Несмотря на сезон, ураганов нам избежать удалось. «Пола Роса» выписала крутую дугу по Атлантике, сначала забирая все южнее и южнее, пока не вышла на широту островов Зеленого Мыса, а оттуда пошла почти что прямо по параллели в сторону Южной Америки.
Погода была разная, но все же больше спокойная, ветер дул постоянно, пусть и не всегда идеальный, так что под мотором идти вообще не довелось. Через несколько дней после того, как покинули Портсмут, подсадив Майка-младшего и Шивонн, все как-то успокоились, и путешествие больше начало напоминать круиз. Земля с ее ужасами и накатившей мерзостью исчезла из поля зрения, и вокруг была лишь вода, тиковая палуба и белые паруса над головой.
Днем собирались в кокпите, вечером перебирались в кают-компанию. Говорили, говорили, говорили, чаще о чем угодно, кроме того, что случилось недавно. Потом мне удалось поймать передачу по радио. Поймать чисто, громко, без помех, сигнал был мощным. Было это рано утром, еще все, кроме меня, спали, но я не удержался, разбудил всех, кроме детей. Янина, Майк с сыном, Шивонн — все столпились вокруг, зевая и пытаясь согнать крепкий утренний сон.
Что говорили по радио? Да запись крутили по кругу, призывая всех, кто в море и способен преодолеть это расстояние, плыть или до Тринидада, или до Тобаго, или до Кюрасао. Затем называли частоту, на которой можно было слушать радио некоей Территории Южных Карибов — просто радио.
— Так включи, чего ты ждешь? — сказал Майк-Джуниор.
Все верно, но я, откровенно говоря, боялся уходить с этой частоты. Казалось, что вот переключи — и больше эту передачу уже не поймаешь. И обещанной не найдешь.
Майк, кажется, меня понял, просто кивнул ободряюще, потом сказал:
— Давай, не бойся. Если они гонят запись на одной частоте, то это будет круглые сутки.
— Ну… да, попробуем.
Когда на обещанной частоте вдруг поймалась музыка, какое-то каллипсо со старой глуховатой граммофонной записи, все вдруг зашумели, кинулись обниматься и поздравлять друг друга с таким видом, будто мы уже спасены. Майк даже сказал:
— Если бы не было так рано, я бы открыл шампанское.
— Если бы у нас было шампанское, — дополнила его идею Шивонн.
— Можно открыть виски, его на яхте много, — сказал Джуниор.
— Позже, — подвела итог Янина. — Шесть утра еще. Делом займитесь.
— Тринидад ближе, — сразу «занялся делом» Джуниор. — Намного ближе.
— Кстати, да, — Майк повернулся ко мне. — Туда мы доберемся быстрее. Что скажешь?
— Скажу, что надо идти на Кюрасао, — ответил я без раздумий. — Нас там могут если не ждать, то встретить, по крайней мере. У меня там друзья… вроде они туда отправились.
— Хм… — Майк с силой потер заросший щетиной подбородок. — А что это может дать нам?
— Помощь, — пожал я плечами. — Если у них работает радио, просто передающее музыку, то, значит, есть какая-то жизнь. В этой жизни надо устраиваться.
— Я кофе всем сварю, — сказала Янина и пошла на кухню.
Или в камбуз, не знаю, здесь это называется galley. Это слово заодно обозначает галеру, и когда Янина в свое время об этом узнала, то заявила, что я намерен использовать ее как рабыню на галере. Хотя в нашей семье больше готовлю я сам. Ну, может, и не больше, но все равно много.
Музыка сменилась новостями. Странными, непривычными даже на слух новостями, но именно ими. Женский голос с американским акцентом говорил о том, что высажены первые группы спасателей на Бонэйр и Арубу, что планируется высадка на венесуэльскую Маргариту, что где-то что-то заработало, что где-то требуются специалисты, что где-то что-то восстанавливают… а нам как бальзам на душу, даже не верилось в то, что мы слышим это все на самом деле.
Весь день никто из нас от радио не отходил. Рядом ели, рядом пили кофе, там же сменяли друг друга у штурвала. Где-то в глубине подсознания трепыхалась дурацкая мысль о том, что вот так поговорят, поговорят, а потом скажут, что пошутили, и выключат все на хрен. Но никто ничего не выключал. Была музыка, были какие-то люди в студии, говорившие о каких-то проблемах Территории Карибов, кто о чем, была даже запись обращения самого Бреммера.
У Бреммера был звучный, хорошо поставленный голос. Если в той, последней перед Катастрофой, видеозаписи он звучал устало и вообще странно, то теперь все было совсем по-другому. Бреммер говорил о том, что много людей выжило, что на островах теперь оазис человеческой цивилизации, но этот оазис будет увеличиваться и уже переходит на американскую территорию, о том, что Территория Карибов будет помогать любому выжившему всеми силами, которыми располагает… и так далее. Программная речь, словно президент говорит, да он по факту тамошним президентом и является. Или кем? Императором? А черт его знает, я это радио всего лишь несколько часов слушал.
В общем, радио стало центром внимания, душой компании, маяком надежды — всем. Его никогда не выключали, причем я постоянно ловил себя на том, что даже повторы передач слушаю с полным вниманием, как в первый раз, потому что притягивало не то, о чем там говорят, а сам факт того, что говорят. Где-то есть радио, а в студии сидят самые настоящие живые люди, и эти люди говорят. Прямо словами, прямо в микрофон. А мы тут слушаем. После молчания мертвого мира вокруг нас это было настолько странно и непривычно…
Как-то ночью, когда уже все разошлись по каютам и завалились спать, а я остался сидеть вроде как на вахте у штурвала, ко мне подошла Янина, обняла, прижавшись сзади.
— Что нас ждет, как думаешь? — спросила она почти шепотом.
— Не знаю. Пока нас еще ждут дни пути, а потом посмотрим. Но мы выживем, я тебе это обещаю. — Я сжал ее узкую ладонь в своей.
— Я тебе верю. Просто так страшно потерять всю ту жизнь, что у нас была раньше… ты меня понимаешь?
— Понимаю, — кивнул я. — Но это уже не страшно — она и так потеряна, что было, то сплыло. Нам надо построить новую.
— А построим?
— Никаких проблем, — заявил я решительно. — Мы все живы, мы скоро дойдем до места, где живут люди… что нам может помешать?
— Ну… а что мы будем делать?
— Если я найду Рэя, то все понятно, что делать. Если не найду, то найду кого-то еще, там наверняка есть люди, которых я знаю и которые знают меня.
— А что буду делать я?
— Солнце мое, у тебя двое детей — и ты боишься безделья? — засмеялся я. — Только попроси, и они обеспечат тебя заботами.
— Я не об этом, — сказала она.
— Я знаю.
А что можно еще сказать? Радио не радио, а мы все равно толком не знаем еще, куда идем под этими самыми белыми парусами. Ну на Кюрасао, а дальше что, действительно? Другое дело, что проблемы надо решать по мере их поступления, а они пока не поступали. От самых страшных мы, похоже, все же отбились — не умерли при эпидемии, не прошли вакцинацию, нас не разорвали и не сожрали психи, как миллионы других людей. Мы живы, мы в относительной безопасности, у нас пока есть еда и вода, у нас есть цель — дойти до острова. А дальше будет видно.
— Лучше посиди со мной. — Я повернулся на кресле и посадил Янину себе на колени, обняв за талию. — А то я по тебе соскучился.
— Я же весь день с тобой.
— Так не только ты, все весь день со мной, разве что на колени не садятся, а я соскучился по этому вот… вот так вдвоем, в обнимку.
Насчет «не садятся» — это я погорячился, Сашка на коленях у меня сидеть любит. А еще Шивонн… она меня даже пугает немного. Есть такой тип женщин, которые флиртуют со всеми, наверное, мужчинами сугубо на инстинкте. Так вот с Шивонн я просто боялся оставаться наедине — она постоянно придвигалась, постоянно касалась собеседника руками в разговоре, и меня преследовало подозрение, что она сейчас просто плюхнется ко мне на колени, к восторгу Джуниора. Причем Джуниор, как я заметил, какой-то подобный грех за ней знал… или мне так показалось.
В чем ее проблема, я так и не понял. Она вообще довольно красивая девка, какими часто подобные романо-кельтские смеси получаются. Чуть скуластое лицо, огромные глаза, ресницы вообще куда-то за брови загибаются. Мне она почему-то напоминала старлетку из сериалов, как раз такой типаж. Но вот ей как будто надо каждую секунду убеждаться в своей привлекательности. Кому-то это, может, и нравится, но меня очень напрягает. Человек, с которым некомфортно быть рядом.
Как бы то ни было, а сидеть так с женой, в тишине и темноте, хорошо и даже замечательно. А за стеклом бесконечная вода, а по воде искры от луны, которая сейчас полная, и дорожка — прямая и широкая. Сейчас даже не хочется, чтобы наше путешествие к концу подходило. Не хотелось.
Но до Кюрасао мы все же дошли. В последний день вообще извелись, наблюдая за экраном навигатора — цель уже так близко, вот же она, но яхта даже когда быстро идет, то ведь все равно медленно. И цель эта в нашу сторону еле двигалась.
Когда увидели идущий над водой вертолет, чуть с ума не сошли от радости. Прыгали, обнимались друг с другом, я не удержался — пустил ракету, и вертолет описал над нами круг, показывая, что да, заметил, что все в порядке. Тогда уже и вправду уверенность появилась — дошли. Теперь если даже яхта потонет, то на спасательных плотах доберемся.
Потом увидели идущий быстрым ходом танкер. Не супертанкер и даже не «панамакс», но именно что судно, и судно немалое, и что-то везущее куда-то, судя по осадке. Уже потом узнал, что этот небольшой танкер «Баранкийя» как раз и ходит с грузом топлива по всем пунктам вдоль американского побережья, снабжая спасателей и временные анклавы спасенных. Но это уже все потом, а пока это было просто еще одним признаком жизни, подтверждением того, что мы шли через океан сюда не зря.
Чем ближе к берегу — тем больше признаков. Появилось много чаек, крикливых и суетливых. Затем, помимо чаек, появилась связь с берегом. Спокойный и деловой женский голос неторопливо выяснил, кто мы и откуда, как называется лодка и каковы наши намерения. Намерения были сформулированы как «мы к вам пришли навеки поселиться», но никаких возражений это не вызвало. Голос лишь дал нам указание сменить курс и перенаправил в Каракасбааи, а если проще, то в Каракас-бэй, где нам следовало подойти ближе к причалу и встать там на бочку, дожидаясь проверки.