В новом батальоне я был на тех же правах, что и в прошлом. Обычный стрелок, каких тут было много. Винтовку мне никто так и не вернул, как и остальное имущество, зато гоняли бегом вокруг района, в котором был сам барак.
«Хоть это, – думал я, бегая вместе со всеми. – Всяко лучше, чем просто жопы отсиживать, зарабатывая геморрой». Или, есть еще одно занятие, что выводит из себя. Марширование. Вот, блин, кому… Кому это пришло в голову, а? В тупую, жирную голову? Прислали какого-то напыщенного индюка с комиссарскими нашивками, он и рад стараться. Носок тяни, спина прямая… Бля, тебя, «петуха», на передовую, в ячейку засунуть да посмотреть, как ты в ней маршировать станешь! У, дармоеды, из-за таких и теряем каждый день свою землю. Может, в мирное время эта шагистика и нужна, понимаю, бойца всегда нужно чем-то занимать, иначе солдаты распоясаются. Но, блин, война же идет, совсем сдурели от сладкой жизни.
Бегалось, на удивление, легко, несмотря на постоянный, непрекращающийся дождь. Оружия нет, боеприпасов тоже нет, только что шинельку таскать нужно, а та была тяжелой, мокрой от дождя. Ну, еще и сапоги вновь прохудились. Скорее бы фронт, там можно на трофеи надеяться. Вон как в самом начале я да и многие другие бойцы выкидывали нафиг обмотки, надевая немецкие сапоги. Да, командиры косо смотрят, но понимают. Все же там фронт, а на фронте без обувки много ли навоюешь?
Через два дня нас погнали отсюда в соседний городок, там мы должны принять причитающееся нам имущество, для оснащения батальона. По прибытию оставили в этом самом городке, так как фронт вновь рухнул и возвращаться уже некуда. Вечная беда нашей страны. Кто виноват и что делать? Опять вокруг беготня и суета, бойцы вообще ничего не понимают, на все вопросы командиры отмахиваются.
– Ну, что, Андрюх, похоже, мы снова скоро в колечке будем? – спросил меня Иван.
– Так и будет, – кивнул я, – ежели ума у командиров не прибавится. Надо отходить срочно и выстраивать оборону, а мы что делаем? Собираем несколько сотен бойцов – и вперед, дыры затыкать. Тьфу ты, даже и говорить не хочется.
– Хорошо хоть не слышит никто, – заметил в свою очередь Егор.
– Слушай, Мельник, я так думаю, что тут скоро вообще всем пофиг будет, я о старших командирах говорю. Свою бы жопу унести!
– Андрюх, давай не будем, а? Я опять на допросы не хочу…
– Извините, братцы, накопилось. Чего там старшина орет, не слышу ни фига?
А конце улицы, возле одного из домов действительно появился старшина нашей роты и призывно так махал нам руками.
– А черт его знает, пойдем, подойдем поближе. – Мы направились к непосредственному командиру, на ходу думая каждый о своем.
– Я велел строиться, где вы бродите? – кричал старшина мне в лицо, обращаясь сразу ко всем. Меня тут вдруг командиром отделения назначили, что слегка удивило. – Выдвигаемся на север, там укрепления строятся уже две недели, вот там фашиста и встретим!
Слов нет, одни эмоции. Ну, пошли, коли пошли. Ага, без оружия и патронов. Без еды и воды. Ну, нам, наверное, не привыкать уже. Твою дивизию, а в будущем все больше говорили, что Сталин, мол, сам хотел напасть на Гитлера, идиоты! Чем нападать?? У нас бойцы скоро с голоду сдохнут, даже убивать не надо. Правильно, зачем нас оснащать, оружие, продовольствие, все равно или в плен попадем или сдохнем. Но я был не совсем прав, конечно. Сказывалось то, что своя шкура, как говорится, ближе. Конечно, в том, что на врага кидают новые и новые подразделения, не лишены смысла. Где на пять минут, где на час, но каждый боец, сражаясь с врагом, дает возможность командованию накапливать силы. Но это знаю я. Вообще, ума не приложу, как простые бойцы идут на смерть? Повторюсь, это я знаю, что смерть каждого бойца это помощь стране, но ведь больше-то сейчас никто об этом не знает. Хотел бы я взять и рассказать людям, когда кончится война, сколько еще мучиться, но…
До укрепрайона добирались долго, почти четыре часа. Это оказались рвы и редкие бревенчатые доты, с пулеметами внутри. Интересно, а тот, кто их строить тут приказал, в курсе, что у фрицев вообще-то танки есть? Хрен ли им наши пулеметы, когда они на технике? Издали раздолбают и баста. Конечно, пехоту-то мы причешем, но для этого она сюда подойти должна будет. А если фрицы будут так близко, неужели какие-то сараи им станут помехой?
Как только прибыли, нас сразу вооружили. Оружие называлось – БСЛ-110. Вот где моща-то! Сказать, что бойцы вокруг приуныли, не сказать вообще ничего. Самое смешное, что даже лопаты нам дали некомплектные, черенков-то нет. Рубите, говорят, сами. А где? Вокруг чистое поле, ни одного дерева на пару километров вокруг, а может и больше. Так что это я посмеялся, когда обозвал БСЛ индексом сто десять. На самом деле «калибр» предстояло сделать самим.
– Чего делать-то, товарищ старшина? – я, на правах командира отделения, задал вопрос старшине.
– Чего, отупели совсем? Не видишь, люди работают? Впрягайтесь! – Как-то это все напоминало другую армию. Почти той же страны, но другую…
– Не кричите, товарищ старшина, где нам черенки-то взять? – мне казалось, что я в своем праве и задаю, в общем-то, весьма своевременный вопрос. Я ошибался, мы же в армии.
– Ты чего такой умный-то? – еще один почитатель моего ума. – Ну-ка, схватил свой лоток и вперед, искать дерево!
– Так далеко это, уйду, так еще и дезертиром посчитают! – серьезно ответил я.
– Не рассуждай, а действуй! Да, и мне заодно черенок сруби!
Твою мать, да что же мне так «прет-то»?
Не стали даже спрашивать, можно ли отлучиться всем вместе, а просто ушли с ребятами. Все же оказалось, немного переборщили мы, по поводу ума старшины. Всего в километре от укреплений находилась роща. Я ее не видел от того, что была она в низине, и с позиций казалось, что вокруг одно лишь поле. Рощица была маленькая и жиденькая, но в ней сейчас столько народа было, что и деревьев было не видать. Выбирали с парнями молодые березки, подбирая по толщине. Срубив с десяток стволов, стали тупыми лотками, читай штыками, доводить до ума будущие черенки.
– Товарищ старшина, красноармеец Морозов приказ выполнил, – отчеканил я, найдя старшину возле кухни. Тот аж поперхнулся, а я, сменив гнев на милость, продолжал: – Вот ваш черенок, товарищ старшина, да заодно срубили несколько запасных.
– Молодец? Хвалю за службу, – обрадованно воскликнул старшина и тут же уселся насаживать лопату на кол. Ладно хоть меня не заставил.
А через час мы вовсю копали землю, кидая ее снизу вверх и прихлопывая на бруствере. Удивило одно, ячеек как таковых почти не было. Копали окопы, устраивали блиндажи, только я не понял, из чего они накаты делать будут. В той «черенковой» роще материала нет точно, я бы видел.
К вечеру мои сомнения рассеялись, эти ухарцы, я имею в виду устроителей всего этого непотребства, запихали в эти недодоты гаубицы. На протяжении нашей траншеи их было аж три штуки. Причем возможности стрелять прямой наводкой у пушкарей не было. Значит, сыпанут несколько снарядов, когда враг будет далеко, и всё. Конечно, по сравнению с тем, что видел раньше, даже это было хорошо, все-таки пушки, сила, но как-то злоба продолжала накапливаться.
Вышло все еще хуже, чем я сам предполагал. Немцы вообще не появились перед нами. Зачем? Они тупо обошли нас, хоть и не с тыла, но с фланга тоже хорошо. Для них хорошо. А нам пришел звиздец. Надо отдать должное пушкарям, они все же смогли сделать пару залпов, перед тем как нас накрыли. Немцы, пустив вперед десяток танков, прощупали подступы и вызвали авиацию. Сколько по времени, не знаю, как-то не засекал, но думаю, что минут двадцать те точно кружили. «Лаптежники» завывали своими противными ревунами, заходили вдоль траншеи и поливали свинцом. Бомбы они сбросили сразу, на орудия, конечно, а дальше просто долбили из пушек и пулеметов. Вначале еще пытался осматриваться, даже приметил, что у нас, оказывается, зенитки есть. Три или четыре установки «максимов» пытались сопротивляться, но их давили жестко.
Когда осознал, что рев самолетов прекратился, понял, что застрял. Меня реально засыпало по самую шею. Рядом ворчал и пытался вылезти Иван. Как самый сильный из нашей тройки, он вытащил себя, а затем и нас с Егором. Речи о занятии позиций уже не шло, ни батальона, ни полка, в котором мы и находились, в помине не было. Кругом трупы, перевернутая земля, искореженные орудия – и стоны, крики, рев. Бляха, как же опять грустно и страшно! Меня вновь рвало, как и многих других. Кругом просто месиво из человеческих тел и грязи. Все смешалось, кони, люди… Лермонтов словно сам был на Бородинском поле, когда писал такие строки. Вот и мне сейчас кажется, что на всем поле, что раскинулось вокруг, нет живого места.
Ваня Бортник спас нам жизни. Позже оказалось, он был ранен, осколок вражеской бомбы застрял в мышцах правой ноги. Но парень смог вынести на себе двенадцать бойцов, прежде чем на наших бывших позициях появились немцы. Они даже не стреляли, просто шли вдоль перепаханной траншеи и смотрели по сторонам. Мы в это время были метрах в двухстах от бывших укреплений. Ваня нашел овражек и стащил нас туда. Прятаться было совершенно негде, поэтому мы даже и не рассчитывали, что останемся в живых.
Нас нашли под самый вечер. Черт бы побрал этих фрицев. Ну, ведь прошли днем, на фига на ночь глядя два ушлепка полезли вновь на поле боя? Ума не приложу. Наверное, мародеры. Ну и мы хороши. Нет бы спеленать их по-тихому, так нет же, у одного из бойцов, кого вытащил Иван, была винтовка. Вот тот и выстрелил сдуру. Ладно хоть попал. Второго пришлось валить уже догоняя. К тому времени я немного оклемался и был в норме. После выстрела в одного фашиста его напарник вдруг рванул бегом. Как оказалось, я был самым шустрым из всех, поэтому и рванул вслед за убегающим врагом. Между нами было метров двадцать, я понимал, что не догоню его, быстрее он к своим добежит, поэтому выхватил нож, что подобрал ранее, и с силой запустил в его сторону. И ведь надо же, попал! Тольк