хи. И никакой пощады. Ты – незваный гость, и тебе пора уходить. И чем быстрее это произойдет, тем лучше для всех.
Вот и коробка со спицами. Лидия Гавриловна перебирала их, как хирург перед операцией смотрит, все ли есть, чтобы можно было спокойно оперировать. И она смотрела на них, как пациент, - этими страшными блестящими инструментами меня будут резать. Она выбрала тонкую спицу, - наверное, подойдет. Посмотрела против света на её острие. Потрогала его пальцем, - может, недостаточно острый конец, но, наверное, очень острая спица и не нужна.
Я проткну твое уродливое тельце. Ты будешь пищать от боли, но это острие войдет в твое тело, как в масло. И прекратит твое никчемное существование.
Она не замечала, как бежит время, заворожено глядя на блестящую спицу. Поводила из стороны в сторону, созерцая блестки света, отражающиеся от её поверхности. Вышла из транса оттого, что мочевой пузырь потребовал внимания к себе.
Ну, что ж, пора.
Лидия Гавриловна сходила в туалет. Приготовила на всякий случай круглое зеркало на подставке (может, так удобнее будет найти во влагалище эту самую шейку). Устроилась на своей кровати и, раздвинув ноги, посмотрела на свою промежность в зеркало – рыхлые лепестки половых губ синюшного цвета, слегка зияющее отверстие. Глубоко вздохнула и ввела указательный палец левой руки внутрь. В правой руке, как пишущую ручку, она держала спицу. Сосредоточенно стала смотреть на стену, шевеля губами. Все было мягко, и не было ничего округлого и твердого. Но и окончания этого отверстия она не нашла.
Наверное, глубже. Сунула спицу в рот и, помогая себе правой рукой, сунула еще два пальца. И сразу нашла. Правда, не округлое, а приплюснутое и бугристое, но ничего другого не было, следовательно, это она, шейка матки.
Странное ощущение появилось в голове. Прикосновения. Поиски наобум. Будто кто-то в ящике со всяким барахлом что-то ищет. Перебирает вещи в поисках того, не зная чего. Не больно, нет, щекотно, как бы странно это не было. Лидия Гавриловна на миг забыла, что делает, прислушиваясь к себе.
Однажды, в зоопарке она кормила обезьянку с руки, - она сама не помнила, как её туда занесло, но такой факт в её жизни был, - и та прикоснулась к ней своими маленькими лапками, когда брала предложенное лакомство. Сейчас, примерно, такие же ощущения. Маленькие мягкие лапки ласково перебирают. Немного закружилась голова, но это тоже было приятно. Легкое приятное головокружение.
Лидия Гавриловна постепенно погружалась в эти ощущения, как-то отстранено, боковым зрением, наблюдая за собой в большое зеркало на трюмо. Она хихикнула, - в зеркале какая-то дебелая тетка сидела в неловкой позе с руками в промежности. Но не было времени наблюдать за её ужимками, уже близко была первая волна.
Мощная волна, как когда-то на берегу моря в шторм. Сильная волна, преодолевающая любые препятствия, сминающая сознание и несущая сладостные мгновения.
Вот, сейчас.
Лидия Гавриловна открыла рот, не заметив выпавшую спицу, и первый стон слетел с её уст. Она широко открытыми глазами смотрела на женщину в зеркале, которая, выгнув спину, пропускала сквозь себя волну. И сразу же торопя приближение следующей волны, суетливо перебирая руками в промежности. Она уже была перед ней, неся с пронзительным ветром обжигающие брызги. Яростная страсть стихии.
- О-о-ох! – стон Лидии Гавриловны больше походил на вой морского ветра, свободного в своем порыве. Волна, ударившая о скалы, схлынула, оставляя после себя пену все еще неудовлетворенного желания.
– Давай же, еще, - бормоча, звала она следующую волну. И она появилась, быстрая, неумолимая, огромная
цунами, поглощающая жизнь,
сминающая дома, как картонные коробки,
вырывающая с корнем деревья, несущая смерть.
Она обрушится на мой мир уничтожая его,
но стоит ли из-за этого волноваться,
ведь он уже уничтожен.
Мой мир мертв уже давно.
Иди сюда огромная волна,
возьми меня,
уничтожь меня,
сотри меня с лица земли,
я хочу этого сейчас и всегда.
Накрой меня с головой,
дай мне то что я хочу снова и снова,
потому что я хочу этого.
Появившаяся на краю сознания странная мысль о грядущей катастрофе погибла под натиском этой волны. Лидия Гавриловна стонала, извиваясь под её сладостной тяжестью, став в эти секунды самкой из первобытного леса, выгибающей тело навстречу натиску самца. Натиск волны все не ослабевал, неся уже боль, но по-прежнему желанную.
- Лида, что случилось? – послышался голос мужа из-за двери, - Тебе плохо?
- Иди на хрен, козел долбанный! – крикнула она сквозь сладкую вату полуобморочного состояния. Волна ушла, погрузив её в истому легкого забытья, на границу между прошлым и настоящим. Она ушла, оставив после себя полную пустоту в голове и ощущение, что её нижняя половина тела парит в пространстве.
Лидия Гавриловна так и уснула, - бесстыдно раскинутые ноги отражались в зеркале трюмо. Люстра, отражаясь в зеркале, освещала валяющуюся на полу забытую спицу.
Рождение и смерть-2
3.
Утреннее пробуждение было радостным. Лидия Гавриловна, открыв глаза и посмотрев на потолок, сразу вспомнила, что было вчера, и улыбнулась. Это было замечательно. Даже, несмотря на то, что тело затекло в неудобной позе.
Не знаю, как ты это сделал, но теперь я тебе позволю жить в обмен на это.Ты ведь этого и добивался, мелкий сладострастный ублюдок.
Словно слыша её, ребенок пошевелился внутри, и у Лидии Гавриловны не появилось былой ненависти. Но, пожалуй, и слепого материнского счастья тоже не было. Голый расчет, - ты мне удовольствие, я тебе еще немного жизни. Она не хотела заглядывать далеко вперед, - сейчас мне хорошо, а что будет дальше, там видно будет
Сладко потянувшись всем телом, выпрямив ноги, Лидия Гавриловна вздрогнула. На пол упало забытое вчера зеркало. Упало, но не разбилось. И это было прекрасно.
- Все будет хорошо, - сказала она, улыбаясь солнцу, заглядывающему в окно.
Встала с постели, выключила горевший всю ночь свет и, заметив на полу спицу, подняла её с пола и сказала:
- А будешь плохо себя вести, я сделаю тебе харакири, - она проткнула воздух перед собой, словно держала в руках шпагу, и засмеялась.
День начинался замечательно.
За завтраком Леня, подозрительно глядя на неё, спросил:
- Что это вчера вечером было?
- А ты как думаешь? – ответила вопросом на вопрос Лидия Гавриловна, с аппетитом отправляя в рот омлет с большими ломтями колбасы и откусывая от толстого куска хлеба
- Ну, что-то подобное я слышал в порнографических фильмах, - неуверенно сказал Леня, пряча глаза.
- Вот мы какие, порнуху смаковать любим, - хохотнула она, - слюни пускаем, глядя на эти похотливые совокупляющиеся дырки, теребим свой короткий обрубок у телевизора, кончаем в свой потный кулачок.
- И все же, - сказал, покраснев, муж.
- Я делала то, о чем ты и подумал. Я мастурбировала, - сказала Лидия Гавриловна, - потому что ты давно неспособен сделать мне приятно. Что раньше сопли жевал, ёрзая на мне, что сейчас даже это уже не можешь. Все самой приходится делать.
Леня заткнулся, чего она и добивалась. Она никому не позволит испортить её хорошее настроение. Доели завтрак в молчании и разошлись по своим комнатам.
Из платяного шкафа Лидия Гавриловна достала бандаж. Старая потертая тряпка с многочисленными шнурками, сохранившаяся от её первой и единственной беременности. Носила её тогда только пару недель, перед самими родами.
Может быть, тебе это не понравится, но мне совсем не надо, чтобы ты торчал наружу. Придется тебе потерпеть, немного ужаться.
Надев бандаж и старательно затянув все завязки, стала одеваться дальше. Посмотрела на свой темный деловой костюм и сморщилась, - не подойдет, только подчеркнет её полноту и возраст. Да, она уже не девочка, но этот костюм не для сегодняшнего настроения. Выбрала из шкафа яркую блузку, которую не надевала лет пять, и, приложив к себе, посмотрела в зеркало. То, что надо. Надела блузку, затянула на талии юбку, слегка открывающую колени.
Теперь макияж, легкий, еле заметный, но подчеркивающий её настроение, то есть жизнерадостный, наперекор обстоятельствам, я – женщина, которая твердо стоит на своих ногах. Я все могу в этой жизни, я уверена в себе.
На работе, зайдя в свой кабинет, Лидия Гавриловна посмотрела на папки, разбросанные по столу, на отдельно лежащие бумаги, на разбросанные ручки и карандаши, - нет, только не это. Да, нужно придумать слоган, который проймет этот никчемный и убогий электорат. Да, надо подумать и создать несколько вариантов выступлений для Ильи Ивановича,
который пускал слюни и сопли, когда трахал тебя, не спросив согласия, и может быть, не один раз, сменяя слабосильного Валюнчика.
Надо, но не сейчас.
Лидия Гавриловна села в свое удобное кресло и, положив перед собой какую-то бумажку, погрузилась в воспоминания. Она перебирала в памяти вчерашние приятные события, пытаясь вспомнить в какой момент это началось. Когда она ввела пальцы во влагалище или когда кто-то
кто, кроме этого маленького ублюдка
забрался в её мозги. И откуда возникла эта реальная картина, надвигающейся гигантской волны, сметающей все живое. Лидия Гавриловна прекрасно помнила, что это было так натурально
сильный ветер, несущий морские запахи и холодные брызги, большая волна вдали, которая не кажется такой устрашающе большой, пока не приблизится, и практически черный цвет моря,
что у неё даже сомнения не было, что она на берегу моря. В любом случае, пережитое вчера – это самое незабываемое впечатление в её жизни. Оно не идет ни в какое сравнение с её прошлым опытом. Никогда и ни с кем она такого не испытывала, ни с мужем, ни сама с собой. Все было настолько замечательно, что казалось нереальным.