Калуга выглядела гораздо оживленнее Брянска. С крыши Иван за какую-то минуту улавливал движение в разных концах города, и не факт, что это были шатуны, скорее наоборот. Города, по размеру примерно одинаковые, по насыщенности теперешнего населения разнились. Причина? Близость к Москве с ее системой метрополитена, некая гарантия против Великого Холода, если он снова навестит этот мир? Или дело в знаках? Знаки видят все, кто проходит этой дорогой, знаки вряд ли предназначены исключительно группе Ивана, они выписаны для всех, кто их увидит. Остальных группа Ивана не может видеть, но если бы они «застряли» на одном месте, если могли бы сделать это физически и понаблюдать, наверняка бы увидели массу подобных ходоков, бредущих наудачу, в слепой надежде. Неважен характер, возраст, пол и здоровье этих людей, неважно и то, кем они были в Прежней Жизни – стоит любому из них увидеть знак, указывающий направление, и это дает ему хоть какую-то цель, а не ломаную кривую перекати-поле, которая, возможно, подходит этому своеобразному растению, но вряд ли удовлетворяет человека.
Если людей в городе немало, с одной стороны это – дополнительная опасность стычек, с другой – больше шансов уцелеть, если город навестит громадная стая собак. В одном выигрываешь, в другом проигрываешь, извечное равновесие.
Когда Грэг пошел за следующей бутылкой, он заглянул в офис и обнаружил в сейфе пачку банкнот: евро, доллары, российские рубли. Вернулся он улыбающийся, как если бы деньги еще имели хоть какую-то ценность.
– Вы только посмотрите! – он потряс пачкой в руке. – Хватит, чтобы купить половину этого кабака!
Ева засмеялась.
– А кто продавец? Кажется, кабак можно забрать бесплатно. На недельку от силы. Пока не придут крысы. Вот этим ничего покупать не надо.
– Крысы придут, крысы придут. Чего плакать заранее?
– Грэг, не бурчи, никто заранее не плачет. Ты лучше готовься: скоро будет тушеное мясо с ананасами и киви.
Ева и Анна разожгли маленький костерок в кухонной мойке, на нем сейчас готовилось мясо в огромной ребристой сковороде.
– С консервированными ананасами, – заметил Грэг. – С консервированными, ты забыла сказать. Так что…
– Сейчас слово «консервированные» можно не говорить, сейчас все такое, другого нет, но пальчики ты все равно оближешь.
Так и случилось. Скоро они принялись за обед, шикарный в сравнении со всем, что было до этого. Еды было вдоволь, еда была вкусной. Иван улыбался, глядя на жену и мысленно благодарил ее за идею расслабиться и шикануть. Это было кстати.
Грэг где-то раздобыл шапку Санта-Клауса, напялил, обмотал шею разноцветными лентами, смешал массу коктейлей и тыкал бокалами в остальных.
– Вы только оцените! Это Большой Бен! А это Эй-Эм-Би-Эй! Четвертое Июля! Барбикан! Епископ! Вы вообще такое пробовали?! Даю свой зад на отсечение – нет!
Он заржал, довольный сравнением.
Иван заметил:
– Я, конечно, не спец по коктейлям, но, если не ошибаюсь, для каждого коктейля нужен лед. И еще шейкер, а не просто: налил, подлил, долил, взбаламутил.
Улыбка у Грэга исчезла, но ненадолго.
– Сейчас забудь не только слово «консервированный», но и слова «лед для коктейлей».
Он снова заржал. Иван промолчал: однако нашелся ведь, бестия. Впрочем, лучше к нему не цепляться, спокойней будет. Сам Грэг, похоже, решил перейти в атаку. Он встал, держа очередной бокал с коктейлем.
– Зацените: коктейль Бэретт. Виски Бурбон, ликер Гальяно, ликер Амаретто. Виски в два раза больше, чем ликера.
Ева не выдержала:
– В прошлой жизни ты, наверное, был барменом. До того, как стать менеджером.
– В прошлой жизни я был всем! Думаете: менеджер – а-а, фигня какая-то. Я все, что угодно мог. Вот ты, Ева, кем ты была?
– Врачом-терапевтом. Правда, почти не поработала, только институт закончила. Практика началась и…
– Да-а, – Грэг скорчил физиономию. – Гоп-компания! Одна – воспитательница в детском саду, вторая – врач. Ну, и – низкий поклон людям творчества – художник. Или ты по совместительству кочегаром был?
– Не угадал, коктейльный специалист. Я занимался разным художественным оформлением, зарабатывал. Так что и так и этак – художник.
– Ладно, один хрен, господа гуманитарии. Из вас только я был человеком дела. Только я один реально вращал экономику.
– Жаль, что это не помогло, – сказала Ева. – И мир все равно ухнул в бездну.
– А это, дорогуша, как писали в контрактах, «обстоятельства непреодолимой силы». Это ни от кого не зависело. И, если б не этот всемирный кабздец, мир вперед толкали бы такие люди, как я. А не гуманитарии.
– Толкатель ты наш.
– Грэг, прекрати, – потребовала Анна.
– Да, Грэг, давай перейдем на другую тему. О твоем вкладе в прогресс человечества мы уже поняли: великий. Давай о чем-нибудь другом.
– Только не иронизируй, дорогуша. Не стоит.
– Грэг, тебе надо встряхнуться, покажи себя в деле, мачо. А то болтать любой горазд.
Ева потянула Ивана танцевать, напевая одну из стареньких композиций Прежней Жизни – шведской группы Роксэт. Громко, выверено – аппаратуры не понадобилось, чтобы понять, какую мелодию она выбрала. Грэг, приоткрыв рот, наблюдал за ними. Анна переводила взгляд с него на танцующую пару.
– Грэг! – выкрикнула Ева. – Твоя дама ждет! Не ты ли хотел вечеринку с выпивкой и телками?!
Грэг потянул Анну за собой, сначала хмурый, недовольный, – он делал ей одолжение – но постепенно танец его раззадорил, обе руки переместились на ягодицы Анны, разминая их. Он целовал ее, облизывая щеки и шею, Анна закрыла глаза, они смещались к выходу из зала.
Ева засмеялась, прошептала Ивану на ухо:
– Менеджер наш тот еще кобелино.
Грэг потянул Анну к выходу.
– Пойдем-ка, мой персик. Надо кое-что сделать…
Через минуту Иван и Ева услышали стоны Анны. Парочка ушла не очень далеко, а может это громко кричала возбужденная Анна.
Ева, глядя на Ивана, улыбнулась. Он не улыбался, смотрел на нее, не мигая.
– А мы чем хуже? – прошептала Ева.
Иван быстро расстегнул ее джинсы.
Анна смотрела на Грэга и колебалась. Разбудить или нет?
Он шумно дышал, открыв рот, правая рука закинута за голову, левая – на животе. Он казался беспутным, беззащитным, немного смешным, каким угодно, только не опасным, не способным на мерзкий поступок.
– Разбуди меня, когда отдежуришь, – попросил он Анну. – Этот стенописец боится, чтобы я не спал, когда спит он… Так вот я им докажу, что мне можно доверять. Его разбужу я, а не ты. Отдежурю и разбужу.
Они лежали на диване, тесно прижавшись, голые, расслабленные, что тут говорить, удовлетворенные. Анне было так хорошо, как никогда не было. Она никак не ожидала такого мощного удовлетворения. Предыдущий секс с Грэгом был обычным, хотя и приносил ей удовольствие, был каким-то поспешным. Она не могла расслабиться по-настоящему, была скованна, ее терзала какая-то вина, но сегодня все вышло по максимуму. Ее так расслабил алкоголь? Или она наконец-то осознала, что Грэг теперь – вся ее жизнь, во всех смыслах?
Она коснулась рукой его плеча, слегка встряхнула. Грэг пошевелился, дыхание стало тише, но, конечно, этого мало – не проснется. Анна по-прежнему колебалась. Иван доверил ей охранять их сон и жизнь, но разговора про Грэга не было. Что он ей скажет назавтра, когда его разбудит Грэг, не она?
Анна так и сказала на просьбу Грэга:
– Иван просил, чтобы его разбудила я.
Грэг приподнялся на локте, заглянул ей в лицо. Анне показалось, что он сейчас закричит, но он улыбался.
– Ты моя женщина?
– Грэг, причем здесь…
– Нет, скажи. Моя?
– Твоя.
– Вот. Разбуди меня, я хочу с тобой еще покувыркаться. Чтобы никто не слышал, как мы этим занимаемся. А сейчас мы не совсем одни, понятно? – он помолчал. – Ты видела, какую хрень он намалевал на стенке?
– Не знаю, мне понравилось…
– Понравилось?
– Немного тоскливо становится, но… понравилось.
– Не смеши меня. Эта мазня тебе понравилась? Он чокнутый и рисует всякую хрень. Ладно, разговор не о нем, пусть делает со стенками, что хочет, только бы не ломал, – он хмыкнул. – В общем, разбуди меня. Поднимем твоего стенописца и вместе ляжем спать. Рядышком.
Он поцеловал ее, и сейчас Анна вспомнила этот поцелуй – прикосновение губ и короткой бороды. И она решилась – зажгла свечи, которых было в избытке (они уже делали так вечером, когда стемнело), потрясла Грэга сильнее.
Он просыпался медленно, долго сидел, что-то бормотал, и Анна предложила:
– Ты же не выспался. Ложись еще поспи.
Он не лег. Он приложился к бутылке, из большого чана, куда они принесли воды, всполоснул лицо и руки. И раздел Анну, поставил ее на четвереньки. Спустя минуту она уже кричала, а он, поглядывая на спящих Ивана и Еву, скалился, бормотал пошлости, пока, не выходя из Анны, не завалился с ней на бок.
Когда она отдышалась и встала, натягивая одежду, он улыбнулся:
– Ложись спать. Ложись, не спорь.
Она заколебалась, не зная, как настоять на том, чтобы разбудить Ивана. Она не хотела обидеть Грэга, но и не подчиниться Ивану тоже не хотела. Грэг, ленивый, удовлетворенный, сел у окна с бокалом коктейля и выглядел так, что Анна поняла: пусть дежурит, все нормально. Так им всем будет легче, и недоверие Ивана закончится. Быть может, именно сейчас ее решение поможет наладить их отношения.
Она подошла к нему, поцеловала.
– Поднимешь меня через час, я еще подежурю и разбужу Ивана? – она хотела угодить Грэгу, не нарушив требования Ивана.
– Тебе так хочется самой разбудить господина художника?
Она кивнула.
– Завтра я скажу ему, что ты дежурил, что все было нормально, и тебе можно доверять.
Он помолчал, допивая коктейль.
– Ладно. Разбужу – посмотрим. Ложись.
Она помедлила, легла, потушив свечи. Со своего места у окна он чувствовал ее взгляд: она еще колебалась, не засыпала. Он улыбался, она не могла видеть эту улыбку, и он улыбался. Он победил. Еще до того, как он услышал ее ровное дыхание (заснула!), он поздравил себя с победой.