Сила нового поколения 90-х годов, приватизаторов, банкиров, политиков, была в их непонятности и непредсказуемости для вожаков 70-х: новые думали и действовали совершенно невероятным образом в совершенно невозможном, почти нереальном мире. Они были другими. Они были воплощением шоковой терапии, ее демонами и солдатами. Слушатели, которые нам поверили, выжили, выстояли, успешно живут и сотрудничают с молодыми до сих пор. Но фокус в том, что нынешних молодых и уверенных очень скоро догонят новые поколения, значительно более эффективно и решительно действующие в совершенно новой среде информационного общества. Совершенно недопустимо почивать на лаврах своих побед, потому что мир меняется быстрее и радикальнее, нежели лето сменяет зима. Нужно думать, предвидеть, знать, понимать.
Есть несколько вопросов, на которые надо иметь ответы. Первый. Если уж разговор о человеке, то надо его определить, вообще, и для постиндустриальной эпохи, в частности. Второе. Если мы говорим о постиндустриальной эпохе, то надо ее хотя бы коротко описать, потому что выживает человек, адекватный новому времени. Третье. Если есть предположение, что человек изменяется от эпохи к эпохе, то надо объяснить, что именно изменяется.
Когда академик Б.Г. Ананьев добился легитимности психологии в СССР в форме создания факультета психологии Ленинградского университета в 1965 году, то конечной целью его усилий было не только описание человека, как «предмета познания», а человека как смысла всех других наук и видов деятельности. Он не успел завершить свой замысел – времени жизни не хватило. Сегодня, как и в те времена, власть действует в отношении человека так, как она его понимает. Отсутствие в системе образования науки о человеке сформировало целые поколения руководителей, не думающих, что их действия являются практическим ответом на вопрос о сущности человека. Все в этой жизни начинается с ответа на вопрос о том, что такое человек. Если взять шкалу определений человека, то на полюсе «минус бесконечность» человек понимается как животное, с которым можно и надо поступать, как с животным. Надо ли приводить конкретные примеры из нашей жизни такого отношения к человеку? На другом конце шкалы, плюс бесконечности, человек определяется как подобие Бога на Земле, который требует обращения с собой как со святыней. Между этими полюсами – огромное количество промежуточных определений человека, но их носят в душе, в уме абсолютно все люди, и действия каждого по отношению к другим людям определяется его пониманием человека. Отсюда: любовь и ненависть, уважение и презрение, внимание и невнимание в действиях политиков, экономистов, военных, администраторов… Они дают человеку столько экономических, личностных и политических свобод, сколько полагается человеку то ли как животному, то ли как подобию Бога.
С формирования новых концепций человека начинались все великие эпохи в жизни человечества. Все концепции человека делались по заказу политиков и для политики. Классические примеры: дискуссия Джона Локка и Вильгельма Готфрида Лейбница. Результаты подобных дискуссий и трудов Шопенгауэра, Ницше, Канта, Фейербаха, Гёте, Торо, Конта, Бергсона и многих других практически материализованы сегодня в наших личных отношениях, в организации быта, труда, войны, судебной системы и др. Как прививки защищают нас от чумы, так концепция человека, воплощенная в политике, защищает нас инструментами политики от каннибализма, насилия, бесправия. Называется это – правами человека и гражданина. По словам И. Берлина: «Политическая теория – это ветвь моральной философии, начинающаяся с применения моральных категорий к политическим отношениям» (И. Берлин. Философия свободы. М., 2001. С. 124).
Смысл воспитания и образования косвенным образом сводится к тому, что каждый человек принимает или сам создает для практического использования концепцию человека. Ею он руководствуется в отношениях с другими людьми: чтит их или оскорбляет, поддерживает их или губит, спасает больных или втаптывает в грязь слабых. Это она – концепция человека – стоит за действиями любого человека в отношении другого человека. Чаще всего личные концепции не четки: их сложно нащупать и трудно создать самому. Как это трудно, можно увидеть на примерах размышлений наших великих предшественников. Например, Шопенгауэр, отвечая на вопрос «что такое человек?», определял его через богатство личности. Он считал, что истинное «Я» человека гораздо более обуславливает его счастье, чем то, что «он имеет» или «что собой представляет». В стиле своего времени он говорил, что если личность человека плоха, то «испытываемые им наслаждения уподобляются ценному вину, вкушаемому человеком, у которого во рту остался вкус желчи». Он объяснял, что личность, которая «много имеет в себе», подобна «светлой, веселой, теплой комнате, окруженной тьмой и снегом декабрьской ночи». Если центр тяжести жизни человека «вне его»: в имуществе, в чине, жене, детях, друзьях, в обществе и т.п., то его счастье жизни рушится, как только он их теряет или в них обманывается (Шопенгауэр А. Афоризмы житейской мудрости. М., 1989. С. 24—40).
К. Маркс, размышляя «о природе и сущности человека», утверждал, что человек – базис всей человеческой деятельности и всех человеческих отношений. К. Маркс писал, что история не делает ничего, она не обладает никаким богатством, она не сражается ни в каких битвах. Не история, а именно человек, живой человек – вот кто делает все это, всем обладает и за все борется. По его мнению, история не есть какая-то особая сущность, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей. История не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека (К.Маркс., Ф.Энгельс. Соч. Т. 2. С. 89—90).
Фейербах, определяя «сущность человека», считал, что религия тесно связана с существенным отличием человека от животного: у животного нет религии. По его мнению, религия есть сознание бесконечного, и поэтому человек осознает в ней свою не конечную и ограниченную, а бесконечную сущность. Сознание, по Фейербаху, в строгом или собственном смысле слова и сознание бесконечного совпадают; ограниченное сознание не есть сознание. Он считал, что сознание – это самоосуществление, самоутверждение, любовь к себе самому, наслаждение собственным совершенством (Л.Фейербах. Избр. филос. соч. В 2 т. М., 1955. С. 30—41).
С точки зрения нашего времени, самое простое определение человека такое: человек – это существо, рожденное людьми и добившееся личностной, политической и экономической свободы. Рожденный людьми только в том случае признается человеком, если обретает свободы, если достигает достаточного уровня возраста, интеллекта, морали. Свободен – значит находится под защитой закона, как человек. Достигнув определенного возраста в утробе матери, плод – уже человек, его нельзя убить, он получил свободу родиться. Но человек ограничивается в своих свободах, если для этого нет достаточного уровня развития ума, нравственности: его приходится опекать или изолировать – он уже не совсем человек. Общество часто полностью лишает человека этого звания, если за глупые и аморальные поступки его приходится лишать свободы , иногда пожизненно, или убивать по приговору суда или трибунала. Можно уверенно говорить о коэффициенте человечности, хотя на практике этот принцип действует автоматически.
Суть различий между людьми индустриального и постиндустриального общества в различиях требований к ним со стороны самого общества. Структура психики человека, ее функции не меняются – меняется их содержание. Причем содержание меняется настолько радикально, что человек становится не просто неузнаваемым, а с ним подчас становится невозможным диалог, совместная деятельность, быт. Он так видит и слышит, он так понимает, он так действует, что кажется, что он делает невозможное – возможным, недопустимое – допустимым, невероятное – реальным. Можно себе это представить, если посадить к экрану телевизора наших бабушек рядом с внуками и показать им «секс в большом городе», 15 сцен убийств и насилий каждый день, новости клочками по пять секунд на сообщение, феноменально пошлую и глупую рекламу каждые десять минут и пр. и др.
Люди индустриального века не были простаками и неумехами. При этом полет на самолете представлялся подвигом нашим дедушкам и прадедушкам, ходившим в шторм под парусами, лихим наездникам, охотникам-медвежатникам. Одного из нас в 1954 году потряс первый телевизор не меньше, чем ботинки Миклухо-Маклая потрясли папуаса. Это не есть эффект «потрясенных простых людей». Даже великий физик Резерфорд, столкнувшись с началом квантовой теории Бора, сказал: «Вероятно, процессы в моем мозгу происходят весьма медленно, но я вынужден признаться, что не все и не совсем понимаю…» Сама глобализация – явление, которое поражает воображение индустриального поколения и которого не видят люди постиндустриального поколения. Для них нет проблемы.
И тем не менее к глобализации надо отнестись серьезно. СССР, как «Титаник», погиб от столкновения с глобализацией в 1991 году. Россию ожидает столкновение с новым витком глобализации, а исход столкновения определяется удельным весом в стране людей постиндустриального типа. Люди постиндустриального типа – это люди, не нуждающиеся во внешней защите от порнографии, наркотиков, алкоголя, лени.
Глобализация – это исчезновение «оградительной цивилизации» и начало «открытой цивилизации», что приведет к исчезновению «человека, коллективно защищенного» и появлению «человека, индивидуально защищающегося». Постиндустриальный человек – это активно защищающийся человек, отказавшийся играть роль пассивной жертвы глобализации.
Инструментами «оградительной цивилизации» были церковная мораль, трудовая нравственность, тотальная цензура, регламентированный аскетический образ жизни, жесткая правовая система и пр. Они защищали человека от разрушительных соблазнов биологического, физиологического, психологического, поведенческого характера. Моральные, интеллектуальные, физические качества индустриального человека были продуктом труда государства. Глобализация «пробила» государственные оградительные системы и поставила по