– Хочешь кушать? – спросил Иван. – Или просто передохнуть?
Она молчала, глядя вперед, и он проследил за ее взглядом. Что-то лежало (или было нарисовано?) на земле. Иван ни один раз спрашивал себя, когда же они увидят знаки, их все не было, и почему-то тревога постепенно росла: куда же идти? В том же направлении?
Не сговариваясь, они пошли вперед. Десять шагов, и они замерли. Корявые фигурки с детского рисунка как будто взирали на них. Их было четверо, и они держались за руки. Два мальчика и две девочки.
Иван закрыл глаза и покачал головой.
В затхлую темную комнату без окон полился тусклый свет – кто-то открыл двери. На пороге стоял Кувалда (так его вчера называли дружки) и два помощника. Все трое – с пистолетами.
– Эй, рыжий, – подал голос Кувалда. – Подъем. Дело есть.
Грэг жмурился, видеть, к кому обращался Кувалда, он не видел, но понял, что зовут его. Подавив стон, он медленно поднялся.
– Шевели копытами, – сказал один из напарников Кувалды, с порванным ухом и глазами навыкате. – Иначе без копыт останешься.
Троица заржала. Грэг заметил, что ржут бандиты постоянно. Казалось, они сбрасывали напряжение не только издевательствами над рабами, пьянкой или сексом, но и этим тупым смехом, порожденным тупыми шуточками, которые и шуточками нельзя назвать.
Кроме Грэга в комнате находилось еще человек пять. Двое сильно избиты (один стонал всю ночь), еще двое невредимые, зато взгляд затравленный – это ощущалось даже во тьме.
Собственное состояние Грэг не смог бы объяснить внятно. Он мучился от того, что уже сделали с Анной, в то же время внутренний голос убеждал его, что Анна ему – никто. Они вместе не так долго, помочь ей он не в силах, нужно думать о себе. Однако тупая ноющая боль внутри не утихала – разгоралась. Вчера его с Анной разделили, и неизвестность вместо того, чтобы примирить его с ситуацией окончательно, наоборот усиливала терзания.
Ночью пленники в этой комнате спали, пока около получаса назад их не разбудили, приказав ждать. Грэг не спал полночи, сон все не шел, и, сдавшись ближе к рассвету, ощущал себя не выспавшимся. Грэг поравнялся с Кувалдой, не рискуя смотреть ему в глаза. Порванное Ухо упер ему в грудь дуло пистолета.
– Стояночка, – он хмыкнул.
– Теперь ты! – Кувалда показал на мужчину со светлой щетиной, который держался относительно с достоинством, во всяком случае, явного страха не выказывал. – И ты! Встали!
К Грэгу и Светлой Щетине присоединился третий – длинноволосый и худощавый. Порванное Ухо влепил ему подзатыльник.
– Копыта резче поднимай! Сунешься, как пьяная муха.
Троица снова заржала. Длинноволосого трясло, он смотрел в пол, ссутулившись, превращаясь в самую желанную жертву. Бандиты вытолкали пленников из помещения в коридор, закрыли дверь. Кто-то изнутри запричитал, умоляя отпустить его домой. Это развеселило бандитов, а Порванное Ухо передразнил несчастного.
Пленников провели в другое крыло, там пол устилали спящие рабы, вокруг витал запах пота и страха, несмотря на несколько пустых оконных проемов. Порванное Ухо зацепился за ногу одного из спящих, выругался, ударил раба по ноге, тот заворочался, застонав, но не проснулся. За деревянной перегородкой спали уже не рабы – на матрацах, развалившись, лежали полдесятка бандитов. За ними был дверной проем в просторную светлую комнату, на пороге стоял Борода. Он зевал – судя по всему, только что проснулся – и смотрел на приближающихся пленников. Задержав взгляд на Грэге, он оглянулся внутрь комнаты:
– Они здесь.
На пороге появился Волк. Заспанный, как и Борода, он прищурился, рассматривая пленников, задержал взгляд на Светлой Щетине, посмотрел на подчиненных. Стал изучать пленников.
– Времена нынче тяжелые, – Волк говорил медленно, будто нехотя. – Приходится добывать для людей не только хлеб, но и зрелища.
Борода хмыкнул. Волк покосился на него, и тот сделал вид, что его звук относился к пленникам, не к словам главаря.
– Слушать внимательно! – Борода хлопнул по плечу Длинноволосого. – Глаза не прятать!
Пленник вздернул голову, но взгляд его норовил упереться в пол.
– И я решил устроить небольшое шоу, – продолжил Волк. – Побегаете наперегонки с собачками. Кто первым добежит, останется жив. Остальных, извините, скушают.
Он помолчал, как если бы ожидал уточняющих вопросов. Длинноволосого затрясло. Грэг сжал зубы, чтобы сдержать собственную дрожь. Светлая Щетина держался лучше всех.
– Это необходимо, поверьте. Ваши жизни помогут остальным. Жизнь вдвойне приятна, когда осознаешь, что ее отняли у твоего ближнего, а не у тебя.
Борода заржал, его смех подхватили Кувалда и Порванное Ухо с напарником.
– И еще о хорошем. Тот, кто выживет, имеет шанс стать одним из нас, а не рабом. Вам есть ради чего стараться. А еще чел-победитель получит бонусы, как говаривали в Прежней Жизни, – Волк осклабился, довольный собой. – Это и жрачка, и бабы.
Он встретился взглядом с Грэгом.
– Ты, к примеру, мог бы получить свою бабу обратно. Как тебе такой бонус? Она у тебя ничего, чертовка. Правда, шипела, угрожая, когда поняла, что орать без толку.
Кувалда, Борода и Порванное Ухо заржали. Грэг подался вперед, заглядывая в комнату, на пороге которой стоял Волк. Борода, останавливая, ткнул ему в грудь дубинкой, но Грэг успел рассмотреть широкую кровать, покрытую шкурами. Там лежала обнаженная Анна, полуприкрытая одеялом. Она спала и от этого еще сильнее казалась растленной и униженной.
Грэг понял, что сделает только хуже, но осознал это уже после того, как отпихнул Бороду, рванул вперед, и Волк под его напором попятился.
– Убью! – Грэг выплюнул слово, как будто метнул чем-то тяжелым в подонка.
Волк сделал шаг в сторону, и Грэг, пытавшийся его ударить, промахнулся. Он едва удержал равновесие, замешкался – он, скорее, стремился к Анне, нежели пытался избить Волка. Тот, воспользовавшись заминкой противника, схватил палку, ударил Грэга в живот. Грэг выдохнул, сжавшись. Волк ударил еще раз, и Грэг согнулся, хватая ртом воздух. На спину обрушился град ударов Бороды, подоспел и Кувалда.
Волк, тяжело дыша, отшвырнул палку, поправил сбившиеся волосы.
– Сука, – пробормотал он, рассматривая хрипевшего Грэга – несмотря на количество ударов, сознание он не потерял, хотя был на грани. – Кувалда, кажется, ты любишь мужиков?
Кувалда хмыкнул.
– Я не мужиков люблю, а разных козлов опускать.
– Вот и займись. Этой швалью. Чтоб понял, кто он такой. Вместо него надо бы подобрать другого. Хотя… пусть этот побегает.
Борода кивнул, а Кувалда пнул Грэга, схватив его за волосы.
– Ну, что, сладенький? Готов к любви и обороне?
Бандиты заржали. Рваное Ухо предложил:
– Пусть его красотка посмотрит. Вдруг ей понравится? Разбудить?
19
Стемнело. Иван и Ева ждали какое-то время, прежде чем пошли к дереву. В усиливающейся тьме оно казалось громадным, больше, чем было в реальности.
В здании и на территории школы усиливалось какое-то движение. Ивану это не нравилось, он едва не предложил Еве не спешить и переждать ночь подальше от дерева, на безопасном расстоянии, но это означало, что они потеряют целый день, снова дожидаясь возможности взобраться на дерево под покровом очередной ночи. Он промолчал, и они медленно пошли вперед, пригибаясь, останавливаясь, дважды распластавшись и вжимаясь в землю.
Они вернулись в город незадолго до сумерек и почти не отдохнули. Подремали, каждый по полчаса. И почти все время молчали, как молчали с того момента, когда увидели на пересечении двух трасс по-детски корявый рисунок. Иван подумал, что Ева как будто знала, что именно они найдут по дороге, но от вопросов воздержался. Знаков, указывающих направление, как в предыдущие дни, не было, а без них путь стал дорогой в никуда. Иван удивился, как они жили раньше, до того, как встретили эти корявые стрелки, подарившие им надежду. Раньше они были перекати-поле, и теперь это выглядело болезненной бессмысленностью, пережить которую после теплившейся веры казалось нереальным. Теперь, чтобы возвратить веру и надежду, им нужно вернуться за парой, освободить которую нереально, причем мужчина из пары уже однажды их предал. Все это выглядело абсурдно, и в тоже время не более абсурдно, нежели знаки на дороге, которые оставлял неизвестно кто и неизвестно зачем.
Они почти достигли дерева, осталось шагов двадцать, не больше, когда на территории школы один за другим вспыхнули костры из заранее сложенного хвороста. Из здания потянулись улюлюкающие, галдящие бандиты. В руках некоторых были зажженные факелы, и ночь дрогнула, отступила. Иван и Ева припали к земле.
Вскоре они выяснили, что с территории школы не наблюдается массового исхода – бандиты, продолжая галдеть, к чему-то готовились, но выходить за колючую проволоку не собирались. Иван и Ева проползли оставшееся расстояние и вновь сделали паузу, пытаясь понять, что происходит. Ева тронула Ивана за плечо.
– Полезем на дерево?
Иван ответил не сразу.
– Мы уже здесь. Давай попробуем.
И они попробовали. Еву Иван подсадил, и она кое-как вскарабкалась, но Ивана подсадить было некому, а самому дотянуться до нижней ветки или ближайшей развилки ветвей оказалось нереально. Пришлось воспользоваться веревкой. Было неудобно, Ивану казалось, что с территории школы его вот-вот заметят, ему мешал полумрак, он весь взмок, прежде чем оказался на развилке ветвей рядом с Евой.
Гвалт с территории школы усилился. Иван и Ева могли видеть гораздо больше, нежели с земли. Они взобрались еще выше, выбрали место удобней.
Из здания вывели человека – даже с помощью костров было сложно рассмотреть его – и потянули за ограждение. Ему связали руки, повалили на землю. Обрабатывали его двое: один хлестал кнутом, второй бил его длинным шестом. Несчастный вопил, и Ева отвернулась, зажала уши. Иван, несмотря на страстное желание не просто отвернуться, вообще убраться с дерева и покинуть город, заставил себя смотреть, чтобы ничего не пропустить. Он чувствовал: это не наказание ради извращенного развлечения, с тем же успехом можно было избивать человека возле здания, на территории школы. Подонки к чему-то готовятся.