-Правда, что вы Рекса кормите человеческими потрохами?
И замер от своей храбрости.
Владислав Петрович, засмеявшись на вдохе, кашляя от дыма и смеясь, замахал руками, закачался на стуле. Рекс, сидевший до этого смирно, вскочил.
-Я кормлю Рекса человечиной? – сквозь слезы переспросил Морговщик и снова зашелся в смехе.
Отсмеявшись, вытер слезы и вылил остатки водки в стакан. Залпом выпил. И уже серьезно сказал:
-Я полагаю, что ты это не сам придумал, умы городской общественности будоражат мысли о Франкенштейне и его верном псе.
Он встал, подошел к холодильнику и, открыв его, достал кусок печени.
-Рекс, вот тебе свежатина, - сказал он и бросил печень псу. Пес на лету зубами поймал пищу, и несколькими движениями сильных челюстей съел её.
-Рекс печень просто обожает, - сказал Морговщик вновь побледневшему Сане. Снова сев на стул, Владислав Петрович затянулся сигаретой и только после этого добавил:
-Свиная печень для него просто деликатес.
Рекс подошел к хозяину, и тот погладил его по голове.
-Я ведь знаю про эти слухи, что я кормлю пса человечиной, да и сам иногда балуюсь человеческим мясом, насилую трупы молодых женщин и тому подобное. Если даже врачи из больницы обходят меня стороной, хотя прекрасно знают, что я делаю, то, что уж говорить о простом народе.
Он вздохнул и посмотрел на Саню мутноватым взглядом:
-Люди делают из меня монстра, и я ничего не могу изменить. В какой-то степени они правы, - после того, как от меня ушла жена, я стал пить, оттолкнул от себя друзей и знакомых, практически живу в морге, потому что не могу вернуться в квартиру, где нет её. Видишь ли, Саня, как-то так получилось, что сейчас меня только Рекс понимает. Я говорю ему, а он смотрит так, что я вздрагиваю от ощущения – он все понимает, только сказать не может. Иногда мне кажется, что он даже может читать мои мысли.
Владислав Петрович замолчал, тупо глядя в одну точку и покачиваясь на стуле. И Саня услышал, как капает вода из крана и как дышит пес. Саня вернулся в привычный мир, где его отец беспробудно пил, а мать безуспешно пыталась бороться с этим. Где старший брат Мони в драке получил ножом в живот и умер в больнице. Где мать Витали, живя от одного случайного заработка до другого, мечтала о том, что её сын будет юристом, и не будет знать нужды. В их маленьком умирающем городке Морговщик был всего лишь еще одним звеном в длинной цепочке бессмысленного существования человеческих особей.
-Может, попытаться что-то изменить, - сказал Саня, - например, для начала не пить водку и побриться.
-Я пробовал, - кивнул Владислав Петрович, - Рекс перестал меня узнавать и понимать, поэтому через три дня я снова оброс.
Он помолчал и сказал:
-Ладно, мне пора работать, а тебе пора идти к бросившим тебя друзьям.
Саня кивнул, встал со стула и побрел к выходу, не оборачиваясь и чувствуя взгляд Рекса, провожающий его. Закрыв за собой дверь, он посмотрел на освещенную луной территорию больницы, на гуляющих невдалеке по тротуарам больных и здоровых людей. Почувствовал свежий ветерок, обдувающий его, и улыбнулся, представив лица своих друзей, когда он расскажет, что с ним было, после того, как они трусливо убежали. И, обходя морг, пошел в сторону забора, проходя мимо того окна, где было отверстие в ставнях. Любопытство, этот бесёнок в его голове, подтолкнул его к окну – будет, что рассказывать друзьям, ведь, главного он так и не увидел.
Он встал на выступ фундамента, левой рукой уперся в подоконник, а пальцами правой руки подтянулся за край кирпичной кладки. И, зажмурив левый глаз, посмотрел в отверстие.
… и забыл, что балансирует на одной ноге в крайне неудобном положении.
Превратившись в статую, потому что с той стороны на него пристально-изучающе смотрели глаза овчарки.
Спокойный немигающий взгляд, который мгновенно создал липкую слабость в теле. Но, всего лишь на мгновение, потому что пес отвернулся и бросился к хозяину.
Время для Сани сначала растянулось в мерзкую бесконечность, когда он увидел, как Морговщик вытащил из живота трупа печень, перерезал все, что её держало, и, оглядев со всех сторон эту темно-красную часть внутренностей человека, небрежно бросил ожидающему псу, который, поймав на лету лакомый кусок потрохов, погрузил в них свои челюсти.
Затем время помчалось, словно тугая пружина, державшая его, разжалась. Пес, подняв голову от добычи, оскалил окровавленные челюсти, посмотрев в сторону Сани, - и злобная ярость в этих глазах отбросила Саню от окна. Заставив его, не чувствуя ног, не замечая ничего вокруг, промчаться к забору, перемахнув через его двухметровую высоту, словно это была маленькая оградка, и, свалившись на поджидающих его друзей, бежать все дальше и дальше.
Как будто можно было убежать от ужаса, оставшегося в сознании.
Друзья догнали его и держали, пока он не отошел от пережитого, и пока не смог рассказать о том, что случилось.
Наверное, именно тогда изменилось его восприятие жизни, именно тогда он самый первый раз шагнул в свою параллельную действительность. Он и сейчас помнит слова Витали, который говорит ему, что Морговщика зовут Иван Семенович, а пса – Полкан.
И, кстати, в морг он не заходил.
Прах и пепел-2
3.
Дорога к реке шла мимо помидорных полей (трудолюбивые китайцы, которых в их городке было несколько сотен, работали здесь последние три года и собирали по два урожая томатов с марта по ноябрь). Затем шел сосновый бор: когда-то замусоренный человеческой деятельностью, в последние годы он стал значительно чище, и опять-таки китайцы сыграли в этом не последнюю роль. Вековые сосны своими мощными стволами устремлялись в небо, создавая легкую тень. Сухой мох под ногами и запах смолы – Саня любил находиться здесь.
После леса шла грунтовая дорога, упирающаяся в профилакторий от завода. Они проходили через его территорию, хотя это было запрещено, но охрана давно привыкла к ним и сквозь пальцы смотрела на трех подростков, проходящих мимо. С этим местом у них тоже были связаны эротические воспоминания – они подглядывали за ищущими уединение парочками, якобы загорающими на полянах. Территория у профилактория была большая, а постоянно отдыхающих мало. В основном, рабочие завода получали здесь лечение без отрыва от производства, поэтому пустынные пространства профилактория иногда были местом встречи, ищущих приключений одиноких отдыхающих.
После профилактория было поле с душистыми в начале лета травами, и начинающей высыхать травой к середине. Не всегда приятный участок их пути, потому что негде спрятаться от солнца. И радовало только то, что река была уже совсем рядом.
Река Березовка текла, извиваясь, и, чтобы пройти к тому месту, где они обычно располагались, нужно было пройти два брода. Один по пояс глубиной, другой – значительно глубже. Холодная вода приятно остужала их вспотевшие тела и примиряла с действительностью.
Расположившись в тени раскидистой березы, стоявшей на берегу маленького заливчика, они бросили на землю давно снятую одежду. Моня отнес теплое пиво в холодную воду реки и присоединился к лежащим в траве друзьям.
-Хорошо, - пробормотал Саня.
-Да, - подтвердил Моня, мечтательно глядя вдаль, там, где река ныряла в лесную чащу, медленно передвигалось стадо коров, создавая пасторальную картинку.
-Думаешь, вчерашние девчонки придут? – неопределенно спросил Виталя.
-Даже, если и не придут, ничего, перетопчемся, - махнул рукой Саня.
-Мне та, рыженькая, понравилась, - сказал Моня.
-Да, у неё такие пухлые губки, - хохотнул Виталя.
-А твоя, - сухостой, - парировал Моня.
Вчера к их месту на берегу реки приходили две девушки, что было странновато, - обычно никто, кроме пастухов с коровами сюда не добирался. Одна была рыжая с пышными формами, другая девушка – темненькая и худенькая. Саня, который обратил внимание на девушек только потому, что появились новые люди в поле зрения, равнодушно слушал перепалку друзей.
-Думаю, они придут, - сказал он, - ну, а пока они не появились, надо испытать самопал.
-Ты что, все-таки сделал его? – удивленно поднял голову Моня.
-Сказал, сделаю, значит, сделаю, - ответил Саня, вытаскивая из рюкзачка сверток. Пока он его разворачивал, друзья подсели к нему.
На деревянной основе, сделанной в виде рукоятки пистолета, лежала стальная трубка, один конец которой был сплющен молотком и закреплен жестяной пластиной. Две такие же пластины охватывали трубку сверху. Ближе к сплющенному концу в трубке выпилено маленькое отверстие. Парни смотрели на этот рукотворный пистолет с восторгом, словно дети увидели ту игрушку, о которой мечтали всю жизнь.
-Думаешь, выстрелит? – недоверчиво спросил Виталя.
-Куда он денется, - уверенно ответил Саня, - выстрелит, да еще как. Тащи-ка, Моня, вон ту доску, сделаем из неё мишень.
Моня принес толстую доску, которая часто служила им столом или скамьей, и Саня приставил её к стволу березы. Ножом нарисовал круг и еще несколько кругов внутри. Отошел от мишени на пять шагов и посмотрел оценивающе. Очень даже ничего.
-Может, дальше отойдешь? – спросил Моня.
-Нет, для первого раза самое то, и убойную силу проверим, и точно не промахнусь, - ответил Саня.
Он направил дуло самопала на мишень и прицелился. Ощущение оружия в руке приподняло его над обыденностью, словно он стал шире в плечах и выше ростом.
-Ты чем его зарядил? – спросил Виталя, вырвав Саню из того состояния, в которое он погружался – ощущение готового к бою воина, меланхоличное предчувствие битвы, когда тяжесть оружия в руке придает уверенности в себе.
Одинокий воин в поле, ждущий неведомого врага.
Отсутствие уверенности в победе, но желание биться до конца.