Иван сидел у него в печени, зло копилось постепенно, но неумолимо. Грэг понимал, что должен ему отомстить, и он отомстит! Время пришло! Теперь этот придурок никогда не проснется, а его баба пойдет с Грэгом, и он сделает из нее покорную лошадку. А нет – так ей же хуже. Грэг вышвырнет ее, и она пополнит ряды обреченных. Она достала его не меньше своего муженька. Она вроде бы пыталась разряжать обстановку, не допуская, чтобы Иван о чем-то спорил с Грэгом, но при этом ее сарказм, ее ирония и подколки делали только хуже. Она… издевалась над ним. Да, именно так. Возможно, она сама этого не хотела, но это ничего не меняло. Неосторожное убийство тоже убийство. И ей придется заплатить.
Грэг встал, отшвырнул бокал. Звон разбитого стекла показался в предутренней тишине ружейным выстрелом, но Грэг улыбнулся. Если разбить всю имевшуюся в ресторане посуду, ни Иван, ни Ева не проснутся. Замечательно! Ори, танцуй, пой – ничто их не разбудит, пока Грэг лично не сделает это.
Его переполняла какая-то странная энергия. Казалось, сон не понадобится ему в ближайшую неделю. Конечно, это не так, но сутки он продержится, к этому времени Анна поймет, что должна быть на его стороне, иначе… партнершу ведь можно и поменять.
Грэг решил собрать вещи, прежде чем разбудить женщин и дать понять Еве, как ее жизнь изменилась. С каждой минутой рассвет набирал силу, но внутри было еще темно, и Грэг зажег свечи. Он потянулся к рюкзакам, вернулся, навис над Иваном. Лицо у того было безмятежным.
– Ну, что? – Грэгу захотелось плюнуть ему в лицо, но он не решился. – Так кто из нас круче? Тот, кто сдохнет во сне или тот, кто будет жить дальше, иметь двух баб и пить виски? Чего молчишь, умник? А, прости, не заметил – ты дрыхнешь, вот в чем дело. Я, конечно, могу тебя разбудить, но ты будешь нервничать, наложишь в штанишки, а я ведь добрый. Так что сдохни, не зная, что сдох!
Грэг корчил рожи, дурачился еще с минуту, пока самому не стало неприятно. Опустошенный, злой, он вышел.
Ева не могла понять, что происходит. Ее разбудила Анна, а не Иван, лицо у нее было напряженным, улыбка неестественной. Казалось, Анна будила ее так, словно не хотела этого делать или… оттягивала то, что делала?
Ева подняла голову, села.
– Проснись, – прошептала Анна, и голос ее тоже казался не таким, как обычно.
Ева увидела Ивана, спящего – та же поза, в которой его оставила она сама. Ева огляделась. Грэг стоял на пороге с ружьем в руке и ухмылялся. Даже в этот момент она не поняла, что происходит, хотя и могла бы догадаться. Она все еще не верила, что такое может быть.
– Доброе утро, Ева, – в голосе Грэга была едва уловимая фальшь, как у доктора, который раздумывает, как скоро сообщить очередному пациенту неутешительный диагноз.
– Почему Иван спит? – она потянулась к нему.
– Не надо! – Грэг приподнял дуло ружья. – Пусть спит.
Анна отвернулась. Несколько долгих секунд Грэг и Ева смотрели друг другу в глаза.
– В чем дело? – тихо спросила Ева, хотя догадка обжигающей кислотой проникла внутрь. – Я хочу его разбудить.
– Не надо, я сказал!
Она затормошила Ивана, и Грэг шагнул к Еве, схватил за локоть, рывком оттянул ее на другую сторону дивана.
– Хочешь, чтобы я нечаянно пальнул в его умную голову? Хочешь? Будь умницей и слушайся папу.
– Ты что себе позволяешь? Не хочешь быть с нами – проваливай. Забери все, что хочешь, рюкзаки забери, ружье, антикрысин. И проваливай.
Грэг присел на край дивана, улыбнулся. Если минуту назад он нервничал, не зная, как удержит ситуацию под контролем, теперь он улыбался, успокоившись.
Анна повернулась к нему.
– Грэг, я прошу…
– Заткнись! И не мешай, я же просил, – он посмотрел Еве в глаза. – Говоришь, забери все, что хочешь? Так вот: я забираю тебя. А этот… останется здесь.
– Ты еще пьяный после вчерашнего? – Ева смотрела ему в глаза. – Или в чем причина?
– Давай ты не будешь читать мне морали, подкалывать меня, пытаться меня надоумить или, не приведи Господи, напугать. И просить-упрашивать ты меня тоже не будешь. Только разозлишь.
– Грэг, – прошептала Анна.
– Заткнись!!! Заткнись, сука! Еще слово – и я заберу ее, а тебя оставлю. Только перед этим прострелю ему голову. Чтобы ты не надеялась на удачный обмен, – он улыбнулся, успокаиваясь. – Так о чем это мы?
– Не делай этого, – сказала Ева. – Ты ничего не выигрываешь, оставляя его умирать. И зачем я тебе? Одни проблемы.
– Зачем? Как тебе сказать… Я всегда мечтал, чтобы у меня было две бабы. Две, представляешь? С одной утром покувыркался, с другой вечером, – он засмеялся. – Я этого вполне заслуживаю.
– Даже не мечтай.
– Почему же?
– Я никуда не пойду.
– Да неужели?
– Лучше убей меня сразу, с тобой я не пойду.
– Пойдешь, пойдешь…
– Нет! Понесешь меня на руках, только много ты так пройдешь?
– Не хочешь бросать своего хахаля?
– Он муж, не хахаль.
– Очнись, овца! Нет больше ни мужей, ни жен! Никого нет! Покажешь загс, где вы лобызались после росписи? Или покажешь свидетельство о браке?
– Я с тобой не пойду. Хочешь – убей сразу.
Грэг склонился в ее сторону, глаза стали злыми.
– Крошка, кажется, у тебя заметный животик? Неужто тебе не жалко будущего ребенка? Угробишь и его вместе с собой? А ведь дети, говорят, больше не рождаются. Цени, что у тебя появился живот.
– Сволочь!
– Да, есть немного. Так что насчет ребенка? Пойдешь со мной – позволю родить, буду ему хорошим папочкой. Неужто тебе этого не хочется? Неужто ты убьешь его в чреве? Разве ты не знаешь, что он давно живой, с момента зачатия? Он все слышит, чувствует, по-своему понимает. Он даже что-то говорит, только мы его не слышим. Ты должна это знать, мамочка.
– Какая ты сволочь…
Анна приглушенно зарыдала, Грэг покосился на нее, снова посмотрел на Еву, улыбнулся.
– Это реальность, иначе нельзя. Не жалко ребенка, который ждет от тебя любви и пищи, что ж…
Ева бросилась на него, он с легкостью отшвырнул ее, повернул на живот, прижал лицом к дивану, задышал ей в затылок.
– И еще кое-что. Ты не только пойдешь со мной, ты будешь удовлетворять меня, как только я попрошу. Иначе умрешь вместе со своим выродком! Ты поняла меня?! Поняла?!
Ева молчала, тяжело дыша, и он сдавил ее шею.
– Скажи: поняла или нет?
– Поняла, – прошептала Ева.
– Так-то лучше. Привыкай к покорности. Тебе же будет лучше. Нет такой кобылки, которую нельзя объездить. И без фокусов, ты не такая глупая! А теперь собирай свое тряпье!
Довольный, он стоял у дверного косяка, наблюдал за женщинами. Их страх и покорность возбуждали его, он готов был устроить оргию прямо сейчас, но нет – он будет осторожен. Сейчас, пока рядом Иван, спящий, но живой, Ева опасна, с ней не расслабишься. Когда они будут далеко отсюда, а Иван станет лишь воспоминанием, вот тогда Ева ляжет под него и не станет ерепениться.
На секунду им овладело желание убить Ивана прямо сейчас, убить и перечеркнуть все надежды Евы, он едва удержался от этого. Нет, она нужна ему покорной, убийство Ивана станет для нее последней чертой. Так она еще будет надеяться на чудо, людям свойственна эта глупость, даже конец света ничего в этом смысле не изменил. Если оставить Ивана живым и уйти, надежда будет таять постепенно, медленно, день за днем, постепенность сгладит боль, Ева сама не заметит, как привыкнет к тому, что она и Анна идут лишь с одним мужчиной. Если даже самую сильную боль растянуть на тысячелетие, боль перестанет быть болью, она просто выдохнется. Грэг будет терпеливым, и Ева станет его женщиной не только потому, что сила на его стороне. Не только поэтому.
Когда все было готово, Ева встала, подавленная, с опущенной головой:
– Дай мне с ним попрощаться. Просто поцеловать его, пошептать на ухо, как сильно я его любила. Пожалуйста. И я пойду с тобой.
Он хотел возразить, когда она заговорила, но последняя фраза стала решающий.
– Только быстро.
Ева медленно подошла к Ивану, опустилась перед ним на колени, закрыла лицо руками, потом убрала руки, наклонилась к нему. Резко затормошила его.
– Иван! Иван!
13
Грэг не ожидал этого, что стало ошибкой. Он схватил Еву, потянул на себя, но она так ухватилась за Ивана, что тот проснулся. Грэг понял, что опоздал.
Но был и другой вариант.
Он отступил на пару шагов, вскинул ружье.
– Не дергаться! Ева, в сторону! Не отойдешь – я убью его! А так оставлю в живых, обещаю. В сторону! Или я…
Ева поднялась, отступила влево. Иван спросонья не понимал, что происходит, он медленно сел, осмотрелся.
Не опуская ружья, Грэг шагнул к Анне, подтолкнул ее к Ивану.
– Свяжи ему руки. Вон веревка, возле сейфа. Раньше тут кто-то уже занимался садо-мазо, а нам польза. Вяжи, я сказал!
Анна подчинилась: взяла веревку, подошла к Ивану. Тот пришел в себя, посмотрел Грэгу в глаза. Грэг ухмыльнулся.
– Одно движение, и я пристрелю тебя, потом Еву. Нафиг вы мне упали? Если же позволишь связать тебе ручки-ножки, я оставлю ее в живых… и позабочусь о ней. Что ты выберешь?
Иван ничего не ответил, несколько секунд он смотрел Грэгу в глаза, но тот взгляда не отвел. Иван посмотрел на Еву. Она заплакала.
– Не надо, Ева, – прошептал Иван.
– Он правильно говорит, – Грэг толкнул Анну. – Вяжи ему руки, я сказал!
Иван завел руки за спину, Анна связала их.
– Крепче! Хорошо завяжи!
Анна перевязала, на этот раз плотно. Грэг зашел за Ивана, проверил веревку.
– Теперь ноги. Вяжи!
Анна занялась ногами Ивана. Ева стояла и косилась на Грэга, готовая броситься на него. Грэг покачал головой, улыбнулся.
– Не надо. Пойми, от выстрела можно и не умереть. Не сразу, в смысле. Будешь мучиться. К тому же я могу попасть в Ивана.
– Сволочь…
– Заткнись! Еще слово в мою сторону… и будешь смотреть, как он умирает. А так… он просто уснет. Он даже не превратится в шатуна. Просто уснет без проблем. Видишь, веревки – это гуманно.