Ну и что я буду? Пиво как-то в день рождения не очень, не соответствует, что еще? А выбор здесь хороший, навезли столько с материка, что утопить можно в алкоголе весь паром вместе с экипажем, тем более что экипажа тут всего человек десять осталось, только на обслуживание — паром здесь встал надолго.
— Джин-тоник, пожалуйста, — решился я наконец и все равно заказал быстрее, чем Рона, она все еще думала.
— Красное вино, — выбрала она наконец. — Сухое. Оно у них здесь хорошее, я видела, — повернулась она ко мне.
— Все равно риск, — усмехнулся я.
— В чем?
— Ну, когда заказываешь что-то стандартное, то ты точно знаешь, что тебе принесут. Если джин-тоник и если это не бар для алкашей, то джин будет приличный, а тоник вообще трудно испортить. Если пиво известной марки, то тоже некая гарантия, ты уже знаешь, что это за вкус.
— А вино?
— Вино, которое разливают в бокалы, будет тем, которое выгодно покупать владельцу бара. Или выгодно продавать поставщику. Ну и которое будет пить большинство посетителей из тех, что вино заказывают, а девяти из десяти можно налить чего угодно.
— Согласна, — кивнула Рона. — Но я знаю, что у них за вино, видела. Я дам тебе попробовать.
Вино и вправду оказалось неплохим, так что она не прогадала. Я еще подумал, что надо было просто заказать себе спритцер — так популярную в барах моей Эльвирии смесь из белого вина и содовой, но потом махнул на эти мысли рукой. Взял бутылочку тоника и медленно вылил ее в стакан. Вся не влезла, на палец на дне осталось, а смесь получилась немного крепковатая, на мой вкус.
— Ладно, с днем рождения тебя! — поднял я стакан.
— Спасибо.
Чокнулись.
— Странно, в первый раз так его праздную… что даже сама забыла, — Рона откинулась в кресле, положив ногу на ногу. — И еще странно, что у нас вообще остались дни рождения. У тебя когда?
— У меня в январе, еще не скоро.
— А у семьи?
А при чем тут семья?
— У жены в марте, у детей в октябре, у обоих.
— У моей мамы послезавтра… должен быть. — Она коротко вздохнула и чуть прикусила нижнюю губу. — Хоть я не думаю, что она… пусть лучше не жива, чем так. — Она не договорила, но я ее понял.
— А отец?
— Три года назад, сердце.
— Подожди, ты же работала на Бреммера раньше, я ничего не путаю?
— В его личном офисе, в Нью-Йорке. Собирала информацию.
— Но ведь эвакуировали семьи всех, нет?
— Не совсем. — Рона отпила вина и поставила бокал на стол. — Офисные деск-жокеи не относились к тем, кого принято относить к essentials,[9] так что персонал большей части офисов других компаний был предоставлен самим себе. Все эти брокеры, адвокаты, бухгалтеры. Я знаю, я сама составляла списки людей, необходимых для выживания после катастрофы… нет, не я одна. — Она перехватила мой взгляд. — Когда Бреммер понял, куда все идет, он поручил это именно нам.
— В таком случае…
— В таком случае, мою маму должны были эвакуировать. За ней выслали машину… точнее, машина ехала по маршруту, забирая людей из домов. Мамы почему-то не оказалось дома, хотя она должна была ждать, я разговаривала с ней за час до этого. Ее мобильный больше не отвечал. Я пыталась ее искать, но… не я одна, пытались и другие, но она просто исчезла. А дальше все полетело к чертям, и искать кого-то в Нью-Йорке… — Она опять вздохнула. — В общем, я до сих пор не знаю, что с ней случилось.
— А что могло?
— В городе было страшновато, уличная шпана сходила с ума, и пожилой белой женщине было бы опасно выйти даже на улицу, но она не собиралась никуда уходить.
— А те, кто за ней поехал, что сказали?
— Они сделали, что могли, даже взломали дверь в квартиру и всю ее обыскали. Ее вещи были собраны, сумки стояли у выхода, но мамы не было. Мне кажется, что она все же куда-то вышла на минутку, и там что-то случилось. Она курила, ты знаешь, и еще когда мы говорили по телефону, она сказала, что сигареты заканчиваются. Она могла пойти за ними.
— А полиция?
— Полиция к тому времени почти закончилась. Уже начали появляться первые психи, в городе поднималась паника, в общем, им было не до этого.
— А потом? Что ты делала потом?
— Перелетела со всеми на Тринидад.
— Как было там?
— Там был карантин. У нас карантин. Территорию окружили забором, везде стояли пулеметы, местных просто не подпускали. Потом местных стало меньше. Бреммер сумел провести свою вакцинацию в некоторых компаниях, которыми владел или он сам, или Аль-Хуссейн…
— Аль-Хуссейн?
— Не слышал о нем? — Она удивилась. — Если ты работал… А-а… ну да, ты же появился сам по себе, не с нами, не с «первой волной». Тауфик Аль-Хуссейн — какой-то там боковой отпрыск саудовской королевской семьи, с которым Бреммер дружил чуть не с детства. Они познакомились в Лондоне, в частной школе. Потом Аль-Хуссейн приехал в Америку, жил в Калифорнии, они много общались. Ты же знаешь, что в Персидском заливе тоже есть анклавы и там тоже живут люди?
— Разумеется.
Об этом все знают, но я как-то в историю их создания не вдавался. Рэй сказал, что часть сил осталась там, ну я как-то в такой форме это и запомнил.
— Бреммер и Тауфик образовали новую компанию, которая приобретала нефтяные активы. Они поставили несколько нефтяных и газовых платформ у Тринидада, завод в Виллемстаде, где нефть перерабатывают, тоже им принадлежит. И еще много всего.
— И они начали прививать своих людей сами, своей вакциной? — догадался я.
— Кого успели. Бреммер даже пробил какие-то программы вакцинирования для населения, например школьников и студентов как-то прививали отдельно, была программа для молодых матерей, через клиники… но все равно большинство людей… ты понял, в общем.
— Я понял, — только и осталось подтвердить мне.
— Потом мы перелетели на Кюрасао. А потом я страшно поругалась со своим боссом и потребовала перевести меня сюда.
— Так далеко? — удивился я.
— Тогда хотелось как можно дальше, я была… не совсем в себе. Но пока все нормально, я чувствую себя нужной здесь.
— Это важно, — кивнул я, отпив из высокого запотевшего стакана. — Мне было важно стать нужным, когда я просился именно в спасатели.
— А ты и так бы в них попал, — улыбнулась она. — Я читала твой файл. Куда еще могли тебя определить?
— Могли оставить на островах, там тоже есть работа для таких, как я… острова еще чистят.
— А ты хотел именно спасать людей?
— Да, примерно. Спасли меня, теперь должен спасать я.
— Тебя не спасали, ты сам сюда добрался, — возразила она.
— Ну, не совсем сам, нас было несколько. Но я о другом: я вырвался из ада, самого настоящего — нет живых людей, только мутанты и трупы, я бы понятия не имел, что делать дальше. Где выживать? С кем? Как? Я добрался до островов и вдруг получил нормальную жизнь — дети в школе…
— Жена что делает? — подсказала она продолжение.
— С ней тоже все в порядке, — не стал я развивать тему. — Нормальная, обычная жизнь. И я решил, что должен за это как-то заплатить. За нормальную жизнь. Хотя бы спасением других людей.
— То есть здесь ты на своем месте? — уточнила она.
— Без сомнения. Я же сказал, что я нужен.
Она помолчала минуту, затем спросила:
— А вот здесь, в этом кресле?
Ну вот, момент истины.
— Рона, ты мне нужна. — Я посмотрел ей в глаза. — Мне нравится быть рядом с тобой, я в тебе нуждаюсь, и да, мне хочется быть именно здесь, рядом с тобой. Сейчас — в этом кресле.
— Это примерно то, что я надеялась услышать, — сказала она совершенно серьезно.
— Это примерно то, что хотелось услышать в ответ.
«Маленькая птичка», на борту которой кто-то успел нарисовать птичку «сердитую» из известной игрушки, легко оторвалась от палубы и начала быстро набирать скорость, накренившись на нос. Почти под ногами пронеслась мутноватая вода, затем крыши припортовой промзоны — скопление огромных складских и промышленных зданий. Промзоны теперь и одно из самых привлекательных мест для выживших — там много всего нужного, и одно из самых опасных — у психов прорезалась явная тенденция сбиваться в стаи и прятаться днем именно в таких вот больших помещениях. Пока мы шарили по этой промзоне, пострелять пришлось немало.
За пилота была уже знакомая нам Энджи — та самая, что летала с Марком на спасательном «Джейхоуке». Теперь ее вроде как повысили, она уже летала самостоятельно и вполне даже хорошо, и мне даже наконец удалось ее разглядеть — Энджи была невысокой, плотной, но не толстой, со скуластым веснушчатым лицом и светлыми как солома волосами, коротко подстриженными. Еще она была удивительно наблюдательной, так что в роли пилота разведывательного вертолета она оказалась как нельзя более к месту.
— Над дорогой пойдем, — сказал я ей по привычке повторять то, что и так все давно уже знают.
— Я поняла, — кивнула она.
— Пит, у тебя все работает?
Пит — бывший полицейский из моей первой группы, той самой, с которой я высаживался тогда на отель в Палм-Бич, сидел сейчас за мониторами ФЛИРа, такой очень полезной штуковины, которая представляла собой смесь мощной телекамеры, прибора ночного видения и тепловизора — самого полезного прибора из всех трех.
— Все отлично, никаких проблем, — ответил он, орудуя маленьким джойстиком.
— Смотри, чтобы запись шла все время, — сказал я вдогонку.
На этом приборе небольшой конструктивный косячок имелся — можно было случайно отключить запись, манипулируя направлением камеры. А нам бы весь маршрут снять и потом подробно посмотреть еще раз, уже на пароме, на случай, если мы что-то пропустили.
— Я слежу, все будет нормально.
Внизу работает фронтальный погрузчик под охраной сразу двух «Хамви» с пулеметами — собирает трупы с улиц промзоны. Потом их увозит самосвал, самосвал сваливает их на баржу, баржа выходит далеко в океан, становится над самым глубоким местом и сваливает свой груз туда. Мерзкая и гадостная работа, но платят за нее очень много, поэтому добровольцы ее делать находятся. А трупов везде много теперь, к ним даже привыкать уже начинаешь. Что такого в том, что посреди улицы лежит погибший человек и разлагается? И запах везде в городах кошмарный, особенно на этой жаре и духоте.