[120][121][122]. Даже после дюжины повторов они продолжали угадывать. Мы выявили, что щенки собак, почти не имевшие контактов с людьми, справлялись с этим заданием лучше, чем взрослые волки. Несмотря на свой интеллект, волки были не в состоянии спонтанно понять кооперативные коммуникативные намерения человека[123].
Исследователи продолжают сравнивать волков и собак, чтобы лучше понять, как опыт и обучение могли сформировать различия между этими видами[124][125][126][127][128]. Но, как и в случае с подопытными лисами, незаурядные способности к кооперативной коммуникации развились у собак в результате одомашнивания.
Согласно Google, в топ-10 самых популярных запросов о собаках в 2015 году вошел «Как отучить моего щенка есть дерьмо»[129].
Но именно дерьмо играет ключевую роль в истории о том, как в нашей жизни появились собаки[130].
Когда мы со своими метательными орудиями примерно 50 тысяч лет назад пришли в Евразию охотиться и заниматься собирательством, мы уничтожили практически всех хищников ледникового периода, за исключением волков[131]. Люди обычно полагают, что тысячи лет назад земледельцы подбирали волчьих щенков, приносили их домой и приручали, чтобы вывести дрессированных волков. Через много поколений мы создали домашнюю собаку. На основании трудов по генетике мы знаем, что этого не могло произойти, поскольку одомашнивание волка началось как минимум за 10 тысяч лет до того, как было посажено первое семя. Охотники-собиратели были первыми людьми, чьими спутниками стали собаки[132].
Преднамеренное одомашнивание волков ледникового периода порождает иррациональный сценарий. Люди должны были позволять размножаться только самым дружелюбным и наименее агрессивным волкам в течение не одной дюжины поколений. Это означало, что сотни лет, если не дольше, охотникам-собирателям пришлось бы жить среди крупных, внезапно проявляющих агрессию волков, ежедневно делясь со взрослыми особями с трудом добытым мясом. Скорее всего, до того как люди взяли это процесс в свои руки, был период самопроизвольного одомашнивания[133].
Если мы что-то и создавали, то это был мусор. Даже в наше время охотники-собиратели выбрасывают пищевые отходы и ходят в туалет рядом со своим лагерем. По мере того как наше население становилось более оседлым, мы оставляли волками все больше «вкусных блюд», которыми они могли полакомиться ночью. Волки были рады выброшенным костям, но поскольку мы готовили и быстро переваривали свою пищу, в равной степени питательными были и наши испражнения[134]. Волки, достаточно хладнокровные и бесстрашные, чтобы подходить к нашим стоянкам, не могли устоять. Эти животные имели репродуктивное преимущество и, побираясь вместе, давали совместное потомство. Поток генов между дружелюбными волками и пугливыми зачах, и без намеренного участия человека появился новый дружелюбный вид.
Только через несколько поколений, каждое из которых проходило отбор по принципу дружелюбия, эта особая популяция волков стала выглядеть иначе. Цвет шкуры, уши, хвосты: вероятно, все начало меняться. Мы становились все более толерантными к этим волкам-мусорщикам со странной внешностью и быстро обнаружили, что прототипы собак обладали уникальной способностью читать наши жесты.
Волки понимали и отвечали на жестикуляцию себе подобных, но слишком быстро убегали от людей, чтобы обращать внимание на их жесты. Как только страх сменился интересом, они смогли применить свои социальные навыки для общения с нами в новом ключе. Животные, понимающие наши жесты и голоса, стали исключительно полезны на охоте и в охране. Также мы ценили их теплоту и компаньонство[135][136], и постепенно они перекочевали в наш лагерь, к месту у огня. Мы не одомашнивали собак. Самые дружелюбные волки одомашнились самопроизвольно[137]. Эти дружелюбные волки стали одним из самых успешных видов на нашей планете. Сейчас они насчитывают десятки миллионов потомков и живут с нами на всех континентах, тогда как немногочисленная популяция диких волков, к сожалению, живет под постоянной угрозой вымирания.
Если самопроизвольное одомашнивание собак могло произойти без нашего вмешательства, то что насчет других животных, особенно тех, кто, подобно древним волкам, и сейчас бродит вокруг мест нашего обитания?
Городские койоты поедают наши отходы, как это делали прародители собак тысячи лет назад: мусор, оставленный человеком, составляет до 30 % их рациона[138]. Эти животные растят свое потомство в сливных канавах, под заборами и в трубах. Они переходят магистрали с пропускной способностью свыше 100 тысяч машин в день и небрежно прогуливаются через мосты, будто пешеходы[139].
Мы с моим студентом Джеймсом Бруксом проанализировали данные камер-ловушек, расставленных по всей Северной Каролине[140]. По прогнозу, когда мы расшифруем поведение койотов относительно камеры, мы сможем увидеть связь между темпераментом и плотностью людского населения. Наши исходные результаты давали предположение, что городские койоты охотнее подходят к камере, чем дикие. И адаптируются койоты не только благодаря своему темпераменту. Когда мы сравнивали самоконтроль 36 разных видов, койоты не только превзошли собак и обезьян, они оказались единственными животными, сопоставимыми с человекообразными приматами[141].
Плотность проживания рыжих лисиц в Соединенном Королевстве в городской местности в 10 раз выше, чем в сельской. Городские арктические лисы склонны раньше начинать размножаться, уже в год[142]. Городские черные дрозды в Европе менее агрессивны, чем их сельские сородичи. У них крупнее пометы, и сезон размножения длится дольше[143]. Также они дольше живут, и у них более низкий уровень кортикостерона, гормона стресса, чем у тех, кто обитает в деревне[144].
В цепи тропических островов Флорида-Кис проживает популяция рифовых оленей. Те же олени, обитающие на городской территории, стали менее пугливыми и более крупными, социализированными, плодовитыми, чем те, у кого исключен контакт с людьми[145]. В других городских районах люди видели привычных нам белохвостых оленей с необычной окраской – с пятнистой шкурой или альбиносов. Ходят анекдоты о «деформации» пегих оленей: ноги короткие, рост небольшой, челюсти ниже, хвосты короче – такого рода изменения ассоциируются с синдромом одомашнивания[146].
После того как мы выявили, насколько когнитивно подкованными оказались собаки, другие ученые начали переоценивать общие положения об интеллекте одомашненных животных в целом. Исследователи находили все больше доказательств, что дружелюбие давало животным скорее преимущество в сфере познания, чем подавленный интеллект, – в частности, это касалось сотрудничества и коммуникации.
Йозеф Топал выявил, что одомашненные хорьки понимают жесты лучше, чем дикие[147]. Казуо Оканоя провел сравнение между белыми муниями и одомашненными бенгальскими вьюрками. Он выяснил, что бенгальские вьюрки были менее агрессивны, чем мунии. Также они испытывали меньше стресса: уровень кортикостероидов у них был гораздо ниже. Одомашненные птицы меньше пугались новых предметов. К удивлению, Оканоя обнаружил, что их пение также было богаче. Вьюрки могли научиться пению других птиц, тогда как мунии повторяли свои незамысловатые песни из поколения в поколение. Когда оба вида птиц воспитывались совместно, одомашненные с легкостью имитировали пение диких, но не наоборот[148].
В 2008 году человечество преодолевало кризис. Большинство из нас живет в городе, а не в селе. Мы превратились в городской вид[149]. К 2030 году 3 миллиарда городских жителей превратится в 5 миллиардов[150]… В отличие от моделей, которые предполагают, что одомашнивание может произойти только с редкими полезными для человека видами, работа Беляева прогнозирует, что растущая плотность населения приведет к следующему великому витку самопроизвольного одомашнивания через естественный отбор. Это может произойти очень быстро, в зависимости от силы селекционного давления, размера населения и того, насколько генетически изолирована наша популяция от диких популяций. Любые виды могут воспользоваться местом обитания человека, если они способны заменить страх привязанностью. Они не просто выживут, они будут процветать.