились, – улыбнулся Деймос. – Сейчас накроют немецкую артиллерию и в бой вступит последний резерв. Начнется такая мясорубка, что сложно будет разобрать где свои, а где враги…
Время ускорилось. Мимо нас прошел порядком поредевший и оттого до ужаса злой пехотный полк. Танковый батальон уменьшился на треть, но курса не сменил. Первая стальная коробка вышла на возвышенность и тут же ударила пушка. Немецкий танк в полукилометре за линией обороны врага вспыхнул и прекратил существовать как боевая единица. Меткий выстрел противотанковой пушки уничтожил прыткую тридцатьчетверку, и она осталась стоять, так и не сумев прорвать оборону.
– Все жду, когда ты заговоришь, но ты молчишь, – сказал стоящий рядом Деймос. – Сейчас не подходящее время, но я спрошу: по-твоему, происходящее здесь это добро или зло?
– Враг – зло, советские войны освободители – добро, – не задумываясь ответил я. – По-другому быть не может. Враг пришел на нашу землю и убивает нас. С чем пришел, от того и уйдет. Мы вершим мир. Мы освободим другие народы от рабства и уничтожения. Мы освободили! Так будет вернее. Все-таки это прошлое.
– Полностью согласен с тобой, – кивнул Деймос. – Твои слова правильные. Но что если заглянуть глубже? Что если отбросить наших и не наших? Что если посмотреть со стороны? Что это? Добро или зло?
– Зло! – воскликнул я. – Война – зло! Даже освободительная война остается злом. Люди умирают от рук других людей. Убивают не пули, не оружие, не бомбы. Убивают люди и только люди. Все остальное – инструменты убийства. Убийство – зло.
– Ты прав, – вновь кивнул Деймос. – Но есть кое-что еще. Что-то главное, но незаметное на фоне всего этого, – он показал на развернувшееся впереди сражение и спросил: – Что такое эта война?
– В смысле? – удивился я.
– Я о современных войнах. Не о древних временах, когда люди бились за кусочки более благоприятных и плодородных земель. О войнах двадцатого века и последующих. Что они из себя представляют? Чем являются? – спросил Деймос.
– Инструментом? – с осторожностью ответил я.
– Наконец-то, – облегченно выдохнул Деймос. – Война – всего лишь инструмент в руках более сильных. Поставят цель и добиваются ее любыми методами, не взирая на жизни обычных людей… Миллионы ничто в сравнении с миллиардами. Но для некоторых ничто даже миллиарды.
– Ты о ядерной войне? – спросил я.
Деймос кивнул и начал говорить:
– В реальном мире происходит очередное изменение. Михаил хочет устроить очищение и быстрыми шагами идёт к нему. Я чувствую это. Сейчас, когда стал всего лишь памятью, понимание и чувство мира усилились. Ни одна война, пусть даже десять раз мировая, ни принесет столько жертв, сколько принесет ядерная. Люцифер ослаб, но у него наверняка припрятан туз в рукаве и, скорее всего, не один. Надвигается буря и каков будет ее результат – неизвестно. Но можно смело сказать – старый мир исчезнет. Он исчерпал себя. Так считает Михаил и большая часть ангелов. Как ни прискорбно, но Люцифер тоже знает это и попробует изменить. Вы, люди, всего лишь пешки в их руках. Их цели – эксперимент. Высшие мира сего затеяли очередную игру и не остановятся пока не получат результата. Но даже если случится чудо, и все будут удовлетворены, то конца не будет. Эксперименты продолжатся и будут продолжатся до скончания времен. Единственный вариант остановить происходящее и дать людям возможность самостоятельно развиваться – уничтожить всех ангелов, начиная с самых низших и заканчивая Михаилом и Люцифером. Не щадить никого и ничего. И если это когда-нибудь будет под силу обычному человеку, то как представитель рода человеческого ты должен ответить мне: а смогут ли люди построить мир более лучший чем нынешний?
Я покачал головой и не смог найти ответа. Деймос ответил за меня:
– Что бы ни делали ангелы – их действия в конечном итоге несут благо. Отбрось противостояние Михаила и Люцифера и оставь только мир человеческий. То, чего они добились – многого стоит. Без контроля людей ждет только одно – вымирание из-за неспособности довольствоваться малым и желания владеть всем и вся. Люди сами уничтожат себя. Останется только мертвая планета. Ангелы – орган контроля. Ангелы тоже слишком люди… Жаль, что я так и не понял замысла творца…
– Что мне делать? – спросил я. Странно, но гремящее вокруг нас сражение уже давно кончилось. Осталась только боль и смерть. Остался ползущий по сырой земле лейтенант Дементьев Дмитрий, который лишился большей части сил и близок к смерти как никогда. Осталась девушка-нефилим, лежащая в воронке от взрыва и так же медленно умирающая от полученных повреждений. Осталась группа боевых ангелов, выполнивших поставленную задачу и бросивших выродков-нефилимов умирать…
– Пытаться выжить и изменить мир к лучшему, – ответил Деймос, наблюдая как ползет его двойник из прошлого, пытаясь отыскать ту, которую сумел полюбить. – Бороться нужно здесь и сейчас. Стоит попытаться изменить мир к лучшему. Лучше попробовать и жалеть, что у тебя не вышло, чем сидеть сложа руки, а потом страдать от того, что не попытался. Все в твоих руках, человек. Только ты можешь изменить мир. Только ты, человек. Ибо человек – это то, без чего нынешнего мира никогда бы не было…
Дементьев перестал ползти. Рядом с ним появился человек в одежде офицера. Мужчина сел на корточки и схватил умирающего Нефилима за руку. Несколько секунд и человек растворился словно его и не было. Дементьев начал восстанавливаться. Пару секунд и он смог подняться. Еще три – побежал на поиски той, которую надеялся спасти. Он нашел ее, но помочь оказался не в силах…
– Это был отец, – прошептал Деймос. – Он спас меня, но не спас ту, которую я любил. За это его ненавижу. И ненавижу боевых ангелов, которые могли спасти ее. Когда она кричала и просила помочь – они просто ушли. У них свои, высшие и благие цели. На одного получеловека нет ни времени, ни сил. На обычного человека их нет тем более…
Открыв глаза, попытался увидеть хоть что-то, но темнота скрывает все. Сильный гул снаружи, словно там бушует ураган. Тряска такая, будто везут на грузовике по ухабам. Я попробовал пошевелить руками, но они затекли до ужаса, прижатые телом и в довесок ко всему сцепленные за спиной наручниками. Помню, что нас предали. Артем и Габриэль сговорились. Но почему?
Так, стоп! Это не авто и даже не поезд. Трясет настолько сильно, что кроме как самолетом или кораблем транспорт быть не может. Гул окончательно подтверждает, что я в самолете. Старый, и вдобавок грузовой. Погодные условия нелетные и трясёт безбожно.
– Кто-то очнулся? – шепотом спросил голос. – Чупатый или Мангуст?
– Нет, подполковник, – так же шепотом ответил я, узнав в говорившем Уфимцева. – Суворов это.
– Доброе утро, капитан. Выспался? Ладошки не затекли?
– Затекли, – ответил я и попытался перевернутся. Справа и слева лежат спящие. С трудом удалось сесть и начать разминаться.
– Я очнулся примерно двенадцать минут назад, – заговорил Уфимцев. – Обследовал помещение в котором находимся. Грузопассажирский самолет… Старое советское корыто. Будет славно если не хлопнемся…
Превозмогая боль в затекших конечностях, смог протянуть сцепленные наручниками руки через ноги и получил большую свободу движений.
– Ты повторил мои действия, – сказал Уфимцев. – Только нет толку. Никакого оружия нам не оставили, обыскав тщательно и профессионально. Надежда на чудо, а чудес не бывает.
Легкий стон, бормотание и мат, который характеризует Никиту, а затем вполне связанная фраза:
– Ну ни хрена себе похмелье… где я так нажрался…
– Третий пошел, – приговорил Уфимцев. – Думал мои парни очнутся быстрее…
За пару минут Никита полностью оклемался и скрипя зубами смог так же протянуть руки через ноги. Браслеты наручников от такого действия зажимаются настолько сильно, что ладони начинают синеть. Мои пальцы давно потеряли чувствительность. Нужно что-то делать. В добавок ко всему в грузовом отсеке холодно.
– Да будет свет, – негромко воскликнул Уфимцев, – писака, зажги лучинку…
Два маленьких огненных шарика зажглись в ладонях Никиты и осветили пустой грузовой отсек самолета. Пустой, так как девять человек грузом назвать язык не поворачивается… Хотя нет, снова стоп! Людей здесь только восемь. Девятое тело, съёжившееся калачиком, принадлежит Габриэль.
Зашевелились Чупатый и Фантик. Пара минут, и они в строю очнувшихся. Никита подполз к Габриэль и пихнул ногой в бок. Ангел резко села, но глаза остались закрыты. Писатель повалился на спину от страха и потушил «ручные» светильники. Сумев сесть, вновь зажег их:
– Странно, что она здесь… – пробормотал Уфимцев.
– На борту боевой ангел, – одними губами сказала Габриэль. – Я в режиме глубокой маскировки. Не пытайтесь разбудить. Ситуацию контролирую…
Ангел замолчала и медленно повалилась на бок, оставшись в том же состоянии странного сна-маскировки.
Уфимцев негромко посмеялся:
– Похоже, что нас не предали, а провернули интересную аферу, из которой мы должны выбраться. Не знаю почему Кириенко не решился сообщить о своих планах…
– Что будем делать? – спросил я. – Попытаемся выбраться или ждать?