Мама сидела на диване, подвернув под себя ноги, и курила, поставив пепельницу на колени, чтобы не наклоняться к столу. Она читала журнал, а когда папа зазвенел вилками и уронил одну на пол, подняла на него глаза.
– Поставь шампанское в холодильник, оно, наверное, уже нагрелось, – сказала она и вернулась к своему журналу.
Внезапно на площади послышалась музыка, один из грузовиков с выпускниками медленно проезжал мимо, папа поспешил к окну, прижался к нему.
– Черт! – выругался папа, когда грузовик исчез из его поля зрения, и сменил позу. Бенжамин услышал звук остановившегося на их этаже лифта, зашипели, открываясь, двери, зазвенели ключи у входной двери.
– Он идет! – сказал Бенжамин.
– Нет, нет, – сказал папа и выглянул наружу. – Это не его грузовик.
Открылась дверь.
– Привет! – закричал Нильс. Папа поспешил к двери.
– Добро пожаловать! – закричал он, оглядываясь. – Бенжамин, – прошептал он и махнул рукой, подзывая сына, а потом обернулся в глубину квартиры и крикнул: – Пьер!
Тот уже показался в дверях своей комнаты.
– Простите, – сказал Нильс. – Грузовик поехал в город, и я не смог выйти.
– Ничего страшного, – сказал папа. Он взял бутылку шампанского, оторвал фольгу и, сощурившись, начал вращать пробку, отставив бутылку подальше, чтобы она выстрелила в потолок.
– Розовое шампанское! – закричал он.
Все пятеро собрались в гостиной и смотрели, как папа разливает шампанское в три бокала. Папа снял очки, осторожно постучал ими о край бокала. Откашлялся.
– За нашего прекрасного выпускника, – сказал он, поднимая бокал. – Мы очень гордимся тобой!
Мама, папа и Нильс чокнулись и выпили.
– Теплое, – мама поморщилась и повернулась к Бенжамину. – Принесешь лед?
Когда Пьер взял тарелку и положил на нее половинку яйца, папа прошептал:
– Дружок, пусть Нильс возьмет первым, ради Бога!
– Все нормально, – сказал Нильс до того дружелюбно, что это прозвучало неискренне. – Пусть берет!
Через пятнадцать минут Нильс снова собрался уходить. Он встречался с друзьями, чтобы пойти на вечеринку. Он стоял в коридоре, наклонившись к своим ботинкам, а папа вышел к кухонной двери.
– Нильс, – закричал он, помахивая эмменталем. – Смотри, что ты пропускаешь.
– Ой, – сказал Нильс. – Как вкусно!
– Мы можем съесть его вечером, когда ты вернешься. Это ведь наш последний вечер вместе.
– Хорошо, – ответил Нильс.
Дверь захлопнулась, Нильс ушел. Какое-то время папа постоял, глядя на дверь. Затем снял свою студенческую фуражку и положил ее на столик в прихожей. Он пошел в свою комнату. И все снова начали ждать возвращения Нильса. Каждый час был важен, ведь завтра он отправлялся в путь, на волонтерскую службу в Центральную Америку. То, что он уезжал сразу же после выпускного, Бенжамин воспринял как опасную провокацию против мамы и папы, словно Нильс хотел показать им, что не желает оставаться дома ни одного лишнего дня. Но, кажется, мама и папа поверили ему, когда тот сказал, что ему нужно отдохнуть от всех, проветрить мозги и посмотреть мир. Бенжамин прошел по коридору, который вел в спальни разных членов семьи, и осторожно приоткрыл дверь в спальню Нильса. Он уже собрался, три дорожные сумки лежали друг на друге. Стойка для CD-дисков была пуста, как и книжная полка. На стенах виднелись симметричные отметки от клея, на котором держались киноафиши, висевшие там раньше. В комнате было клинически чисто. Нильс сказал, что вернется весной, но Бенжамин понял, что тот, кто так вычищает свою комнату перед отъездом, уезжает навсегда.
Он пошел к себе. Время было послеобеденное, но казалось, что наступил поздний вечер. Мама все так же лежала на диване с журналом. Папа сидел в своей комнате и читал книгу. Бенжамин лег на кровать, закрыл глаза и заснул. Когда он проснулся, на улице было уже темно. Он посмотрел на свое радио с часами: 22:12. В комнате было холодно, потому что окно осталось открытым, и он хотел было встать, но не решился. Он прислушался к звукам в квартире: в гостиной работал телевизор, но никто не разговаривал. Вернулся ли Нильс? Внезапно раздался резкий мамин крик:
– Перестань сейчас же!
Видимо, Пьер опять грыз кубики льда, мама терпеть этого не могла, и Пьер это знал, но прекратить не мог. Бенжамин слышал шаги по паркету – Пьер вышел из гостиной и пошел в свою комнату. Пьер снова вышел оттуда, Бенжамин слышал шаги, и вдруг Пьер оказался в дверях комнаты Бенжамина. Он достал спрятанную в руке сигарету и прошел на маленький балкон в конце комнаты брата. Пьер тайком покуривал уже давно и становился все наглее. Мама иногда нюхала его пальцы, проверяла карманы. Она догадывалась, что он курит, и, чтобы избежать разоблачения, Пьер поливал руки уксусом после каждой выкуренной сигареты, у него всегда была в сумке бутылочка, и, возвращаясь вечером домой, он выливал уксус на руки в лифте. Этот кислый запах стоял на лестничной площадке, им пропахла одежда Пьера. Мама так и не смогла понять, откуда он берется, и однажды, проводя очередную проверку в комнате Пьера, решила, что пахнет просто едой.
Бенжамин смотрел на стоявшего на балконе Пьера – он обращался с сигаретами очень умело. Прикрыв лицо руками, чтобы не погасла на ветру спичка, он раскуривал сигарету, зажатую между губами, одновременно застегивая молнию на куртке, и делал это очень обыденно. Пьер стоял, облокотившись на край балкона, затягивался и выпускал дым носом. Он выглядел гораздо старше, когда замирал, словно вспомнив о каком-то горе, настигшем его, или когда смотрел на высотки и тихо улыбался, еще раз затянувшись. Бенжамин подумал, что Пьер больше не похож на ребенка или на подростка, он задумывается о таких вещах, о которых размышляют только те, кто многое пережил за свою жизнь. Он все больше замыкался, редко болтал с Бенжамином о чем-то. Раньше такого не было. Бенжамин вспомнил, как однажды, когда мама и папа сильно ссорились, громко кричали друг на друга, ситуация накалилась и перешла в драку, по коридору раздались быстрые шаги, хлопнула какая-то дверь, мама пыталась убежать от разъяренного отца. Бенжамин вспомнил дикую ухмылку папы, который рвал на себя дверь, а потом просунул руку в щелку и ударил; он помнил, что затащил Пьера в шкаф и закрыл дверь, снаружи продолжалась драка, раздавались крики и звуки ударов, эти звуки пробуждали в голове Бенжамина самые ужасные картинки, а они сидели на полу, обнявшись, Пьер плакал, а Бенжамин зажимал ему уши и шептал: «Не слушай, не слушай!»
Тогда они были вместе.
И до сих пор бывали моменты, когда между ними проскакивало это утраченное чувство. Ранним утром на кухне, стоя рядышком в пижамах, они насыпали в молоко какао. И когда Пьер проливал молоко на стол, Бенжамин, подражая папе, гневно шептал: «Раззява!» А Пьер, подыгрывая, изображал маму, не желающую конфликтовать: «Пойду-ка прилягу!» Они хихикали. Стоя там в пижамах, снова умолкнув, размешивая какао в молоке, они были вместе.
Но потом они шли в школу, и там Пьер становился другим человеком. Эти двое, которые всегда были единым целым, теперь могли пройти мимо друг друга, не поздоровавшись. На перемене, торопясь на урок, Бенжамин услышал звук какой-то ссоры. Проходя мимо, он увидел Пьера, прижавшего к стене мальчика помладше, он наклонился и уперся своим лбом ему в лоб. Бенжамин просто отметил это, проходя мимо, не стал смотреть, что будет дальше, но с тех пор никак не мог забыть эту картину, отражавшую взрывной характер его брата. Он уже видел такое у ребят во дворе, у банды, промышлявшей на площади, которая иногда заходила в туннель и останавливала все движение. Бенжамин видел в них жестокость, которой никогда не понимал и никогда не разделял. А теперь он постепенно осознавал, что она присутствует в их семье, в Пьере, в его нерациональном поведении, она гремела сюрикенами, которые он вырезал из дерева. Бенжамин видел, как после обеда Пьер курил за спортзалом и вместе со своими друзьями бросал в стену ножи. Однажды он обесцветил волосы, не получив разрешения у мамы. Но что-то пошло не так, и он стал желтым, как цыпленок, а на следующий день, пытаясь перекраситься в черный, стал синим. Речь шла всего лишь о цвете волос, но воспринимать его стали иначе, его невероятные темно-синие волосы было видно с любого конца школьного двора, как и его бдительный взгляд, словно он всегда настороже. Постоянные драки в коридорах, постукивание сюрикенов в сумке и младшеклассники, прижатые к дверям шкафчиков.
Бенжамин начал тайком наблюдать за Пьером на переменах, и лишь взглянув на своего брата со стороны, увидел самого себя. Была середина зимы, минусовая температура, и уже на второй перемене темнело, дети играли в «Короля» на обледеневшем асфальте, из их ртов вырывался пар, а теннисные мячики, которыми они бросались, прилипали к рукавицам. Бенжамин увидел, что Пьер не играл вместе с детьми, а просто стоял, засунув посиневшие руки в карманы своей слишком тонкой куртки, шапки на нем не было. Внезапно Бенжамина охватил гнев: почему мама и папа не купят брату куртку потеплее? Почему у него нет шапки и варежек? Лишь возвращаясь в класс, Бенжамин понял, что замерз, заметил, что у него самого такая же тонкая куртка, как и у брата. Он медленно собирал в клубок разрозненные нити, он узнавал себя через окружающих. Грязь дома, пятна мочи возле унитаза, к которым прилипали папины тапки, клубки пыли под кроватями, разлетающиеся по комнате из-за сквозняка от распахнутого окна. Простыни в детских постелях, которые успевали пожелтеть к тому времени, когда их заменяли. Постоянная грязная посуда в раковине – когда включали кран, из своих укрытий между тарелками взмывали мухи. Полоска грязи в ванне, словно уровень прилива и отлива на причале, пакеты с мусором, валявшиеся около обувного шкафчика в коридоре. Бенжамин начал понимать, что запущен не только дом, но и люди в нем. Он начал складывать пазл, сравнивать себя с другими. На уроках он сидел и вычищал грязь из-под ногтей кончиком карандаша. Так время шло быстрее, и он радовался, потому что у этого дела был видимый результат. Он осторожно засовывал кончик карандаша под ногти, и черные кантики исчезали один за другим. Грязь он складывал в кучку на столе. А когда он смотрел на ногти своих одноклассников, то замечал, что грязи под ними не было, кто-то заботился об их руках, следил, чтобы они были вымыты, а ногти подстрижены. Учитель рисования часто подходил к нему во время урока, от него пахло кофе и стиральным порошком с ароматом яблока, въевшимся в его отутюженную одежду. Однажды он попросил Бенжамина задержаться. Учитель присел на скамейку рядом с мальчиком и сказал, что, когда он помогает ему с рисунком, иногда чувствует запах пота. Он не хотел вмешиваться, но подростки порой бывают очень жестокими, так что ребята могут дразнить Бенжамина за то, что от него пахнет. Бенжамин внимательно слушал учителя. Здесь, сказал он, помогут всего два простых правила: ежедневная сме