Они идут гуськом по лесу, тяжело шагая по тропинкам, по которым бегали в детстве. Чуть тормозят на последней разбитой дорожке под холмом, снова входят в ритм, не желая терять скорость, и на тропинке между домом и сараем оказываются залиты вечерним солнцем.
Глава 12Электрическая дуга
Праздник летнего солнцестояния.
Он помнил полных женщин, которые продавали кофе с булочками за узкими столиками. Он помнил парня с шелестящим лотерейным ящиком, он притворялся, что захлопывает крышку каждый раз, когда кто-то из детей просовывал в него палец, и дети плакали и убегали, но потом возвращались снова. Столик с лотерейными билетиками по пять крон, где он выиграл первый приз, шоколадный пирог. Бенжамин чувствовал, как шоколад тает и течет под оберткой. Он помнил пледы для пикника с пятнами от кофе, на которых в неудобных позах сидели семьи, открывая свои термосы. Он помнил, что майское дерево обряжали женщины, а водружали мужчины. Радость, когда его наконец установили, и аплодисменты, уносимые ветром. Дуло сильнее, чем обычно, колонки качались, аккордеон звучал тихо и мрачно. Он помнил, что Молли разволновалась, когда верхушки деревьев зашумели на ветру и по лугу полетели листья березы. Он помнил, как они сидели рядом с остальными. Почти всегда, когда семья приходила куда-то, где были другие люди, они участвовали в общем веселье, но не до конца. Братья были одеты неряшливо, но с претензией. Мама слюной пыталась пригладить волосы Пьера. Папа раздал мальчикам купюры, и они убежали за напитками. Никто из братьев на самом деле не хотел танцевать у шеста, но мама встала в круг и поманила их с собой, они станцевали «Танец маленьких лягушат»[6], а потом потихоньку улизнули один за другим обратно на плед, и мама осталась в круге одна с Молли на руках, покачивала ее из стороны в сторону под Бумфаллераллу, а потом вернулась к ним, уставшая, но полная энергии; усевшись, она вскричала фальцетом:
– Ну что, дружочки, поехали дальше?
Папа тут же вскочил.
– Да, поехали!
У них была традиция: каждый раз в день летнего солнцестояния они ездили на Европейское шоссе, останавливались в придорожном кафе и обедали. Это был единственный раз за все лето, когда они обедали вне дома. Всегда в одном и том же кафе, всегда пустом в разгар праздника, ведь все остальные ели дома селедку. Папа и мама сели за столик, которые они всегда выбирали, у окна с видом на шоссе.
– У вас есть мясная тарелка? – спросил папа у официанта.
– К сожалению, нет.
– А какое-нибудь блюдо с салями?
– С салями? Да, у нас есть несколько пицц с салями.
– Можно положить мне салями на отдельную тарелку?
Официант вопросительно посмотрел на отца.
– Да… – ответил он. – Можно.
– Отлично, вот и получится мясная тарелка. А ледяная водка у вас есть?
– Конечно, – ответил официант.
Через некоторое время он вернулся с двумя стопками водки, мама и папа пригубили их. Папа сморщился.
– Комнатной температуры, – сказал он и подозвал официанта. – Принесите миску со льдом, пожалуйста!
– Недостаточно холодная? – спросил официант.
– Нет, нормально. Просто мы любим еще холоднее.
Мама и папа, улыбаясь, переглянулись, когда он ушел, ведь те, кто умеет пить, всегда прощают любителям некоторые неудобства, которые те им причиняют. Кубики льда потрескивали, когда родители опустили их в стопки они чокнулись и выпили.
За обедом становилось тише. Разговор замедлялся, папа и мама просто ели, снова заказали выпивку. Папа поискал взглядом официанта. Они больше не разговаривали друг с другом, просто говорили «хей!» перед тем, как опустошить стопку водки. Чаще всего, выпив, папа слабел, становился тяжелым, но неопасным, но в тот раз все было иначе. Бенжамин сразу же заметил какое-то раздражение, которого раньше в папе никогда не было. Он громко, на все кафе, закричал «эй!», когда официант не заметил, что он его подзывает. Бенжамин трубочкой надувал пузыри в напитке, и папа велел ему прекратить. Бенжамин снова пустил пузыри, и тогда папа отобрал у него трубочку и попытался разломать ее. У него не получилось, пластмасса почему-то не поддавалась, папа попробовал снова, он старался так сильно, что даже заскрипел зубами. Когда папа понял, что трубочка все еще цела, он бросил ее на пол. Мама оторвала взгляд от лежавшей у нее на коленях Молли, оценила обстановку и снова опустила глаза. Бенжамин разволновался, он не решался поднять взгляд на папу. Он ничего не понимал. Он чувствовал, что что-то идет не так, как обычно. Дальше он будет осторожнее.
Они снова сели в машину. Бенжамин был настороже: самые серьезные конфликты всегда разворачивались именно здесь, когда вся семья была заперта в замкнутом пространстве. Именно здесь происходили самые страшные ссоры между мамой и папой, когда папа, налаживая радио, вилял машиной, или мама пропускала поворот с шоссе, и папа ругался, указывая на исчезавший за окном съезд.
– Ты действительно поведешь машину? – пробормотала мама, когда папа выезжал с парковки.
– Да, да, – ответил папа.
Бенжамин сидел на заднем сиденье в центре, на своем месте, оттуда он мог следить за родителями, дорогой и братьями. Когда папе нужно было свернуть с шоссе, он слишком резко дернул руль, и машина влетела в пролесок у дороги, в лобовое стекло ударили ветки и камни.
– Держи! – закричала мама.
– Да, да! – ответил папа.
Он поехал дальше, вцепившись в руль, и передержал низкую передачу, поэтому, когда он все-таки переключил ее, автомобиль дернулся, и головы мальчиков на заднем сиденье мотнулись в сторону. Бенжамин следил за папиным взглядом в зеркале заднего вида, видел, как он закрывал глаза, а машину мотало по всей дороге. Бенжамин не решался ничего сказать, он мог только молча и сосредоточенно смотреть на дорогу, словно сам был за рулем. В боковое окно он заметил, что они приближаются к канаве. Пьер беззаботно читал найденный на полу комикс. А Нильс, прижавшись головой к окну, внимательно наблюдал за тем, как опасно машина болталась по дороге. Дорога стала у́же, перешла в грунтовку, по обеим сторонам которой росли деревья. Папа ехал по лесной дорожке, уже совсем близко, они уже поднялись на крутой холм, уже въехали на узкую дорожку к дому, осталось лишь съехать вниз, и Бенжамин подумал, что, кажется, все-таки обошлось.
На последнем повороте папа потерял контроль над машиной на рыхлом гравии. Машину повело, занесло, папа рванул руль, пытаясь справиться с заносом, машину бросило на другую сторону дороги, и она уткнулась в край канавы. Бенжамин упал и больно ударился о коробку передач, а его братья рухнули на пол. Папа недоуменно оглядывался. Мама тревожно прижимала к груди Молли, проверяя, не пострадала ли она. Потом обернулась.
– Все в порядке?
Братья ощупывали себя, сидя на своих местах. Машина дернулась, братьев прижало к правой двери. Папа завел двигатель.
– Что ты делаешь? – спросила мама.
– Надо выбраться отсюда, – ответил папа.
– Не получится, нужно кого-нибудь вызвать, – сказала мама.
– Глупости, – ответил папа.
Он пытался выехать на дорогу, газовал изо всех сил так, что двигатель завывал, земля и камни стучали о днище автомобиля, но он не двигался.
– Черт побери! – закричал отец и еще сильнее нажал на газ.
Пьер открыл дверь со своей стороны.
– Закрой дверь! – заорал отец. – Закрой дверь, черт бы тебя побрал!
Бенжамин перегнулся через Пьера и закрыл дверь, двигатель ревел, как сумасшедший, перекрикивая его, мама орала:
– Ничего не выйдет!
Папа включил заднюю передачу и нажал на газ, автомобиль поддался и выбрался из канавы. Папа остановился посреди дороги, чтобы переключить передачу. Пьер снова открыл дверь.
– Я дойду пешком, – сказал он.
– И я, – сказал Бенжамин и увидел в зеркале папино лицо.
– Черт побери, что я сказал по поводу дверей?!
Отец обернулся и без разбору начал колотить мальчиков. Молли выскочила из маминых рук и отчаянно колотила в дверь, пытаясь выбраться.
– Двери должны оставаться закрытыми, пока работает двигатель!
Братья прикрывали руками головы от отцовских кулаков. Папа несколько раз попал Бенжамину по плечу, а Пьеру удар угодил в бедро. Но хуже всего пришлось Нильсу, он сидел прямо по пути папиного кулака, и ему некуда было укрыться, папин кулак раз за разом взлетал над сиденьем и врезался ему в лицо.
– Прекрати! – закричала мама и попыталась удержать папину руку, но он был не в себе, достучаться до него было невозможно. Первым инстинктом Пьера было бежать, он копался в двери, пытаясь ее открыть, а вот инстинкт Бенжамина приказал ему сделать обратное. Он перебрался на сторону Пьера, схватился за дверь и с силой захлопнул ее, заперев себя и своих братьев.
– Она закрыта, папа! – закричал он. – Закрыта!
Еще несколько ударов кулака, всхлипов, а потом все стихло. Драка закончилась, и Бенжамин решился выглянуть из-за ладоней, которыми прикрывал голову. Папа молча смотрел на руль. Затем он включил первую передачу и поехал, братья выпрямились и уставились на дорогу, следили за папиными расслабленными руками на руле, следили за каждым его маневром, за тем, как он вел машину по лесной дорожке, а потом остановил машину возле дома. Никто из братьев не решался открыть дверь.
– Я иду спать, – сказал отец и вышел из машины. Бенжамин видел его в лобовое стекло между кресел, он держался за стволы деревьев, которые направляли его путь. Широкими, нетвердыми шагами он поднялся по каменной лестнице к дому и исчез. Мама вышла из машины, открыла дверь со стороны Нильса и знаком показала братьям выходить. Они собрались возле машины. Бенжамин посмотрел на маму – ее глаза бегали, на лице появилась кривая ухмылка, как всегда, когда она выпивала слишком много и пыталась осознать что-то в этом непознаваемом для нее мире.
– Как вы там?
Она осторожно погладила Нильса по подбородку.
– Мальчик мой, – сказала она, рассматривая ссадину на подбородке Нильса. – Я поговорю об этом с папой, он перед вами извинится. Но сначала ему нужно поспать. Понимаете?