о чуток не так, как надо было, но тут о таком приходилось лишь мечтать. Рукоять штык-ножа ударила фрица куда-то в спину, и тот машинально притормозил, да еще и обернулся. Может, подумал, что его догнали и ударили рукой? Так или иначе, но я все это время продолжал бежать. Когда наши с немцем глаза встретились, я был уже в двух метрах. Оттолкнувшись правой ногой и подлетев, я со всей дури, всем своим весом налетел на фрица. Тот даже мяукнуть не успел, не то что гавкнуть. Хватать за горло, как в кино, и пытаться задушить врага я не стал. Оказавшись сверху, принялся дубасить того по роже кулаками. Сколько было сил, столько и вкладывал в удары. Когда меня оттащили, это я осознал только когда понял, что руки больше ни в кого не упираются, остановился. Чуть позже пришел слух, и я разобрал:
– Да успокойся ты, фрицы рядом!
Я, приняв совет, застыл.
Чего? – На меня смотрели оба моих друга, открытые рты говорили об их удивлении.
– Где фрицы?
– Метров в трехстах танк стоит, там часовой вроде. Хорошо, что ты не дал немцу заорать сразу. Потом-то он уже и не мог, – пробормотал Егор.
– Чего было-то? – вытирая лицо руками, спросил я. Мне было как-то неприятно, что-то липкое текло по лицу и рукам, стекая по шее под одежду.
– Первый раз видел, как человек озверел! – выдохнул Иван. Это мне не послышалось, это он меня так обозвал? Это ведь именно он у нас был гроза фрицев в рукопашной, почему же он удивлен?
– Ты чего, Вань?
– Ты бы видел себя, – поморщился мой друг.
– Блин, мужики, да чего за хрень-то? – вспылил я.
– Тихо, брат, тихо! – зажал мне рот своей рукой Бортник. – Уходим, уже темнеет, может, получится? Фрицы вроде не обратили внимания на одиночный выстрел.
– Давайте, – кинул я и хотел было уже ползти, как почувствовал боль в руках. Взглянув, пристально на этот раз на свои ладони, я повернул их вниз и увидел тыльную сторону. Мать моя женщина! Я даже сквозь кровь на них вижу, что костяшки пальцев сбиты в кровь.
– Ты фрицу лицо внутрь вогнал, – тихо сказал Ваня, – никогда бы не подумал, что такое вообще возможно. Там же кости, это ж череп! Как? Вот что ярость делает.
А я, наконец, начал вспоминать, что произошло. Я сидел на немце и просто месил того кулаками по лицу. Нет, я не маньяк или садист. Сказать правду? Да испугался я. Испугался! Каждую секунду казалось, что фриц сейчас меня скинет и убьет или заорет дружкам. Вот я и боялся остановиться. От этого же страха я и выпал из реальности. Надо же, оказывается, какая на меня иногда накатывает злоба…
Временно я оказался не боеспособен. Руки были всерьез повреждены. Не знаю, сломано ли что-то из костей, но сжать ладони в кулаки я не могу. Костяшки были сбиты, но хоть опухоли не было, думаю, зарастет со временем. Когда мы ночью добрались до леса и развели костер, я щедро вылил на руки целую флягу спирта. Это парни трофеи прихватили, перед побегом. Решили тогда, что лучше будет, если во время побега поймают, чем сидеть возле самого расположения немцев и охать.
Спирт обжигал руки не хуже огня, мне даже у костра сидеть не пришлось. Нас осталось всего двенадцать человек, что будем делать, вообще думать не хочется.
Хоть и знал, что на этой войне такое было повсеместно, но не так я себе представлял СВОЮ войну. Нам, людям из двадцать первого века, всегда представлялась война в ином виде. Мы там все герои, грудь в орденах, месим фрицев налево и направо пачками. А на деле-то выходит совсем по-другому. Я уже сколько тут, а все по каким-то кустам прячусь да из окружений выхожу. Ладно хоть еще выходить удается, а не в плену подошвы жевать. Да, не так мы себе войну рисовали, совсем не так. Правильно дед мой делал, что почти не рассказывал о войне. О чем рассказывать? Большую часть времени ты тупо идешь, ползешь или землю копаешь. Невелики подвиги-то! А о том, как фрицев валили, рассказывают только люди с нарушенной психикой. Ведь как ни крути, но немец такой же человек, хоть и враг. Что хорошего в том, что мы убиваем друг друга непонятно за какие интересы? А, ну да, мы-то за Родину, но это не меняет смысла. Подсознательно человеку чуждо убийство себе подобных. Во все века люди воевали, это так, но для этого всегда находились причины. А если взять отдельно любого человека, то, думаю, никто не захочет убивать людей. Ну, неестественно это. Мы просто вымерли бы все, если бы убивали все кто кого хочет. Всякие маньяки и преступники лишь исключение из правил.
Топали мы всю оставшуюся ночь, хотелось уйти подальше. Даже не сговариваясь, просто шли и шли, мечтая наконец-то куда-нибудь выйти. И вышли. Возле одного села, под утро, Иван обнаружил, наконец, наши войска. Ничего обсуждать не стали, просто вышли на позиции. Тут, на удивление, повезло. Нас просто проводили к местному особисту, а тот, сняв показания, велел сходить в санчасть и отдыхать. После обработки наших увечий и ран, у Вани оказалось совсем легкое ранение, осколок лишь дернул чуток мышцу, мы, осмотревшись, выбрали какой-то сарай и завалились спать, кто где мог. Разбудили часа через три.
– Эй, окруженцы! – возвестил голос посыльного.
– Чего? – хмуро ответил кто-то из наших.
– Вставайте, велено вас проводить в роту.
Командир роты, к которому мы поступили в подчинение, был довольно молодым старшим лейтенантом. Он бегло осмотрел нас и, познакомившись, направил на склад, с запиской. Там, наконец, получили оружие, «трехлинейки», да по две пачки патронов. Вернувшись в роту, получили новое распоряжение, отправляться на позиции батальона и окапываться. Командованию сообщили, что фрицы уже близко, нам предстоит удерживать село, так как за нами мост через большую реку. Опять мост.
Едва оказавшись в расположении, вновь пришлось валиться в грязь и искать место для укрытия. Немецкие самолеты, в количестве двух штук, прошлись вдоль траншей и ячеек, собирая кровавый урожай. Опять прежняя картина перед глазами. Раненые, мертвые, убитый командир роты… Черт, сколько их уже видел на своем, еще совсем коротком веку…
Через час новый приказ. Выдвигаемся непосредственно к мосту и возле него окапываемся. Село оставляем. Топаем. Дождь льет как из ведра, но мы довольны, вряд ли фрицы снова прилетят, погода нелетная. Возле моста, а он оказался еще и железнодорожным, начинаем разбредаться. Подозвав своих друзей, указываю на местечко возле обрыва. Те тут же кивают в ответ, понимают без слов. Позиция хороша тем, что даст возможность свалить вовремя. Это не трусость, а поиск возможности маневра. Какой толк, что мы будем сидеть в ячейках, не имея возможности двигаться? Тупо сдохнуть, как тысячи до нас? Извините, не хочу, не для того до сих пор выживал. Вот и выбрал местечко так, чтобы и обзор был, и возможность отступить присутствовала. Хоть, конечно, придется плыть в холодной воде, но это лучше, чем вообще ничего.
Погода помогла, и налетов сегодня больше не было. Этим воспользовалось командование и прислало нам подкрепление. Десять танков, это уже было хорошо. Новый командир роты, лейтенант Иволгин, выглядел ребенком. Знаете, бывают парни, да даже и мужики, которые выглядят словно юноши. Вот и этот такой. Недостаток в этом только один, ну никак лейтенант не воспринимался всерьез. Я попробовал сунуться к нему с подсказками, и даже получилось.
– Товарищ лейтенант, разрешите обратиться?
– Говорите. – Ой, лучше бы он не выкал мне.
– Это не мое дело, но вы, как командир, могли бы обратиться с предложением к вышестоящим командирам, насчет расположения танков.
– О чем вы, боец?..
– Морозов, красноармеец Морозов.
– О чем вы говорите, красноармеец Морозов?
– С вашего разрешения, товарищ лейтенант, – я постарался рассказать и объяснить командиру, что танки нужно зарыть в землю, с возможностью отхода задним ходом.
– Да кто меня слушать-то будет? – рассеянно ответил лейтеха.
– Товарищ командир, вы объясните это тем, что у вас в роте есть бойцы с опытом, уже видевшие такую оборону. Танкистам жить в этих танках три минуты, если их не укрыть. Да и мы без поддержки долго не усидим. Если будут ругаться, ссылайтесь на меня. Попробую довести до командиров, что это разумно.
Я был очень удивлен, но лейтенанта послушали. Экипажам танков придали два взвода бойцов, и те споро принялись копать сырую землю.
Чуть позже меня все же позвали в штаб, причем аж полковой. Оказывается, тут, вокруг моста и в обе стороны от него, стоял целый полк, причем, судя по танкам, хорошо оснащенный. Штаб был на той стороне реки, в землянке.
– Ну, здорово, боец! – приветствовал меня командир, судя по шпалам в петлицах, майор.
– Здравия желаю, – коротко ответил я, не озвучивая все свои «титулы».
– Ты откуда такой умный взялся? Лейтенант рассказал, что зарыть танки твоя идея.
– Просто воюю с июня, – начал я, – видел, ЧТО бывает, если танки не укрывать. Или авиацией раздолбают, или просто артиллерией и теми же танками.
– Где воевал? Давай, расскажи о себе, с самого начала, – майор предложил мне сесть и выложил на стол портсигар.
– Благодарю, – кивнул я и взял папиросу. Прикурив, хороший табачок, однако, я продолжил: – Так же, как и сейчас, мосты охранял. Аж целых два. Войну начал километрах в двухстах от границы, стрелком. Вроде и далеко, на первый взгляд, однако немцы были уже там. Рассказывать особо нечего, как-то отбивались, один раз не смогли. Получил ранение тоже на мосту, уничтожил танк, а меня срезали. Наши отступили тогда, меня, как и многих других бойцов, оставили в одной деревеньке по дороге, – на это командир кивнул, видимо, понимал для чего. – Два месяца отлеживался, затем пошел к фронту. Сначала побил полицаев и нескольких фрицев в деревне, на которую вышел, встретил четверых ребят, наших бойцов. Те тоже после ранений отлеживались. Двое из них сейчас со мной, повезло, после фильтра попали в один отряд. Уже впятером освободили лагерь военнопленных, их там немного было. Позже, передав командование одному капитану…
– Кто такой? Как фамилия?
– Фролов, капитан Фролов. Отличный командир. Так вот, с ним захватили фашистские склады. Там были и трофеи, и вражеское оружие, находящееся на ремонте. Вооружившись как следует, у нас и танки были, захватили еще один лагерь с пленными. Вот тот уже был огромным. Там за старшего был дивизионный комиссар Рыков…