– Будь готова…
Всего два слова, а надежда вспыхнула. Ева поразилась, как мало нужно, чтобы поверить в лучшее. Это быстро прошло. Что могла сделать Анна? К сожалению, они не могли поговорить, даже обменяться продолжительными взглядами, оставшись незамеченными Грэгом. Можно рассчитывать на ночь, но ночь так далеко – Иван не выдержит. И еще нужно время, чтобы ей вернуться, найти его.
Прошлым вечером тоже была надежда, но Грэг приковал Анну наручниками, и надежда быстро исчезла. Анна тщетно успокаивала Еву. Ей ничего не оставалось, как разбудить спящего рядом Грэга и заснуть самой. Он, конечно, снял с нее наручники, однако теперь он не спал, и Анна была бессильна. Она попыталась умолять Грэга, но он пригрозил, что изобьет ее, и она замолчала.
В дальнейшем Грэг не совершал ни единой ошибки, следил не только за дорогой, следил, чтобы Анна и Ева не разговаривали. Из всего этого можно сделать лишь один вывод: они против него бессильны.
Одна деревня перешла в другую. Анна тронула Грэга за локоть.
– Еву тошнит, такое бывает у беременных. Ей надо отдохнуть хоть полчаса. Да и я устала. Куда мы вообще несемся?
Ева была уверена, что последует очередное «Заткнись!». Грэг промолчал, оглядываясь по сторонам. Он указал рукой на небольшой дворик, где, оставаясь незамеченными, они могли видеть центральную улицу. Туда они и вошли, расселись, достали консервы. Поев, Анна сказала, что отойдет.
– В кусты ходить по одной, – пробормотал Грэг, хотя Ева подобного желания не изъявила.
Еве хотелось посмотреть на Анну, но она боялась, что этим как-то помешает подруге. Анна стремилась выйти из поля зрения Грэга, хотя причиной действительно могла стать естественная потребность.
Анна отошла, покосилась на Грэга – тот рассматривал улицу. Анна попятилась. Ева чуть не вскрикнула: Анна собирается удрать?! Зачем?! Скрыться, найти Ивана самой и настигнуть Грэга с Евой? Осознание этого парализовало Еву. Она хотела закричать, остановить подругу (абсурд!) и не смогла даже промычать, привлечь внимание Грэга. Уверенность в замысле Анны была так сильна, что Ева удивилась, когда подруга приблизилась к забору и попыталась отодрать доску.
С виду доска едва держалась, и Анна рассчитывала завладеть ею без проблем, быстро и тихо. Выдираемая доска заскрипела. Грэг оглянулся. Анна на мгновение растерялась. Ева следила за ней, и ей это было заметно. Грэг ничего такого не заметил. Анна быстро исправила ситуацию: она замерла, глядя куда-то за дом.
– Ты чего? – Грэг встал, поспешил к ней.
Анна перехватила доску удобней, кивнула туда, куда был направлен ее взгляд.
– Там кто-то выглядывал… Какой-то мужик.
Грэг вскинул ружье, оскалился.
– Эй! – крикнул он. – Чего надо?
Анна попятилась. И оказалась у Грэга за спиной. Тот держал угол дома на прицеле, ждал развития событий.
– Шатун что ли? – пробормотал он.
Анна вскинула доску. Замахнулась.
До последнего момента Ева не понимала, что задумала эта миловидная брюнетка, воспитательница в Прежней Жизни, не слишком резкая, чтобы ждать от нее подобного, пусть даже ситуация была критической. Не ко времени Ева вспомнила утверждение Ивана, что любой анализ человеческой личности, попытки предугадать, что человек собой представляет и как он поступит в той или иной ситуации – чушь. В любом человеке существует набор противоречивых качеств, в любом, иначе он не был бы человеком. К сожалению, сам человек все сводит к определенным схемам: если есть такое-то качество, значит, должно быть этакое и не должно быть вот такого-то. В реальности бывает как угодно. Человек, поступивший одинаково в 99-ти случаях, необязательно поступит так же в сотом, и это будет нормально, а вовсе не будет исключением. На человека влияет столько разных нюансов, из прошлого, настоящего, даже будущего (ведь в подсознании он что-то знает!), столько разных потерь, приобретений, страхов, надежд, мечтаний, потребностей, скрытых и явных, целый список, уходящий в бесконечность, что все анализы и расчеты превращаются в лотерею.
Анна опустила доску на голову Грэга. Он вскрикнул, выронил ружье, схватился за голову. Анна попятилась, он медленно осел на землю, но сознание не потерял.
Ева вскочила. Она была растеряна. В этой мысленной суматохе она больше поражалась, как Анна решилась на удар (она могла его убить!), нежели думала, какую выгоду можно извлечь ей самой. Грэг, сжимая голову, стонал.
– Беги! – крикнула Анна.
Она поспешила к Еве. Она шаталась, как будто это ей ударили по голове.
– Аня, я…
– Беги же!
Анна на ходу схватила рюкзак Грэга, раскрыла его, что-то вытянула.
– Аня!
– Возьми консервы, нож… вот…
– А ты?!
– Не бойся!
– Он убьет тебя!
– Он меня не тронет! Иди же! Мне надо глянуть, что с ним.
Анна оглянулась. Грэг стоял на коленях, держась за голову, и медленно раскачивался из стороны в сторону. Анна одела рюкзак Еве на спину, вытолкала ее со двора.
– Прости меня, Аня, прости за то…
– Ты меня прости. Спасибо за все!
– Тебе спасибо. Тебе!
– Найди Ивана!
– Да, да, я найду его, обещаю.
– Я всегда буду о тебе помнить.
Она с силой толкнула Еву в спину и поспешила к Грэгу, который пытался встать. Ева оглянулась на нее лишь раз. Нужно спешить. Чтобы жертва Анны оказалась не напрасной.
15
Чертов старик появился снова. Иван видел его краем глаза, голова сама собой поворачивалась в его сторону, а это было растратой энергии.
Старик ничем не мешал, но его присутствие – еще больше его ухмылка – раздражали. Кроме того, он постоянно исчезал, что раздражало еще сильнее. Иван не понимал, видит ли он один и тот же дом, на пороге которого сидел этот странный тип, или же старик незаметно перемещался по мере того, как шел вперед, вернее, плелся сам Иван. Чтобы выяснить такие детали, нужно напрягаться, а Иван чувствовал: он на пределе.
В какой-то момент Иван заметил: крыльцо, где сидит, старик, по-прежнему из трех ступеней. Ивана замутило, он закрыл глаза. Старик, его ухмылка, ступени, на которых он сидел – все говорило о том, что Иван топчется на одном месте. Иван открыл глаза, пытаясь сохранить равновесие. Не может быть! Иван был уверен, что здания на другой стороне, там, где не мелькал старик, меняются. Иван прошел уже не один дом! Справа, где появлялся-исчезал старик, чуть впереди, дома тоже менялись.
Вот крыша, от которой кое-что осталось, раньше она была провалена. Вот фасад бледно-зеленого цвета, сейчас был бурый, грязно-черный, псевдо-коричневый.
Старик опять появился где-то на периферии зрения.
– Прекрати.
Иван вздрогнул, скосил глаза в сторону и не сразу осознал, что слышал собственный голос – хриплый шепот, отдаленно напоминавший нормальные человеческие интонации. Понадобилось определенное усилие, чтобы понять: Иван сказал это старику на крыльце. Казалось, он раздвоился, наблюдая за Иваном-актером, на то, чтобы понять смысл сказанного, самому Ивану теперь необходимо время. Отчасти это было забавно. Если бы ни страх, ни потребность идти вперед, он мог бы встать и насладиться новым опытом.
Впрочем, главное – он идет вперед, чего бы это ему ни стоило. Плевать он хотел на старика и его крыльцо, доказательств, что он все еще движется, у него хватит. Иван сосредоточился на цвете домов, которые он медленно, но верно оставлял позади. С цветом было легче – не надо вглядываться в детали типа количества ступенек, целостности крыши или стен.
Не сразу он понял, что удивляется: перед ним был оранжевый фасад, а следующий дом был окрашен в пунцово-пурпурный. Оба – идеально сохранились, ни малейших пятен. Иван снова наблюдал за Иваном-актером, удивление, как чужая вещь из рук в руки, медленно передалось ему, но теперь в этом не было ничего забавного. Лишь смутная подоплека, – Иван никак не мог осознать какая – зловещая и отдающая неприятным душком. Ему вдруг стало тяжело, очень тяжело, но сквозь сумрак, надвигающийся на его рассудок, Иван понял: цвет дома выглядит необычным для зданий этой местности в Прежней Жизни. Неужели кто-то (каков шутник!) поселился здесь или просто выкрасил парочку домов в невообразимые цвета? Ради поднятия собственного настроения?
Плач младенца был тихим, едва различался, но звук вынудил Ивана обернуться. Пусто. Лишь дома – неповрежденные крыши, фасады яркой расцветки. Когда они здесь появились? Он не заметил, как вошел в новый квартал? Мысли текли медленно, как остатки варенья из перевернутой банки, нехотя, но Иван все еще боролся. На периферии сознания промелькнуло лицо Евы, испуганное, напряженное. Иван зарычал, склонив голову вперед, сделал пару шагов. Его пошатнуло, но он снова пошел вперед. Он дойдет! Нечто уже бомбардирует его уставший, готовый сдаться мозг, но сам Иван не собирается сдаваться! Он должен спасти ее и себя! Он выдержит столько, сколько понадобится!
Глаза скосились в сторону, и он увидел, как перед стариком прыгает через скакалку маленький мальчик, лет пять-шесть, не больше. Он находился к Ивану боком, голову повернул к старику, и лицо его было не рассмотреть. А старик… старик поверх плеча мальчика смотрел на Ивана. И не улыбался. Быть может поэтому, увидев, как у него шевелятся губы, Иван услышал его слова. Он не прочитал слова по губам, именно услышал, но для этого нужно было видеть! Некогда было – да и не было сил – выяснять, как такое возможно. Иван просто принял на себя слова, как принимают на себя посланный через все поле мяч. Принял, чтобы с небольшой задержкой – опять Иван-актер в действии – осознать смысл.
– Ляг, поспи…
Иван ничего не ответил – просто не мог. Он не улыбнулся, не покачал головой, лишь сделал еще один шаг, и этим выразил свое несогласие.
Он смотрел перед собой на дорогу. Он опустил голову, но каким-то непостижимым образом все равно увидел, что старик нахмурился. Причем это было не просто недовольство, старик испугался за него, старик переживал! Перед глазами уже появились красные точки, а Иван понял, что раньше уже где-то видел этого старика и мальчика тоже. Видел! Где? Когда? Это не имело значения, а могло иметь.