- Я начинаю тебя бояться. Ты, что на самом деле убил бы их? – спросила Инна. Было видно, что она удивлена создавшейся ситуацией. Иван пожал плечами и, посмотрев на неё, сказал:
- Если бы ты знала все, что знаю я, и знала бы меня чуть лучше, то не задавала бы эти вопросы. Ты лучше подумай, почему я тебя туда веду?
Оставив задумавшуюся Инну у костра, Иван стал собираться в дорогу.
Солнце, хотя и прошедшее зенит, все еще нестерпимо пекло. Поднимающиеся от поверхности, испарения создавали причудливые миражи. Запах разложения становился резче и неприятнее. Инна посмотрела на небо вокруг - ни одного облачка. Хотелось пить. Тело зудело от пота и грязи.
- Помыться бы, - сказала она мечтательно.
- Сегодня надо дойти до лога. Там дачные участки и, возможно, там мы найдем баньку. И надо еще поискать еду на сегодняшний вечер, - сказал Иван и посмотрел на Инну, которая от жары шла только в майке и трусах, - ты сгорела, кожа сегодня слезет.
В отличие от неё он шел в футболке и джинсах. Левая рука лежала на винтовке, ремень которой перекинут через шею, в правой руке он нес свой мешок.
- Я подумала о том, что ты сказал. Ну, я про то, почему ты меня с собой ведешь. Единственное, что я вспоминаю из своего детства, это пожар в детском саду. Мне тогда было года три-четыре. Во время тихого часа я проснулась оттого, что мне трудно дышать. Нас было пятнадцать детей, и только я одна спаслась. Помню, что упала с кровати на пол и лежала, пытаясь дышать, пока не потеряла сознание. Очнулась в больнице. Никаких травм и ожогов у меня не было, и моей маме сказали, что мне повезло. Все остальные просто задохнулись, - задумчиво рассказывала Инна, вспоминая маму, сидящую у постели в больнице, счастье в её глазах и страх от возможной потери ребенка.
- Может быть, это что-то объясняет. А, может быть, ничего не объясняет, - пробормотал Иван и, продолжая идти, начал рассуждать, - учитывая, что твой отец родился и вырос в горах, и твоя мать носила тебя, живя там же, можно сделать вывод, что ты очень хорошо приспособлена к недостатку кислорода и выжила в детстве благодаря этому. Может быть, атмосфера на Земле изменится, скорее всего, за счет уменьшения количества кислорода, и будущему человечеству нужны твои гены. Но, может быть, я не прав и это мои домыслы.
- Откуда ты знаешь про моего отца? - удивленно спросила Инна. - Я ничего про него не знаю, мать никогда не рассказывала.
- Твой отец был пограничник и сын пограничника. Родился и вырос он на отцовской заставе в горах. После военного училища вместе с твоей матерью он вернулся туда же. Твоя мать вместе с тобой ушла от него. Почему не рассказывала тебе, не знаю, а я видел это во сне и долго не мог понять, зачем я это видел, пока у тебя дома не посмотрел детские фотографии. Пойдем, посмотрим, есть ли вон там еда, - он показал на одиноко стоявший сохранившийся ларек, который оказался овощным.
Среди полусгнившей картошки, свеклы и капусты, они нашли несколько целых картофелин и яблоки.
Когда они дошли до места, где должен быть овраг, разрезающий город на две части, его не оказалось. Поднявшаяся почва изменила рельеф до неузнаваемости, разрушила практически все, что было на поверхности, прекратила существование речушки, бежавшей когда-то по оврагу.
- Пойдем вот туда, - сказал Иван, показав рукой на сохранившиеся бревенчатые строения. На их счастье одно из них оказалось баней. Из рядом стоявшей металлической бочки с дождевой водой они наполнили бак и растопили печь, благо дров было достаточно. Перекусив яблоками, сидя в тени дома, Иван сказал:
- Жизнь на Земле имеет спиралевидный ход, возвращаясь к тому, что уже когда-то было. И определяет изменение пространства и времени планета. Она, наша планета и есть Бог, если для тебя это понятнее. Она живет в своем мире, и мы для неё, как микробы для нас - пустое место, невидимые для глаз букашки. Она вспоминает про нас, когда мы напоминаем о себе, - о паразитах мы думаем, когда вши расплодятся и голова зудит. Может быть, не совсем удачное сравнение, но я так думаю. У неё нет рук, чтобы почесать, и она по-своему избавляется от живых существ. Дает очередному зачатому ребенку душу человека, бывшего когда-то палачом или убийцей, и рождается деятель, приводящий народы к войне с неизбежными людскими потерями. Притягивает к себе из космоса крупный астероид или изменяет климат с гибелью множества форм жизни. Поднимает океанское дно и смывает все с суши или, как в нашем случае, просто трясет «головой». Скорее всего, есть и другие возможности для изменений.
- А зачем мы ей? Не проще ли избавится от всего живого - растений, животных, человека - и существовать, как безжизненная планета типа Марса? - спросила, слушавшая внимательно, Инна.
- Не знаю, но планета сама создает очередного «Ноя». Мы ей нужны, значит мы не просто паразиты, а необходимое звено в её существовании, - оставив размышляющую Инну, Иван зашел в баню, подбросил дрова в печь и, вернувшись, продолжил, - в масштабах вселенной наша планета всего лишь песчинка, мелкое существо, живущее по недоступным нам законам. Мы никогда не сможем её понять, не сможем осмыслить её действия, нам это просто недоступно, поэтому проще придумать Бога. То, что можно принять, не задумываясь, как должное.
В хорошо протопленной бане, куда они зашли через два часа, было очень жарко. Иван плеснул водой на раскаленные камни, и Инна присела под напором горячего обжигающего пара. Они сидели на горячей полке и потели, - грязные разводы на коже, крупные капли пота на лице и теле, - не стесняясь своей наготы. Мыло и мочалка были оставлены бывшими хозяевами, старый березовый веник, найденный Иваном, был замочен в единственном тазике. Минут через пятнадцать, когда у непривыкшей Инны стало не хватать воздуха и сердце учащенно забилось, она вышла из бани. Иван сказал ей вслед:
- Отдышись и возвращайся, я тебя попарю.
Солнце подходило к горизонту. Было по-прежнему жарко, и Инна не почувствовала значительного облегчения, только стало легче дышать. Она стояла и смотрела на заходящее солнце, вспоминая свою прошлую жизнь, понимая, что она была счастливая и безоблачная, что возврата к былому уже никогда не будет, а будущее покрыто мраком.
- Инна, где ты там, пора, иди сюда, - голос Ивана вернул её к действительности. Смахнув слезу, она нырнула в дверь парилки. Лежа на полке, она расслабленным телом ощущала приятные удары веником. Хватило её ненадолго, - чуть дыша, она выползла из парилки. Иван вышел следом и сел рядом на траву.
- Иван, почему я тебя не стесняюсь? У меня даже мысли не возникает прикрыться? - сказала Инна, сидящая голая рядом с мужчиной, знакомство с которым продолжается всего лишь несколько дней. - Да и ты мог бы не смущать девушку, - хитро улыбаясь, Инна посмотрела на Ивана, даже не пытаясь изменить положение своего тела с целью прикрыть наготу.
Ей было приятно. Обдувающий разгоряченное тело ласкающий вечерний ветерок и присутствие обнаженного сильного мужчины - события в её жизни необычные, немного странные, но очень приятные. Она инстинктивно придавала своему телу выгодные для обзора положения, отводя плечи, чтобы продемонстрировать полную грудь с набухшими сосками, втягивая и без того плоский живот, поджав под себя ноги, открывая плавный изгиб бедер.
Сама того не сознавая, она играла в древнюю, как мир игру, зная, чем все может закончиться, боясь этого и желая.
- Еще не время, - ответил Иван, озадачив Инну этой краткой фразой, встал и, заходя в баню, добавил, - может, немного попаришь меня, хотя бы со спины.
Инна неловко, но старательно била его веником, обходя рану на плече, и думала, что он хотел сказать. Когда они снова вышли на воздух, любопытство пересилило:
- Что значит, еще не время.
- То и значит, что всему свое время. Не торопи события.
Вволю напарившись, они открыли дверь бани и мылись уже в более приемлемых условиях. Инна с удовольствием оттирала грязь и сгоревшую кожу. Закончив мыться, она почувствовала себя другим человеком, - ощущение чистоты создавало чувство молодости, здоровья и бесконечности жизни. В оставшейся горячей воде они постирали свое белье и уже в темноте развесили его сушиться на ветки, растущей рядом рябины. Заснула Инна моментально, забыв временно про голод и минувшие события.
Сумеречный зимний лес. Тишина и голод. Даже нет ожидаемого хруста снега под ногами. Укрытые снегом ели стоят, как стражи странного леса, непоколебимо и уверенно охраняя его покой. В этом холодном безмолвии она спокойна, - острое обоняние подсказывает, что дичь рядом. Утолив голод, она согреется. Согревшись, она обретет силу. Став сильной, получит все.
Среагировав на мелькнувшую под елью тень, она побежала, легко перепрыгивая через упавшие стволы и огибая переплетения кустарников. Заяц, петляя между деревьями, метался в попытке сохранить свою ничтожную жизнь, но все закончилось быстро.
Она отрывала куски мяса, ощущая парной и сладкий вкус победы. Но это был всего лишь мелкий заяц – она смогла только слегка утолить голод. Обтерев запястьем лицо от крови, она пошла дальше. Из одежды на ней была только фланелевая рубаха, и холод сжимал её в своих объятиях. Но ни холод, ни притупившийся голод не мешали получать удовольствие от осознания своей силы, от кайфа успешной погони и предвкушения крупной добычи.
Это её лес.
Она здесь хозяйка.
Вся дичь в этом лесу принадлежит ей.
Этот мир её вотчина.
Полная луна осветила поляну, на край которой она вышла. Животное, стоявшее так же, как и она, на двух ногах, одетое в штаны и теплую куртку, смотрело на неё. Оно не убегало и не пряталось, но это ничего не меняло, - это двуногое животное тоже её дичь. Не отрывая взгляда, она преодолела разделяющие их метры, и обрушилась на добычу. Погрузив в шею свои зубы, она, захлебываясь, вбирала в себя эту солоноватую жидкость, несущую жизнь.
Ощущение поглаживания по голове. Странное прикосновение. Странное своей необъяснимостью, и появившееся незаметно для неё. Ласковые и нежные касания, давно забытые и поэтому такие желанные.Она даже замерла, перестав пить кровь. Воспоминания пронеслись в голове с быстротой молнии.