тоже к этому близка. У нас совсем нет воды. А без воды жить нельзя. Это верная смерть.
Морская вода отражает солнечные лучи, и они бьют мне в глаза. Отвернувшись от коварного пляжа, который неспешно убивает нас, я устраиваюсь на краю леса между двумя деревьями, мечтая, чтобы меня съел какой-нибудь местный динозавр.
Вообще-то надо пойти поискать воды. Ведь лесные обитатели должны что-то пить. Но в висках у меня так стучит, что я ничего не слышу, обгоревшая кожа превратилась в пергамент, и я умираю от жажды.
Я закрываю глаза и тут же проваливаюсь в небытие.
Глава 15
Кэти
Судный день, 8 вечера
Что-то явно не так, разве что конец света прошел каким-то неощутимым образом, и это космическое событие осталось незамеченным простыми смертными.
Мы начали ждать уже на заре. Все страшно волновались. Всю ночь мы молились и готовились к великому таинству. Отец Моисей распорядился, чтобы все были в белом.
– Господь оценит ваш наряд, – заявил он, и его голубые глаза засверкали.
Казалось бы, конец материального мира должен быть отмечен ясной погодой и безоблачным звездным небом. Но Кассандра сказала, что сегодня у Бога есть дела поважнее, чем заботиться о погоде, и жалобы здесь неуместны. Так что небо было затянуто тучами, и всю ночь моросил противный дождик.
Перед рассветом появились телевизионщики, и в дверь молельного дома просунула голову сильно накрашенная женщина, спросившая, можно ли им заснять, как мы будем возноситься на небеса. Но отец Моисей захлопнул дверь перед ее носом. Он счел, что она недостойна спасения. Рядом со мной сидела Сара, державшая меня за руку. С другой стороны за руку меня держал Филипп. Ногти у Сары были покрыты голубым лаком, но мне казалось, что Бог возражать не будет. Возможно, ему даже понравится.
Рядом с Филиппом сидела Марта. Кассандра все время с улыбкой смотрела на меня, наверное, потому что я ее единственная родная дочь. У нас не важно, кто твои настоящие родители, но какая-то разница все-таки есть.
Потом мы все начали петь псалом, который отец Моисей сочинил специально к этому случаю:
Конец света наступает,
Наш Спаситель весь сияет.
Все мы молимся о том,
Чтоб попасть в небесный дом
И сидеть на небесах,
Словно птицы на шестах.
(Сейчас мне кажется, что я бы смогла написать что-нибудь получше. Да и другие тоже. Но нам никто не предложил.)
Из-за туч мы так и не увидели первый луч солнца. Господь не протянул нам руку. Восход был серым и мрачным.
Мы с трепетом ждали. Рука Филиппа стала влажной. Он вообще часто потел. Сара так сильно сжала мою руку, что мне захотелось ее выдернуть и вытереть, но я решила потерпеть. Меня трясло. Вот сейчас…
Когда совсем рассвело, я с ужасом поняла, что ничего не произошло. Если праведников уже забрали на небеса, значит, нам не спастись. Даже отцу Моисею и Кассандре. Даже невинным младенцам.
Высоко подскочив, отец Моисей провозгласил:
– В половине шестого!
И мы сделали вид, что поверили этому посланию от Иисуса, вложившего его в уста нашего духовного отца. Но я-то все поняла. Ко мне потихоньку возвращались скептицизм и все мои метания. Все, от чего я открестилась в ожидании рая, внезапно вернулось, прячась на задворках моего сознания. Я постаралась удержать все это там, но после половины шестого окончательно сдалась. Телевизионщики снимали нас через окна, но никто не удосужился их прогнать.
Сара отпустила мою руку. Я выдернула из ладони Филиппа другую и вытерла ее о свою белую сорочку. Все вокруг с тревогой поглядывали друг на друга, но никто не решался сказать, что король-то голый. Мы сидели и чего-то ждали. Мне было тесно и неудобно, хотелось встать и выбежать наружу. Я сидела и ерзала. Все ждали, когда кто-нибудь решится сказать правду.
Никто не ожидал, что все так повернется (ну, кроме грешников из внешнего мира), и мы просто не знали, что говорить.
Пока мы ждали, мучаясь на лавках, дождь кончился, и в окнах показалось голубое небо. И тут я окончательно убедилась, что все это было враньем.
Я стала посмешищем в школе. Позволила себя одурачить, потому что мне так хотелось верить в конец света. Мне не терпелось попасть на небеса и обрести вечное блаженство. Дала возможность отцу Моисею – моему родному папаше – вертеть мной, как он пожелает. Все это воодушевление, мои эмоции были совершенно искренними, но, к сожалению, напрасными. Отец Моисей просто надул нас, хотя, возможно, он и сам пережил крушение всех надежд. Мы все попали под его гипноз.
Когда совсем рассвело и наступил день, я поняла, что больше не верю в его Бога. А, может быть, и в Бога вообще. Как хорошо, что я сумела сдать все экзамены и получить аттестат.
Я хотела восседать на небесах рядом с Иисусом. А вместо этого мне придется выйти замуж за Филиппа. Мне суждено стать примерной женой, мести полы, готовить, сажать цветы и овощи, чтобы потом продавать с лотков, что так хорошо удавалось нам в последнее время, когда мы возвестили о конце света, и к нам со всей округи повалили люди, чтобы купить наши помидоры и зеленый горошек, поиздеваться над нами, поснимать и со смехом задавать вопросы.
Сейчас мне хочется оказаться на их месте и посмеяться вместе с ними. Мне тяжело оставаться в общине, где меня дурачат, во всем ограничивают и подавляют. Но я продолжала сидеть со всеми, уже не сдерживая слез.
Наконец отец Моисей поднялся со стула и, потянувшись, сказал, что пойдет говорить с Иисусом, после чего исчез. Все встали, женщины приложили к груди своих младенцев, а кое-кто попадал на пол и заснул, ведь мы всю ночь не сомкнули глаз. Нам казалось, что раз нас возьмут на небеса, о сне можно не думать.
Мы с Сарой тоже заснули на жестком полу. Через некоторое время нас разбудила Кассандра. Она потрясла меня за плечо и сообщила, что Бог не готов принять нас, потому что мы еще не всех спасли. Я молча взглянула на нее, и она строго произнесла «Кэтрин!», хотя я ничего не успела сказать.
Мы разошлись по домам и спали весь день. Сара, немного подремав на моей кровати, отправилась к себе.
Она ничуть не удивилась, что все пошло не так.
– Я знала, что ничего не выйдет, – заявила она. – Но попробовать все равно стоило. Ты в порядке, Кэти?
– Да, почти.
Я проводила ее взглядом. Мне так хотелось пойти за ней. Побежать, сгрести ее в охапку и заставить помочь мне. Я не хочу выходить замуж за Филиппа! Мне он совсем не нравится. Мне здесь все противно, и я не желаю оставаться в этом ненормальном месте, хотя ничего другого я пока не видела. Мне мало быть просто женой.
Хватит себя уговаривать. Пора на волю.
Здесь все фальшиво, а я хочу быть настоящей.
Глава 16
Жажда сводит меня с ума. По крайней мере, мне так кажется. Мыслить разумно я уже не в силах.
Тело отказывается мне служить. Оглядывая эту безводную тюрьму, я вижу людей с вытаращенными глазами и потрескавшимися губами. Иногда мне кажется, что они страдают, как и я, а порой вообще сомневаюсь в их присутствии.
Мы лежим посреди рая и ждем смерти. Рай – это благословенное место, куда мы попадаем после смерти. Возможно, мы уже там, и все наши страдания скоро закончатся.
Иногда мне кажется, что мы давно умерли. Все вокруг как-то странно искажено. Наверное, столь причудливую картину создают голод и жажда. А может, все произошло гораздо раньше.
Вероятно, в погоне за той уродливой рыбиной я просто утонула. Я целый день размышляю над этим. Во всяком случае, с того момента, когда восходящее солнце окрасило море в апокалипсический багровый цвет, и пока не стемнело. За это время я успела, чуть не подавившись, съесть несколько бананов.
Я плыла за рыбой. Потеряла из вида лодку. Оказалась в открытом море вдали от островов. И утонула. Вот что на самом деле произошло. Я выбилась из сил, захлебнулась и пошла на дно. Сейчас рыбы едят мое тело, откусывая от него по кусочку. Это так страшно, что я прихожу в себя. Остатки сознания не дают мне завершить этот сценарий, предложив другой конец: меня подобрали, привезли на остров и оставили там вместе с остальными.
Жаль, что рядом нет Дейзи. Если очень постараться, можно снова представить ее сидящей на песке. Но, присмотревшись, я отсылаю ее обратно. Теперь она вся обгоревшая, кожа на ней облезла, а черты искажены страданием и жаждой. Нельзя допустить, чтобы моя девочка подвергалась такой пытке. Я пытаюсь вызвать прежний образ Дейзи в джинсах, но она больше не приходит.
Я хочу отослать ее домой, в Брайтон, в мир Криса с его пресловутым сверхизобилием. Она принадлежит миру, где все, что вам требуется, можно купить в магазине. И что страшного в том, что Крис разгильдяй? Мне ведь это никогда не мешало. Когда я представляю, как она поднимает в классе руку, растянувшись на папином диване, смотрит «Ужасные истории» или гуляет по берегу с чьей-то собакой, мне становится чуточку легче. Я знаю, что она в безопасности.
Счет времени давно потерян. Я напрягаю мозги, чтобы вспомнить, как мы попали в эту заколдованную реальность. Какой-то человек ушел за спичками. С этого все началось.
Он оставил нам немного еды и питья, чтобы нам было легче отойти в мир иной. Мы все съели. Выпили воду. Потом поняли, что он не вернется, а морскую воду пить нельзя. Пересчитали, что осталось. Восемь банок кока-колы: четыре простой и четыре диетической. Две бутылки лимонада и две «Фанты». Нашли в джунглях банановое дерево. Кто-то пошел дальше и наткнулся на папайю. Освободили холодильные ящики, вымыли их морской водой и поставили в середине пляжа, чтобы собирать дождевую воду.
Но дождь так и не пошел.
Мы развели костер. Попытались ловить рыбу, но ничего не поймали. Американка кричала и плакала, грозя убить себя, если он не вернется. Я попыталась сказать, что мы и так уже при смерти, но так и не смогла произнести ни слова. Во рту у меня слишком пересохло, чтобы говорить.